Убийство в Рабеншлюхт

— Учитель, конечно. Он шел нам навстречу от кузни, а потом повернул назад и пошел вслед за нами.

— То есть, вы видели, как он перед этим выходил со двора кузницы?

— А зачем это видеть, когда и так ясно? Не к колодцу же Рэнгу он ходил воды напиться? Больше там ничего нет: только колодец и кузня.

— Рудольф утверждал, что искал Амалфею, коза перегрызла веревку и сбежала. Он что-нибудь говорил про козу?

— Не помню! Мне было не до него, — воскликнула Нина. — Но потом оказалось, Амалфея пасется в моем огороде, потоптала и пожрала все, что только могла. И веревка у ней на шее была не погрызена, это учитель врет. Она была ровнехонько перерезана. Я это сразу заметила. Подумала еще: зачем это учитель специально подстроил?

— Это ведь Йоахим, как мне известно, подарил козу Рудольфу. Вот она и вернулась в тот дом, который считает своим, — напомнил священник. — А насчет веревки надо узнать. Кстати, Нина, вы сказали, что вам было в тот момент не до Рудольфа. Что-то случилось? Вы поссорились с мужем?

— А откуда вы знаете? — сварливо воспротивилась предположению священника молочница.

— Догадался, — невозмутимо ответил священник.

— Нет, ничего вы не догадались! Вам учитель сказал! А вы ему и поверили. Как можно верить картежнику? Вы знаете, сколько он в карты проигрывает? Вам и не снилось! Откуда у простого деревенского учителя вдруг столько денег? Как такому человеку вообще можно доверять наших детей?!

— Но он ведь учит совершенно бесплатно Марию?

— Зато нам и приходится, то козу ему дарить, то курицу-несушку, а Мария помогает ему по хозяйству.

— Ваша правда, — согласился отец Иеремия. — Ребята у вас трудолюбивые. И все-таки, из-за чего была ссора с Йоахимом?

— Да это семейные дела! — добродушно махнула рукой Нина. — К убийству это отношения не имеет.

— Просто Йоахим ревновал Нину к Феликсу, — подсказала Марта. Нина посмотрела на нее в ответ так, что взглядом чуть не пришила к стене. — А разве нет? Ты сама мне сегодня жаловалась, что из-за его ревности вы потеряли богатого покупателя в Леменграуене. Какого-то русского графа. Того, с кем Феликс обещал поговорить. — игнорируя негодование Нины, продолжила ее подруга. — И еще Йоахим грозился убить Феликса, потому что неделю назад увидел, как тот тискает в хлеву Марию.

— Не было этого! — взвизгнула Нина.

— Как не было, когда было, — невозмутимо продолжала мельничиха. — Только ты этого признавать не хотела. Надеялась, что удастся выдать за богатенького сынка старосты свою старшую.

— Она все врет! Не слушайте ее! — громко и сердито запротестовала Нина.

— И правда, это не так важно, — торопливо заметил отец Иеремия, искренне надеясь, что подружки не разругаются после его ухода. — Рудольф сказал еще, что за оградой кузницы маячил Альфонс Габриэль. Когда вы его там заметили?

— А как зашли во двор, так и увидели. Его башка все время торчала за забором, как тыква на жерди, — не задумываясь, ответила Нина.

— А мне ты говорила… — правдолюбивым голосом начала вновь Марта, но все-таки одумалась и не закончила фразу. Отец Иеремия не стал спрашивать, что говорила Нина Марте, только подумал, что зря, было, обрадовался, узнав, что мельничиха в гостях у Нины.

— А чужаки? Как вы думаете: они могли желать смерти Феликса?

— Да кто угодно мог. И чужаки тоже. Феликс всем насолил.

— Расскажите, что вы о них знаете?

— Ведьмаки они, — сердито заявила Нина. — Вороне какой-то поклоняются. Это же надо только додуматься до такого! Мужчины наши давно собираются пойти к Анне да поговорить с ней по душам. Пусть чужаки убираются от нас подобру-поздорову. Да только Генрих сдерживает. И зря, я думаю. Из-за чужаков у нас призраки и появились, до их приезда привидений лет сто никто не видел. Хорошо хоть, те ближе колодца Рэнгу к Рабеншлюхт не приближаются.

— А вы сами видели призраков? — спросил отец Иеремия.

— Брат видел, еще месяц назад, как раз у колодца Рэнгу. А до этого он встретил в лесу ихнего мадьяра, тот шел, крадучись, с огромным ножом. Брат сказал, мадьяр очень страшный, напугал его так, что он до самой мельницы бежал, ни разу не оглянулся. Вид у него дикий, зверский. Брат с той поры в лес не ходит. Да и вообще народ стал в последнее время бояться в ту сторону отправляться.

— Кстати, кто-то сегодня гулял в лесу и обронил ленту. Не ваша ли? — священник показал найденную Иоганном малиновую ленточку.

В один голос, не задумываясь, обе кумушки ответили сразу, но только каждая свое:

— Лауры.

— Анны.

Пока они спорили, кому принадлежит лента, дверь отворилась и на пороге с довольной и хитрой улыбкой на лице появился Иоганн, он пританцовывал от нетерпения, так ему хотелось что-то рассказать дяде. Священник велел ему знаком подождать, а сам начал тут же собираться.

— Очень-очень жаль, что я не застал Йоахима, но и впрямь надо вызвать следователя. И стекло нужно вставить на место разбитого. Хоть и не хочется, но виновный обязан возместить ущерб.

— Кто бы моему брату возместил? — заметила мельничиха. — Пастух — постреленок — сегодня привел кобылу охромевшей. Еле доковыляла, бедная. Не знаю уж, сможет ли бегать, как прежде. Подкова совсем отваливается. И утверждает, наглец, что лошадь сама виновата, в яму, дескать, оступилась. Где у нас, спрашивается, на пастбище ямы? Отродясь такого не было. А что бока у кобылы взмылены — будто мы не способны увидеть? Гонял ее по своей нужде, а кто возместит ущерб? Брат давеча пошел ругаться к родителям, мы им еще покажем, будут знать!

— Надо чтобы пастушок показал на месте, где это случилось, — посоветовал священник. — Может быть, он и не врет. Кстати, чуть не забыл. Вы написали, как я просил, письмо родителям Феликса? — обратился он к Нине.

Та, обиженно поджав губы, полезла на полку и достала, весь исчирканный, лист бумаги.

— Мы два часа писали, так старались. А господин Вальтер прочитал и отказался взять наше письмо. Дал Йоахиму телеграмму отправить, а там ни слова про убийство. Только «Срочно возвращайтесь тчк жандармерия Рабеншлюхт».

— Можно я посмотрю письмо? — обратился к Нине священник. Та протянула ему исписанный лист.

«Дарогой госпадин староста Шульць, — прочитал он, — пряма низнаим как вам написать, штобы ниочень растроить. Подготовьтись вдуше своей к плохому известию, а потом уш читайте дальше. Ваша кровинушка сыночик ваш Феликс голубок ваш нинаглядный убит был сиводня злобным нигодяем и нехристем, зарубили ево сокола яснава топором в кузнице посреди белава дня. Госпадин Вальтер орестовал Сибастьяна так как он стоял с топором в руках наттелом касатика вашего нинаглядного. А свитой отец думает што ктото другой убивец и фсех об том распрашивает. Крепитесь госпадин староста и нерасказывайте эту ужасающую новость супруге вашей фрау Шульц, она болезная может и неперенесть таково горьково известия».

Другой рукой, печатными буквами внизу было добавлено:

«Эта писала Нина, а я Марта. И я хачу дабавить, что фся диревня рабеншлюхт плачит горькими слезами вместе свами».

Отец Иеремия вздохнул с облегчением и даже не проверил почерк. Нина и Марта никак не могли написать записку Себастьяну от его имени.