Как пришить тетушку

Старджон Теодор

Как пришить тетушку

— Вот чертяка, — восхищенно произнесла старая леди. Тон ее, пожалуй, мог бы показаться странным, поскольку белок она не переваривала, особенно тех, что воруют птичий корм и сало из кормушек. Прикованные к постели люди не могут не любить птиц. И тем не менее старуха добавила:

— Ох, есть у тебя мозги в голове.

Обращалась она к белке, которая после двух безуспешных попыток добраться до птичьей кормушки оказалась как раз на той ветке, откуда удобнее всего было прыгнуть.

Старая дама терпеть не могла белок, непунктуальность, неаккуратность, рисовый пудинг, жадность, рекламу, особенно на телевидении (а телевизор она смотрела очень часто), тупоумие, племянника Хьюберта. Хьюберт нимало не походил на рисовый пудинг или на белку, но для тетушки он служил воплощением всего вышеперечисленного.

Отчасти.

В этом, наверное, все и дело, думала старая леди, восхищаясь проклятой белкой. Все верно, она ненавидит Хьюберта во всех его ипостасях — от внешнего вида до рода занятий (Хьюберт работал ассистентом продюсера в одной из коммерческих телепрограмм, а значит — мыл чашки, говорил: «Вас понял, сэр», и вечно был на побегушках). Она его ненавидит — отчасти. Пусть по большей части. Но не полностью.

А белка тем временем добралась до латунной ручки, при помощи которой открывалась и закрывалась кормушка. Всем белкам белка: хитрая, плутоватая, проворная воровка.

Беззлобно выругавшись, старуха дернула за проведенную к ее кровати веревку, и кормушка поднялась на положенное место, то есть на верхние ветви березы. Эту хитроумную кормушку, способную путешествовать от окна старухи к дереву и обратно, как и кое-что еще в этом доме, изобрела сама хозяйка, а смастерил Хьюберт. Ну что о нем можно сказать? Нет, конечно, он не совсем криворукий. В принципе с работой справиться способен, просто он сначала перепробует все неверные способы, и только потом доберется до верного. Тетушка содрогнулась, вспомнив бесконечные недели хаоса в доме, когда ее племянник трудился над сооружением кормушки. Но теперь, так или иначе, устройство работало, и старая дама каждое утро подтягивала кормушку к окну, дабы наполнить ее.

Она взглянула на часы и сунула руку под подушку, чтобы достать пульт дистанционного управления телевизора. Телевизор она любила и без смущения в этом признавалась. Особенно она пристрастилась к телевизору в последнее время. И еще она обожала именно этот телеприемник, ей нравилось смотреть на него даже тогда, когда он не включен. Этим вот телевизором Хьюберт пытался убить ее, и она, в общем-то, помогала ему.

Этот телевизор — не чета птичьей кормушке. Там тетушка только и делала, что понукала Хьюберта. В случае же с телевизором она подала идею, убедила Хьюберта в необходимости ее реализации, а затем старательно разыгрывала дурочку, причем Хюберт так и не понял, что она далеко не так глупа, что она всего лишь играла роль простодушной старушки. А Хьюберт — тетушка скрепя сердце признавала это — в работе над телевизором проявил изрядное упорство и прилежание. На этот раз Хьюберт изменил себе и настойчиво добивался своей цели.

Уже много времени прошло с тех пор как он впервые попытался убить ее. Поводом тогда послужила Сюзи Варина. Наверное, у него много накопилось за долгие годы, но именно Сюзи стала последней каплей. Сюзи была у них прислугой, и тетушка, подумать только, тетушка, как последняя дура, предоставила ей кров. Она, тетушка, не предполагала, что Хьюберту придет в голову связаться с женщиной, и тем паче с Сюзи. Да, она ошиблась. Она прекрасно разбиралась в денежных вопросах, в простых механизмах, в птицах, в хронометрах, но за всю свою долгую и полную забот жизнь (в кошельке у нее никогда не было незаработанного цента) она так и не научилась ориентироваться в хитросплетениях отношений между мужчиной и женщиной. В этой единственной области она могла допустить ошибку — и допустила. Сюзи была маленькой хищницей, пронырливой и алчной. О Хьюберте старуха судила в общем-то верно, он не подошел бы к женщине, даже встретив ее на необитаемом острове, настолько непоколебимо он был убежден в своей непривлекательности. Но он, как и его тетушка, не принял во внимание дьявольское мастерство лести, которым в совершенстве владела Сюзи. Похвали мужчину за его мужские качества, и можешь из него веревки вить. Так что Хьюберт, чей опыт в общении с противоположным полом сводился к игре в почту в десятилетнем возрасте (тогда все девочки, не сговариваясь, отправили его в ящик для писем, не нашедших адресата), стал легкой добычей. Завоевать его сердце львице Сюзи было ничуть не труднее, чем скатиться на лыжах с пологого склона.

Роман Хьюберта и Сюзи продолжался несколько месяцев прямо под носом тетушки, в ее собственном доме. Их шашни сходили им с рук не только потому, что Сюзи держалась очень скромно, то есть выбрала разумную тактику для достижения своих целей, и не только потому, что старая тетушка не была настроена на данную волну. Хьюберт был настолько ошарашен тем, что с ним произошло, что впал в оцепенение, и родная тетушка, самая близкая его родственница, считала, что он ведет себя, как всегда. Он не пропадал по ночам, двигался, как обычно, то есть словно во сне, и даже не предался мотовству интересы Сюзи простирались несколько далее новых шляпок. Этого обстоятельства старая леди, разумеется, так и не узнала, даже после того, как обнаружила опасность и молча ликвидировала ее источник.

Тайна раскрылась совершенно случайно. Однажды в половине третьего ночи тетушке зачем-то вздумалось глянуть с лестницы вниз, и она увидела, как ее племянник выходит почему-то из столовой да еще посылает в сторону двери воздушный поцелуй. Она отступила в темный угол, и племянник прошествовал мимо нее по лестнице, блаженно улыбаясь. В руках у него были не только туфли, но и нижнее белье. Не заметив слежки, Хьюберт проследовал к себе в комнату и заперся изнутри. Тем временем старая дева, необыкновенно подвижная для своих лет, молнией метнулась вниз и застыла на пороге столовой.

На толстом меховом коврике были расставлены в ряд четыре массивных стула старинной работы. На спинке ближнего к двери стула висела темная блузка и белел лифчик, а возле дальнего стула стояла парализованная страхом и яростью Сюзи Карина. На ней была юбка, соответствующая блузе. В комнате было темно, но картина эта навсегда отпечаталась в памяти обеих женщин. Опомнившись, Сюзи шагнула назад и растворилась во мраке. Ничтоже сумняшеся тетушка подошла к каморке дворецкого — именно там скрылась Сюзи, — захлопнула дверь и задвинула тяжелый засов. Затем она стремительно прошла в кухню и заперла каморку дворецкого с другой стороны. И все это время в доме стояла мертвая тишина, нарушаемая только лязганьем засовов. Никто не произнес ни слова.

Тетушка обошла нижний этаж, убедившись, что все ходы и выходы надежно заперты, за исключением окна в буфетной, широко распахнутого в прекрасный ночной мир, вернулась в столовую, двумя пальцами взяла блузку и лифчик и отнесла их, держа на вытянутой руке, в комнату прислуги. Там она решительно и быстро упаковала все вещи Сюзи, достала из встроенного сейфа двухнедельное жалованье служанки, засунула деньги в один из двух чемоданов и затянула все ремни, после чего отнесла чемоданы в кухню, положила их на мусорное ведро и отправилась спать.

Она плохо знала женщин, зато хорошо знала Хьюберта и понимала, что в любом затруднительном, даже скандальном положении, он будет слепо исполнять то, что ему скажут, причем командовать им будет не Сюзи. Никто никогда не узнает, как скоро дошла эта истина до Сюзи, но она дошла, это факт, так как на следующее утро тетушка спустилась в кухню и уже не увидела чемоданов девушки.

Хьюберт спал сном праведника. Тетушка приготовила завтрак и властным голосом приказала ему спуститься. Когда он вошел, зевая и потягиваясь, она велела ему поставить стулья на место. Хьюберт оглядел кухню, увидел тетушку, самолично ставящую на стол поднос, и побелел. Он, конечно же, вернул стулья на место, сел на один из них и принялся за завтрак.