Масон

Большая старинная квартира была шикарно обставлена, но в ней было страшно холодно, и дама зажгла электрокамин, умело и с изяществом оборудованный в большой комнате. Теплее не стало, кофе тоже мало согревало. Отогрело меня только емкое женское тело вдруг без всяких предисловий бурно прижавшееся ко мне. Все случившееся мне пришлось отнести на счет удачной психотерапии. В том-то и состояла моя первая самая большая ошибка. Потом, уже лежа на широкой двуспальной кровати под пуховым китайским одеялом, несколько отдохнув от "естественных безумств", пригревшаяся в объятиях женщина сообщила мне о том, что только вчера вышла из психиатрической больницы после основательного курса лечения шизофрении…

Такой поворот откровений обозначал, прежде всего, то, что я оказался говенным психиатром. Ведь подозрения-то у меня были с самого начала, еще в кафе. Но я не сумел убедить себя в том, что нас с другом посетила "шизофрения"! Да, пока это была еще относительно спокойная стадия проявления основного заболевания. Однако, как водится, сдержанность могла разрушиться в одно мгновение. Женщина по профессии была искусствоведом, а потому можно предполагать, что бред, родившийся в ее неспокойной голове, обязательно будет многоцветным, изощренным, с особыми выкрутасами. Я уже не помню, чем я мотивировал столь быстрое отступление со случайно возникшего поля боя. Наверняка говорил о позднем времени, об обремененности многодетной семьей, ревнивой супругой, хотя ни того, ни другого у меня не было. Была только дочь и сын, которых я воспитывал в одиночку, не заводя в доме "мачехи" после ранней смерти их матери.

Женщина посокрушалась, но отпустила мою душу и плоть на покаяние. Я так понимаю: мне помогло быстрое утомление, возникшее у сложной пациентки после бурных эмоций, она находилась в полусне. Фаза возбуждения сменилась эффектом сильнейшего торможения, женщина заснула довольно быстро. Я спокойно вышел, защелкнув дверь на французский замок, полагая, что это движение будет окончательным, а не этапным – меня невозможно найти в почти пятимиллионном городе. Каково же было мое удивление, когда возвратившись на следующий день с работы, я застал у дверей своей квартиры сидящую на ступенях мою подопечную, вот уже битых четыре часа ожидавшую продолжения психотерапии. Оказывается, мой приятель-доброход тогда в кафе сумел подсунуть очаровавшей его даме свой телефон. По телефону она обаяла приятеля еще больше и он выложил всю мою подноготную, а заодно выдал и адрес. Теперь я оказался в плену патологически ясных представлений, далекоидущих экспектаций моей новой пациентки.

Доставшееся мне на скорбь и муку существо требовало серьезного и беспрерывного лечения. Понятно, что любовные оргии тоже могли помогать балансировке процессов возбуждения и торможения коры головного мозга податливой на ласку женщины. Но все это происходило в нездоровой голове по необычной схеме, а потому среди касты врачей-психотерапевтов не принято совмещение лечения и развлечения. Мне было необходимо срочно "отрабатывать" на приличную дистанцию от очаровательной дамы. Любому настоящему врачу не безразлична судьба больного, если, конечно, он не настроен на искус "острого опыта".

Я поил чаем "милое существо", избегая перехода за грань врачебного внимания, ограничиваясь только психотерапевтическим допингом. Мне пришлось сильно попотеть в поисках формы психотерапии, наиболее подходящей в данных условиях. Это были "тяжелые будни" врача-искусителя, пытавшегося теперь искупить свою вину перед пациенткой и Богом…

Печальные размышления прервали голоса друзей:

– Александр Георгиевич, ваши дамы согласны приютить "беглецов" под сенью своих шатров! – эти слова принадлежали Владимиру.

Теперь я посмотрел на честную компанию вполне осмысленным взглядом, свежи еще были мои воспоминания. Они держали мою исследовательскую прыть под уздцы, никакими силами, никто не мог теперь меня заставить забыть чисто врачебное "табу". Я не желаю больше экспериментов в своей жизни, ни потому, что не доверяю психическому здоровью наших дам, а потому что не уверен в своем психическом благополучии.

– Я пойду только в собственный дом! Кто желает со мной – вперед!.. Но помните, дорогие друзья: "кто не с нами – тот против нас!" – вот так прямо я и врезал нашим горлопанам.

И хотя нависло гробовое молчание, но с этой минуты у меня появилось стойкое ощущение того, что я прочно впечатался во власть Судьбы, Проведения, Божьей Воли. Мне даже захотелось, чтобы Смерть дохнула мне в лицо, подержала Костлявая Старуха меня за горло, затем взяла за руку и повела за собой. Тогда, может быть, откроются передо мной какие-то особые тайны, не известные земным существам. Их может узнать и испытать человек, хотя бы одной ногой уже шагнувший за границу жизни и смерти!..

Мне припомнились гениальные стихи Ивана Бунина: "Звезда дрожит среди вселенной… Чьи руки дивные несут какой-то влагой драгоценной столь переполненный сосуд? Звездой пылающей, потиром земных скорбей, небесных слез, зачем, о господи, над миром ты бытие мое вознес?" Я осознавал глобальность той власти, что распоряжается каждым из нас, диктуя свою программу нашим земным действиям, отдаляя или приближая нас к смерти. "После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от власти его" (Откровение 18: 1).

Первым очнулся от неожиданности моих решений Владимир. Олег и дамы уже были заряжены негой некого нового приключения, щекотавшего им нервы и шевелившего "жабры", и такой поворот событий их не устраивал. Но плевать я хотел на чьи-то установки: душу мне терзали мои прошлые грехи, которых, видит Бог, за мою жизнь накопилось слишком много!.. Я, может быть, мысленно стоял уже у помоста эшафота, на кровавой плахе готовилось последнее мое причастие… А тут какие-то "опасения" за мою жизнь, да еще и развлечения разные выпирают своим жирным похотливым боком… Нет и еще раз нет, я на такие игры не согласен!.. Пошли вы все к Черту!.. Вы ведете свою собственную партию, пусть так, если вам это угодно. А я буду играть на своей "балалайке" по иным нотам, по велению души…

– Александр Георгиевич, не стоит волноваться, – успокоил меня Владимир, музыку заказывать все равно Вы будите и никто иной. Вы у нас теперь являетесь центром притяжения всей шпионской и контршпионской деятельности. За вами остается последнее слово.

Вот это правильное толкование моих прав! Молодец Владимир – я всегда считал тебя, сына моего друга, смышленым парнем, надежным бойцом. Так я думал, хотя и понимал, что расстроил своих сотоварищей.

– Господа, – обратился я ко всем миролюбиво, – поймите меня правильно: существует суд памяти, и он порой заставляет нас принимать неудобные для других решения. Сегодня, кстати, для людей, родившихся под знаком Зодиака, именуемым "Дева", да еще со "Змеей" в компании, период сложных решений. Мистика из всех углов Вселенной прет на меня, не стесняясь, не давая помнить об осторожности и справедливости… Вообщем, господа, давайте жить дружно и пользоваться только тем, что по праву нам выделяет Господь Бог. Не будем обжорами и сластотерпцами… Нет возражений?

Общество ответило мне примирительным "Гм"… Ну, а я и тем был доволен. Не хватает мне покаявшись в одном грехе, тут же взять на душу другой грех. Однако на душе остался тяжелый осадок, отбросы какие-то…

Поехали ко мне. Первыми вышли молодые ребята и обследовали лестницу, а потом пасли "нечистую силу", способную вдруг неожиданно выставить из слуховых окон снайперскую винтовку "Винторез". Дворики здесь, в центре города, маленькие и убойной силы такого оружия достаточно, чтобы прошить человеческое тело, даже упакованное в самый прочный бронежилет. Затем наверх отправились дамы. Олег, я и Владимир "притормозили". В машине, командир держал недолгую речь: