Милость Келсона

Джехана вскоре запуталась в именах проходивших перед ней дам, но идея активного участия в выборе жены для Келсона заставила ее щеки слегка разрумяниться. Многие из дам были очень молоды и явно хороши по всем качествам.

Настроение королевы все улучшалось; но наконец Мерауд увлекла ее к окну, возле которого сидела занятая вышивкой по тафте прекрасная молодая женщина.

На ней было платье глубокого синего цвета, напоминавшего о горных озерах, ее тяжелые огненно-рыжие волосы были уложены на затылке в золотую сетку, унизанную жемчугом, лоб стягивала золотая лента.

— Это герцогиня Риченда, — сказала Мерауд, когда женщина встала и присела перед королевой в глубоком реверансе.

Сердце Джеханы заколотилось как сумасшедшее, ее тело застыло от ужаса.

— Герцогиня… Риченда? — с трудом произнесла она. — Не приходилось ли мне прежде слышать ваше имя?

Женщина выпрямилась и ее невероятно синие глаза посмотрели прямо в глаза королевы, — уверенно и с сочувствием.

— Это вполне возможно, ваше величество, — ответила она низким голосом. — Мой покойный муж заседал в совете короля Бриона. Это граф Марли.

— Граф Марли… — безжизненно произнесла Джехана. — Но Мерауд сказала…

— Теперь титул графа Марли носит мой сын Брендан, ваше величество. А я ныне замужем за герцогом Корвином.

Корвин! Джехана наконец поняла, что значит звук этого имени, и онемела от страха. «Добрый Иисус, это жена Моргана! Она замужем за Дерини!»

— Да… понимаю, — прошептала она.

Но она почти ничего не видела вокруг себя, когда повернулась, чтобы уйти; она едва передвигала ноги, и не понимала, кого ей представляли еще… и наконец подозвала Сесиль и сбежала в поисках спасения в молельню, примыкавшую к ее спальне. Молитва отчасти вернула ей душевное спокойствие, но не изгнала чувства глухого отчаяния от того, что супруга Дерини, похоже, уверенно водворилась в королевском доме.

Глава III

…потому что родили чужих детей.[4]

Остаток дня для Келсона прошел в напряжении, вызванном приездом Джеханы. Не улучшало его настроения и то, что должно было произойти вечером. Немало обеспокоенный ритуалом, который предстояло провести в поздние часы, он тем не менее не смог отдохнуть и расслабиться хотя бы на час-другой перед ужином, потому что, хотя Джехана и отклонила его приглашение поужинать с двором, он счел необходимым составить ей компанию в ее покоях. Однако, чтобы перенести встречу на более нейтральную почву, он попросил Нигеля и Мерауд устроить все и организовать ужин в их собственных палатах. Заодно Нигель отвлекся бы от мыслей о предстоящем ритуале. С немалой долей злорадства он приказал Моргану и Риченде занять главные места за столом в большом холле на время его отсутствия, — поскольку именно Морган отчасти был виновен в настроениях Джеханы. Дункан и Дугал постарались, чтобы все было сделано как можно лучше.

И в результате этим вечером Келсон сидел со своей матерью, Нигелем и Джеханой в вечерней столовой своего дяди и пытался поддерживать вежливую болтовню, — при том, что ему страстно хотелось очутиться как можно дальше отсюда. В столовой было душно — или это ему лишь казалось, — и Келсон бездумно вертел кольцо Сиданы, слушая, как собеседники перескакивают с темы на тему. Но в основном разговор вращался вокруг ненавистных Джехане и пугающих ее Дерини.

— Когда эта новость добралась до Сент-Жиля, — говорила Джехана, — я едва поверила своим ушам. Держать Аларика Моргана рядом с собой — уже достаточно опасно; но принять ко двору его жену, чей первый муж был изменником и к тому же Дерини…

— Брэн Корис не был Дерини, матушка, — раздраженно бросил Келсон, внезапно испугавшись того направления, которое могла принять беседа, не прояви он осторожности.

— Но о нем говорят, что он стоял в магическом круге Венцита Торентского…

— А епископ Арилан стоял в моем круге. Разве от этого он стал Дерини?

— Епископ Арилан? Разумеется, нет! Но…

— Вот видишь, нет! — Это не было прямой ложью, но отводило подозрения Джеханы от Арилана, буде они возникнут. — Я просил присутствовать его и отца Дункана… и Моргана, потому что процесс дозволяет четырех человек с каждой стороны. Но состязались я и Венцит. Мы выбрали тех, кто готов был составить нам компанию и поддержать нас, но сила, если она и присутствовала на Тайной Дуэли, исходила от Венцита и меня самого.

— Но чьей властью она дана? — резко спросила Джехана. — Тех чужаков, что явились на белых конях? Я слышала о них, Келсон. Кто они? Это были Дерини, ведь так?

Келсон отвел глаза.

— Я не могу говорить о них.

— А, значит, это действительно были Дерини, — прошипела королева. И повернула искаженное отчаянием лицо к брату своего покойного мужа. — Нигель, ты был там. Что ты видел? Кто были те люди? Неужели их так много, что они спокойно ходят меж нас, неузнанные и безнаказанные?

Нигель знал об этом не намного больше Джеханы, поскольку не был посвящен в планы Совета Камбера — он знал только о некоторых его непосредственных действиях. Но его неловкое молчание тут же побудило Джехану вернуться к старой и относительно безопасной теме Моргана, чье благожелательное отношение к Дерини ни для кого не было секретом. Пока Джехана рассуждала об этом, Келсон предавался приятным размышлениям о тех находящихся при дворе Дерини, о которых Джехана пока что не знала.

Она даже не связала их с Ричендой, хотя, конечно, подошла в своих предположениях пугающе близко. И ясно было, что ничего подобного не приходило ей в голову относительно Арилана. Если бы она обнаружила, что Дерини сумел пройти все ступени церковной иерархии неопознанным, и достиг звания архиепископа — это потрясло бы ее веру до основания; но, конечно, она бы ни на секунду не усомнилась в том, что все это — происки дьявола, его попытка подорвать религию изнутри. А ведь и Дункан мог бы достичь подобных высот — но кое-кто из епископов был уверен в том, что он Дерини, а многие готовы были проклясть его кузена Дерини — Моргана.

Дугал, само собой, был в другом положении. Кроме самого близкого окружения Келсона — Моргана, Риченды, Дункана и самого Дугала, — лишь Нигель и Арилан знали, что Дугал тоже Дерини; и еще меньшее число людей знало, что он сын Дункана, об этом и Нигелю с Ариланом не было известно. Впрочем, следовало признать, что Совет Камбера, пожалуй, знал все, о чем знал Арилан, — и что их беспокоил Дугал и тайна его силы, так же, как их беспокоили Морган и Дункан, — но кроме этих немногих никто не мог и заподозрить ничего подобного, в этом Келсон почти не сомневался.

Он сделал большой глоток легкого орехового эля, поданного Нигелем к столу, — вино могло притупить их чувства и тем помешать ритуалу, — и улыбнулся в кубок, пробормотав что-то неразборчивое в ответ на продолжавшийся монолог королевы.

То, что Дугал оказался Дерини и сыном Дункана, все еще удивляло и восхищало его. Это открытие отчасти смягчило ужасающее потрясение, вызванное убийством Сиданы, немного приглушило воспоминание о Двенадцатой Ночи несколько месяцев назад. Под ровное бормотание матери он позволил себе вспомнить кое-что…

…Он тогда сидел в ванне перед камином, в своей спальне, надеясь, что горячая вода разгонит холод, проникший, казалось, в самую его душу. Он давно уже смыл с рук кровь Сиданы, но что-то заставляло его снова и снова окунаться в воду, словно это могло изгнать следы ее крови из его сердца.

Он смутно осознавал, что по спальне время от времени кто-то осторожно проходит — Морган, Дункан, Дугал… он ощущал их теплое сострадание, знал, что они хотят облегчить его боль; но он был слишком туго стянут обручами страдания и чувства вины, и еще гнева… он не мог позволить их сочувствию проникнуть в него. Он по-прежнему не знал, действительно ли он любил Сидану, но он все равно был в ответе за ее смерть, пусть и не его рука держала кинжал.

Она находилась под его защитой, а он ее предал. Ее обручальное кольцо сверкало на его пальце, обвиняя и напоминая… он снял это кольцо с тоненького пальчика, когда держал на руках безжизненное тело, там, в запятнанном кровью святилище, в котором за несколько минут до того они сочетались браком.

4

Осия 5:7