Сестры-соперницы

— А что мы можем сделать?

— Мы можем расстаться, а это значит, что остаток своих дней я проведу, тоскуя по тебе.

— У тебя есть профессия, — сказала я, — и похоже на то, что в наступающем году она будет полностью занимать тебя. А мне пора отправляться домой.

Он еще крепче обнял меня.

— Когда ты пришла, я сразу узнал тебя, Берсаба.

— И не подал виду.

— Я не решился.

— Да, — сказала я, — поскольку ты праведный человек. Ты прямо как Адам. Женщина ввела тебя во искушение. Только не протестуй. Это так. Видишь ли, Ричард, я нехорошая женщина. Ты должен это осознать. Анжелет похожа на нашу мать — мягкая, добрая, совершающая правильные поступки. Я не мягкая; добра я лишь к тем, кого люблю; а поступать правильно я согласна лишь тогда, когда это доставляет мне удовольствие; и, как ты сам видишь, по той же причине я готова совершать не праведные поступки.

— Я никогда не встречал никого, похожего на тебя.

— И молись о том, чтобы больше не встретить.

— Я вообще не представлял, что могут существовать такие женщины. Только узнав тебя, я поверил в это. Если бы ты была моей женой, мне ничего другого не нужно было бы от жизни.

Я пригладила его волосы.

— Что же теперь, Ричард? — И, не ожидая ответа, ответила сама:

— Мне надо уехать. Именно это я и хотела тебе сказать, придя сюда., а потом поддалась искушению побыть еще раз с тобой.

— Господи, Берсаба, что же нам делать?

— Есть только один выход. Я должна уехать.

— Нет, — спокойно сказал он, — я не могу позволить тебе сделать это.

— Мы обязаны думать об Анжелет, — продолжала я Он кивнул.

— Ты должен попытаться понять ее. Будь терпелив. И, возможно, со временем…

— Она никогда не превратится в тебя.

— Но ты женился именно на ней, Ричард.

— Почему же мне не встретилась ты!

— Роптать на судьбу бесполезно, правда? Так уж все сложилось, и мы должны смириться. Она в восторге от тебя. Она тебя любит. Ее нельзя осуждать только за то, что такова ее природа, как нельзя осуждать за это нас.

— Теперь, узнав тебя, я не смогу без тебя жить.

— Сможешь и будешь. Так должно быть. Он взглянул на меня с отчаянием.

— Мы должны что-то придумать. Я покачала головой.

— Я не являюсь хорошей женщиной, Ричард, как ты понял. Но таковой является моя сестра… моя сестра-близнец. Этому должен быть положен конец. Мне следует найти предлог для отъезда.

— Этим ты разобьешь и ее и мое сердце.

— Сердца быстро заживают, если кто-то занимается их лечением. Вы вылечите друг друга.

Он еще крепче обнял меня, и я воскликнула:

— Нет! Я обязана уехать. Мне нельзя оставаться здесь… в таком качестве. Ты же видишь, насколько это опасно.

— Я не могу отпустить тебя, — просто сказал он.

— А я не могу остаться, — ответила я.

— Берсаба, обещай мне не уезжать сразу… Подожди немного. Давай подумаем, как все это можно уладить.

— Если я останусь… это может повториться. Мы оба замолчали. Я понимала, что он борется с кипящими в нем страстями точно так же, как и я. Мне надо было сохранять спокойствие. Я должна была думать об Анжелет.

— Я не могу потерять тебя. Ты же знаешь, что представляет собой наш брак. С твоим появлением изменилась вся моя жизнь… она приобрела смысл… исчезла вечная подавленность…

— Это понятно, — ответила я. — Знаешь, сейчас мы слишком взвинчены. Мне пора идти.

В колеблющемся свете свечи я видела лицо Ричарда, умоляющее, полное отчаяния и ставшее от этого более молодым и беззащитным. Мне хотелось успокоить его, дать обещания, которые были бы предательством по отношению к Анжелет, а ведь — Господь свидетель — я и так достаточно причинила ей зла. Следовало прекратить думать о себе и о Ричарде.

— Обещай, что пока не уедешь, — настаивал он. И я пообещала ему, а затем ушла. Я почти выбежала из спальни и захлопнула за собой дверь. Потом я заглянула к Анжелет. Она мирно спала, и на ее невинном лице читались удовольствие и облегчение.

Было нелегко смотреть в лицо Анжелет, но я справилась с этим лучше, чем Ричард. А в середине дня прибыл гонец с вызовом, и он явно почувствовал облегчение.

До его отъезда нам удалось встретиться с глазу на глаз. Он сказал:

— Мы что-нибудь придумаем. Но я знала, что ничего придумать нельзя. Анжелет долго махала ему вслед рукой, а затем, повернувшись ко мне, с гордостью сказала:

— Он занимает очень важную должность. С ним советуется король.

Что касается меня, то мне хотелось побыть одной и подумать, поэтому я отправилась к пруду, откуда открывался вид на стену замка, и стала думать о переживаниях Ричарда, о его ребенке-монстре, который был заточен там, а главное, о том, что будет с нами дальше.

Шел декабрь, и Анжелет без конца говорила о наступающем Рождестве и о том, как празднуют Рождество у нас дома. Отец пока никуда не уехал. Мать писала, что дела с устройством конторы в Плимуте отнимают у него и у брата много времени, но она счастлива, потому что они будут вместе на Рождество. Сожалела она лишь об отсутствии своих дочерей. И я представила, как в дом вносят святочное полено, как появляются певцы и мимы… наши собирались съездить на неделю-другую в замок Пейлинг. Дедушка Касвеллин вел себя беспокойно. К концу октября с ним так бывало всегда, поскольку в Хэллоуин к нему возвращались воспоминания о прошлом, он начинал волноваться по поводу ведьм и выражал желание лично отправиться на их поиски и повесить их. Обычно все это кончалось для него приступами слабости.

«Так что, видите, дорогие мои, — писала мать, — все у нас по-прежнему. Я очень рада тому, что вы вместе. Анжелет должна уговорить Ричарда, чтобы вы все приехали к нам в гости. Конечно, я понимаю, что время сейчас беспокойное и солдату нужно быть готовым ко всему. Надеюсь, беспорядки улягутся, и жизнь вернется в мирную колею. В Рождество мы, будем думать о вас».

А мы, конечно, будем думать о них.

В середине декабря подозрения, появившиеся у меня некоторое время назад, подтвердились. Не следовало, впрочем, удивляться тому, что мне предстояло стать матерью.

Я сделала это заключение абсолютно хладнокровно и даже с некоторым радостным возбуждением. Рассмотреть все сложности, связанные с этим обстоятельством, можно было и потом. О чем я думала? Я была счастлива, что у меня появится ребенок от Ричарда. Вот только в качестве кого я буду его вынашивать?

Феб внимательно наблюдала за мной. Думаю, что она знала обо мне гораздо больше, чем я поначалу считала. Она всегда следила за мной, и ей наверняка было известно, что я не раз возвращалась в свою постель лишь под утро.

Лежа в кровати, я спокойно взвешивала ситуацию. Я спрашивала себя, что я собираюсь делать. Надо все рассказать ему, но какова будет его реакция? Сначала он обрадуется, но потом представит, сколько трудностей возникает в связи с этим, и начнет судорожно искать какой-то выход.

Я могу пойти к своей сестре и заявить ей: «Я собираюсь родить ребенка от твоего мужа. Ты не хотела его, а я — хотела и вот результат».

Даже мне, настолько хорошо знавшей Анжелет, было трудно представить, что сделает она в ответ.

Я знала, какое решение предложит Ричард. Он захочет увезти меня отсюда. Нам придется выдумать какой-то повод для моего отъезда. Я буду тайно вынашивать его дитя, а он иногда будет посещать нас.

Но как это сделать? Нужно было все предусмотреть.

И почему я не подумала об этом заранее? А он? Похоже, страсть сделала нас слепыми ко всему, что мешало ее удовлетворению.

Для меня было характерно то, что, когда возможное решение напрашивалось само, я не колебалась. Я всегда действовала слишком быстро, и мать часто корила меня за это. Я была несдержанной, импульсивной по натуре. Видимо, благодаря этим своим чертам я частенько попадала в ситуации, из которых потом с трудом выбиралась.

Действительно, мне надо было предвидеть подобную возможность. Отчего бы мне, страстной женщине, не быть плодовитой? Я не думала об этом, захваченная самой интригой и радостью, которую получала от этих мимолетных встреч. А может быть, я подсознательно отказывалась принимать такой исход.