Страница 61 из 93
— Я очень рад тому, что вы решились приехать, — сказал он, — Анжелет очень тосковала по вас. Но как же вы похожи! В первый момент мне показалось, что я вижу ее в окне. Но между вами, конечно, есть различия, большие различия.
Я не могла прочитать его мысли по глазам. Он был не из тех людей, у которых все написано на лице, поэтому мне трудно было понять, какое впечатление я произвела на него. А я сама все еще была ошеломлена своими ощущениями.
Я наблюдала за тем, как его пальцы охватывают бокал — длинные пальцы, как у музыканта, ухоженные и в то же время сильные, не похожие на пальцы солдата. Я заметила на них золотящиеся волоски, и мне тут же захотелось их потрогать.
— Да, — сказала я, — разница огромная. Моя болезнь оставила неизгладимые следы.
Он не стал убеждать меня в том, что оспины вовсе не заметны. Я поняла, что он — прямой человек, не привыкший лгать.
Он просто сказал:
— Вам посчастливилось выжить.
— За мной прекрасно ухаживали. Мать твердо решила, что не даст мне умереть, и ей помогала моя служанка.
— Анжелет рассказывала мне об этом.
— Она, наверное, вообще многое рассказала обо мне.
Я вдруг задумалась о том, какой я представляюсь Анжелет, насколько хорошо она меня знает. Я ее знала, кажется, вдоль и поперек. А знала ли она меня? Нет, пожалуй, Анжелет никогда не сможет проникнуть в тайные намерения окружающих. Все ей видится в черных и белых красках, все она воспринимает в категориях «хорошо — плохо». Хотелось бы мне знать, любит ли она своего генерала? Я попыталась представить их вместе в постели.
— Она рассказала мне о вашей болезни и о том, каким образом вы заразились.
Я подумала: она создала героический образ. Интересно, он тоже считает меня героиней? Если так, то это ненадолго. Я чувствовала, что такого человека, как он, трудно ввести в заблуждение.
— Я очень рад тому, что вы решили приехать. Анжелет чувствует себя несколько подавленно.
— Да, в связи с этим выкидышем. Ей было плохо?
— Не слишком. Но она, конечно, страшно расстроилась.
— Видимо, как и вы.
— Она вскоре оправится. Сейчас мы ведем очень умеренный образ жизни. Мне пришлось по службе; совершить поездку на север. Нынешние времена весьма, беспокойны.
Я знала это. Я всегда интересовалась политикой больше, чем Анжелет.
— Да, я понимаю, что в стране есть круги, выражающие недовольство тем, как развиваются события в последнее время.
— В данный момент более всего беспокоит Шотландия.
Я порадовалась тому, что за время болезни довольно много читала.
— А вы считаете, что король не прав, так настаивая на введении этих новых молитвенников?
— Король есть король, — ответил он. — Он правит страной, и долг подданных — повиноваться ему.
— Мне кажется странным, — заметила я, — что беспорядки происходят в краю, где вырос отец короля.
— Стюарты — шотландцы, и поэтому существуют англичане, которые недолюбливают их. А шотландцы жалуются на то, что король стал совсем англичанином. Они подогревают беспорядки, а у нас нет достаточного количества денег, чтобы снарядить армию, которая нужна для наведения порядка в Шотландии.
— И все это, конечно, доставляет вам массу забот и, я не сомневаюсь, вынуждает вас часто покидать дом.
— Ну конечно, солдат должен быть всегда готов к тому, чтобы оставить свой дом.
— Раздоры на религиозной почве вызывают у меня сожаление.
— Многие войны в истории человечества начинались именно по этой причине.
Я старалась вести интеллектуальный разговор о судьбах страны, и в определенной степени мне это удавалось, поскольку я предусмотрительно предоставляла ему полную возможность произносить монологи. В это время я слушала его. Он не был человеком, созданным для светских бесед, однако вскоре я уже выслушивала его описания военных кампаний в Испании и Франции, причем проявляла к рассказам самый живой интерес — не потому, что мне были интересны подробности битв, а просто, слушая их, я узнавала о нем все больше.
Мы беседовали около часа, а точнее, он говорил, а я слушала; я была уверена в том, что произвела на него впечатление, и он, похоже, сам был этим удивлен.
Он сказал:
— Просто удивительно, как вы осведомлены в этих вопросах. Такие женщины редкость.
— Осведомленной я стала лишь сегодня вечером, — ответила я, имея в виду осведомленность не только в вопросах французской и испанской кампаний.
— Я прибыл сюда, — сказал он, — чтобы встретить вас и завтра проводить в Фар-Фламстед. Конечно, я и предположить не мог, что мне предстоит столь интересный вечер. Он доставил мне истинное удовольствие.
— Это оттого, что я так напоминаю вашу жену, — Нет, — сказал он, — я нахожу, что вы очень отличаетесь друг от друга. Единственное сходство у вас внешность.
— И в этом нас легко различить… теперь, — сказала я, коснувшись оспины на щеке.
— Это ваши почетные боевые шрамы, — сказал он. — Вы должны носить их с гордостью.
— А что еще мне остается делать? Он вдруг наклонился ко мне и сказал:
— Позвольте открыть вам секрет. Они придают вам особую пикантность. Я очень рад тому, что вы решили навестить нас, и надеюсь, что ваш визит окажется продолжительным.
— Вам следует воздержаться от выводов, пока вы не узнаете меня получше. Иногда гость оказывается весьма утомительным.
— Сестра моей жены не является для меня гостьей. Она — член нашей семьи, и ей всегда будут рады в доме, в котором она может оставаться столько, сколько сочтет нужным.
— Это необдуманное заявление, генерал, а вы не из тех людей, которые совершают необдуманные поступки.
— Откуда вы знаете? Мы только что познакомились.
— Но это не обычное знакомство.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Думаю, что мои глаза излучали тепло. Его глаза были холодны. Для него я была всего лишь сестрой его жены, которая, к его радости, оказалась неглупой. Полагаю, с его скромностью он не мог пойти дальше. Но это было не все. Нет. Возможно, я во многом была осведомлена лучше, чем он, несмотря на разницу в возрасте. Иногда мне кажется, что некоторые женщины вроде меня рождаются, уже обладая знаниями об отношениях между людьми разного пола. Я чувствовала что где-то под этой ледяной поверхностью таится страсть.
Я вспомнила, как поддразнивала Бастиана, как сумела не поддаться искушению, и теперь, конечно, сознавала, что Бастиан ничего для меня не значил. Я всего лишь слегка набралась опыта.
Я сказала:
— Мне многое известно о вас от сестры, она постоянно писала о вас в письмах, так что вы не такой уж незнакомец для меня. А кроме того, мы с сестрой — двойняшки… близнецы. Между нами существует прочная связь, и опыт одной из нас ощущается другой.
Я встала. Он взял меня за руку, пожал ее и искренне сказал:
— Надеюсь, вам понравится у нас.
— Я в этом, уверена, — ответила я.
Он проводил меня до двери комнаты, где уже поджидала Феб. Она изобразила реверанс, и я вошла в комнату, оставив генерала за дверью.
Подойдя к кровати, я уселась на нее. Феб расстегнула мне платье.
— Вам понравился этот джентльмен.
Это было констатацией факта, а не вопросом.
— Да, — ответила я, — мне понравился этот джентльмен.
— Вы там внизу сидели вдвоем…
— А ты полагаешь, что это нехорошо, Феб?
— Ну, госпожа, это не по мне… Я рассмеялась.
— Ты напрасно беспокоишься за меня, Феб. Джентльмен, которого ты видела, это генерал Толуорти, муж моей сестры и, следовательно, мой зять.
Несколько секунд Феб таращилась на меня, а затем быстро опустила глаза, но я успела заметить мелькнувшее в них понимание.
Я была уверена, что Феб знает о моих приключениях с Бастианом. Пережив нечто подобное сама, она, должно быть, заметила мое приподнятое настроение; более того, она, видимо, знала, что оно означает. Она сама должна была испытывать эти ощущения в пшеничных полях, в объятиях мужчины, ставшего отцом ее ребенка, который был и ее позором и ее спасением.