Страница 24 из 25
Если это руководящий фарс, то он зашел слишком далеко, усилив идеологический и моральный кризис в стране. И тогда с ним надо кончать, пока не поздно. Если же это – серьезное намерение, то это есть контрреволюция по отношению к основным завоеваниям семидесятилетней советской истории. И в таком случае надо защищать эти завоевания. Иначе будет построен «демократический» коммунизм, в котором будут утрачены достоинства коммунизма, но не будут приобретены достоинства капитализма.
Кризис. Шумиха по поводу перестройки свидетельствует не столько о перспективах советского общества, сколько о его кризисном состоянии.
Я утверждаю, что это кризисное состояние является первым в истории реального коммунизма специфически коммунистическим кризисом в условиях нормального и даже успешного развития данного типа общества.
Я называю кризис такого рода социальным в отличие от характерных для капитализма кризисов экономических. Хотя подобный кризис обнаруживается прежде всего в экономике, его нельзя считать экономическим по причинам и по широте.
Тяжелое экономическое состояние страны здесь есть следствие более глубоких причин, лежащих в самом базисе коммунистического общества. А кризис охватил все сферы советского общества, включая экономику, управление, идеологию, культуру. Этот кризис есть результат суммарного действия всех основных феноменов коммунистической организации общества.
Можно доказать с математической убедительностью неизбежность таких кризисов. Разумеется, проявления их могут быть ослаблены и даже скрыты, как это имеет место в странах Запада при экономических кризисах. Но это не отменяет объективную закономерность, которая так или иначе даст о себе знать в виде тенденции к общему спаду в жизни общества.
Горбачевская перестройка есть не только проявление и следствие специфически коммунистического кризиса, но и поиск путей выхода из него. Этот кризис может быть преодолен лишь методами специфически коммунистическими, то есть методами, которые открыто применялись в сталинские годы и в завуалированной форме во все послесталинские годы.
Нынешнее советское руководство утратило веру в надежность этих средств и боится, что их применение вновь обнажит перед всем миром сущность коммунизма. Поэтому оно, впав в состояние растерянности перед лицом неумолимых законов истории, пытается заставить советское общество преодолевать специфически коммунистический кризис совсем некоммунистическими, западнообразными методами.
Но на этом пути трудности не преодолеваются, а лишь отодвигаются в будущее. Чем больше советское руководство добьется кажущихся успехов сейчас, тем серьезнее будут реальные трудности, которые возникнут в ближайшее время как неизбежное следствие этих временных успехов.
Заключение. Судьбу перестройки в конечном итоге решат не постановления ЦК КПСС, не советская пропаганда и даже не западные средства массовой информации, а реальные фундаментальные факторы советской и международной жизни. Чтобы предвидеть ее, надо найти объективные ответы на такие вопросы:
– каким слоям советского населения и в каких отношениях выгодна перестройка и каким нет?
– каковы общие выгоды для страны от перестройки, и каковы ее отрицательные последствия?
– как сказываются эти последствия на социальном строе страны, на идейно-моральном состоянии населения и на обороноспособности государства?
– к каким последствиям перестройка ведет во взаимоотношениях со странами советского блока и в самих этих странах?
– как реально складывается международная ситуация для Советского Союза, и как будет эволюционировать отношение к перестройке в мире в течение длительного времени?
Нью-Йорк, 1988
От коммунизма – к колониальной демократии
Моя позиция. У меня никогда не было никаких намерений и планов преобразования России. Нет их и сейчас. И вряд ли они появятся в будущем. Я не политический деятель, не идеолог и тем более не советчик, указующий людям, как им следует «обустраивать» свое общество. Я всего лишь исследователь. Мои намерения никогда не шли и не идут дальше желания понять российскую (а ранее советскую) реальность по возможности объективно и на основе своего понимания делать какие-то прогнозы относительно ее эволюции в будущем. Я изложил мое понимание в многочисленных публикациях, которые остались почти или совсем неизвестными в России. В числе этих публикаций – книги «Коммунизм как реальность», «Сила неверия», «Кризис коммунизма», «Светлое будущее», «В преддверии рая», «Желтый дом» и «Смута», до сих пор не опубликованные в России. А то, что как-то просочилось сюда, не дает адекватного представления о моих воззрениях.
У меня нет надежды на то, что отношение к моему творчеству в России может измениться к лучшему. Тем не менее я счел своим долгом высказаться по поводу положения в России и ее будущего.
Коммунизм. Слово «коммунизм» не отличается однозначностью и определенностью. Во избежание терминологической путаницы и бессмысленных терминологических споров я здесь словом «коммунизм» (или «коммунистический социальный строй») буду называть тип общественного устройства, какое можно было наблюдать в Советском Союзе до 1985 года, в странах советского блока в Восточной Европе, в Китае, Вьетнаме, Северной Корее и других странах. Что касается тех, кто считает, будто советское общество не было настоящим коммунизмом, я готов признать их мнение справедливым лишь при том условии, что они построят «настоящий коммунизм» в реальности, а не только в воображении.
Я отвергаю марксистское учение о двух стадиях коммунизма и о «полном коммунизме» как высшей стадии. Это учение нелепо с научной точки зрения. То, что мы видели в России в сталинские и особенно в брежневские годы, это и было настоящим и полным коммунизмом. И никакой другой в природе просто невозможен в силу объективных социальных законов. Он может быть хуже или лучше в каких-то отношениях и в различных странах. Но суть его не может быть никакой иной.
Я отвергаю широко распространенное мнение, будто коммунизм в России чужд русской истории и русскому народу, будто он был навязан кучкой идеологов массам доброго и хорошего населения путем насилия и обмана, вопреки воле, желаниям и интересам масс. Коммунизм есть социальная организация огромных масс людей, а не просто политический режим. Он сложился в России не по марксистскому проекту – такого проекта вообще не было, – а в силу объективных законов организации больших масс людей в единый социальный организм, причем в условиях борьбы людей за самое обычное физическое выживание. Он явился результатом исторического творчества миллионов людей, которые либо вообще не имели никакого понятия о марксизме, либо знали его весьма смутно и интерпретировали его на свой лад. То, что получилось, лишь по некоторым признакам похоже на марксистские идеи. Говоря так, я ни в коем случае не подвергаю сомнению роль марксистских идей в борьбе людей за коммунистическое общество. Но идеи, вдохновляющие исторические движения, редко совпадают с сущностью этих движений буквально. Ведь и нынешние реформаторы российского общества вдохновляются такими идеями, которые мало что общего имеют с тем, что они творят на самом деле. Старая мудрость сохраняет неувядающую силу: дорога в ад вымощена благими намерениями.
Коммунизм в России возник не на пустом месте. Он имел здесь исторические предпосылки, исторические корни. Корни (предпосылки, зародыши, элементы) коммунизма существуют в самых различных обществах. Существовали они и в дореволюционной России. Существуют они и в странах Запада. Без них вообще невозможно никакое достаточно большое и развитое общество. Так что утверждение марксистов, будто коммунистические социальные отношения не вызревают в некоммунистическом обществе, просто фактически ложно. Корнями (зародышами, элементами) коммунизма являются социальные феномены, которые я назвал феноменами коммунальности. Они обусловлены тем, что большое число людей вынуждается в течение жизни многих поколений жить как единое целое, совместно. К ним относятся, например, объединения людей в группы, отношения начальствования и подчинения, государственные учреждения, профсоюзы, партии, полиция, армия, секретные службы и т. д. В определенных условиях коммунальные феномены могут стать доминирующими и всеобъемлющими в обществе и породить специфически коммунистический тип общественного устройства, как это и произошло в России после 1917 года.