Мужчина в меняющемся мире

Это накладывает отпечаток не только на мифологию и обыденное, повседневное сознание, но и на науку. Понятие мужественности (маскулинности) является не только и не столько описательным (дескриптивным), подразумевая совокупность черт, предположительно отличающих мужчин от женщин, сколько предписательно-нормативным, подразумевая систему представлений о том, каким должен быть «настоящий мужчина». Эти канонические предписания во многом определяют и наше восприятие фактов: мы воспринимаем то, что ожидаем увидеть, и группируем явления в соответствии с их культурным значением.

2. Половой диморфизм и гендерная стратификация

Курс слов, как и курс денег, подвержен постоянным переменам.

Сравнение мужских и женских черт начинается с их противопоставления, причем эти различия обычно представляются «естественными» и универсальными. На самом деле, соотношение биологических и социальных факторов дифференциации мужского и женского значительно сложнее. Современная наука рассматривает их с двух противоположных и взаимодополнительных точек зрения: полового диморфизма и общественного разделения труда между мужчинами и женщинами.

Половой диморфизм (от греч. di– вдвое, дважды, и morphé – форма) констатирует наличие устойчивых кросскультурных (то есть присущих разным человеческим культурам и обществам) и кроссвидовых (то есть присущих разным биологическим видам) особенностей поведения и устройства мужских и женских организмов, объясняя их в свете теории эволюции и естественного отбора. Эволюционная биология и основанная на ней эволюционная психология объясняют происхождение и механизмы полового диморфизма и имеют хорошее эмпирическое подтверждение не только в биологии, но ив антропологии и сексологии. В дальнейшем нам не раз придется к ним обращаться. Эти дисциплины фиксируют, прежде всего, то, что существенно для репродуктивного поведения, продолжения рода.

В этой сфере жизни больше всего биологических, транскультурных и кроссвидовых констант. Но понимание происхождения полового диморфизма не снимает вопроса о том, как именно и насколько резко он проявляется в различных сферах жизнедеятельности. Хотя современная биология констатирует наличие очень глубоких половых различий на всех уровнях развития и функционирования организма, она возражает против разделения всех человеческих свойств и качеств на мужские и женские по принципу «или-или».

Наряду с такими свойствами, которые действительно являются альтернативными, взаимоисключающими (один и тот же индивид не может в норме одновременно обладать и мужскими, и женскими гениталиями), существует множество свойств, более или менее одинаково присущих обоим полам, так что индивидуальные, внутриполовые различия перевешивают межполовые. Это касается и соматических (телесных) и поведенческих черт, причем их дифференциация сплошь и рядом не совпадает (например, «мужское» телосложение может сочетаться с «женственным» характером).

Существуют серьезные сомнения и относительно правомерности выведения всех или главных особенностей социального поведения мужчин и женщин из их роли в репродуктивном процессе. Из социологии и этнографии достоверно известно, что мужские и женские социальные роли распределяются в разных обществах не одинаково, а в зависимости от общественного строя, прежде всего – способа производства. Психология же показывает, что далеко не все психические свойства мужчин и женщин зависят от их половой принадлежности, и даже там, где такая детерминация существует, она опосредуется и существенно видоизменяется условиями среды, воспитания, родом деятельности и т. п. Если же выйти за пределы репродуктивной сферы, вариаций окажется еще больше.

Интересную попытку создать эволюционную теорию пола, не замыкающуюся в рамках репродуктивной биологии, предпринял московский ученый В. А. Геодакян, взгляды которого очень популярны в России (см.: Геодакян, 1965, 1989). Согласно эволюционной теории пола, которую Геодакян развивает больше сорока лет, процесс самовоспроизводства любой биологической системы включает в себя две противоположные тенденции: наследственность – консервативный фактор, стремящийся сохранить неизменными у потомства все родительские признаки, и изменчивость, благодаря которой возникают новые признаки. Самки олицетворяют как бы постоянную «память», а самцы – оперативную, временную «память» вида. Поток информации от среды, связанный с изменением внешних условий, сначала воспринимают самцы, которые теснее связаны с условиями внешней среды. Лишь после отсеивания устойчивых сдвигов от временных, случайных генетическая информация попадает внутрь защищенного самцами устойчивого «инерционного ядра» популяции, представленного самками.

По Геодакяну, норма реакции женских особей, то есть их адаптивность (пластичность) в онтогенезе по всем признакам несколько шире, чем мужских. Один и тот же вредный фактор среды модифицирует фенотип самок, не затрагивая их генотипа, тогда как у самцов он разрушает не только фенотип, но и генотип. Например, при наступлении ледникового периода широкая норма реакции самок у далеких наших предков позволяла им «делать» гуще шерсть или толще подкожный жир и выжить. Узкая норма реакции самцов этого не позволяла, поэтому из них выживали и передавали свои гены потомкам только самые генотипически «лохматые» и «жирные». С появлением культуры (огня, шубы, жилища) наряду с ними выживали и добивались успеха у самок еще и «изобретатели» этой культуры. То есть культура (шуба) выполняет роль фенотипа (шерсти).

Вследствие разной нормы реакции, у женщин выше обучаемость, воспитуемость, конформность, а у мужчин – находчивость, сообразительность, изобретательность (поиск). Поэтому новые задачи, которые решаются впервые, но решить их можно кое-как (максимальные требования к новизне и минимальные – к совершенству), лучше решают мужчины, а знакомые задачи (минимум новизны, максимум совершенства) – женщины.

Теория Геодакяна привлекает логической стройностью и хорошо объясняет некоторые факты естественного полового отбора, например повышенную смертность самцов, принимающих на себя фронт внешних воздействий и в силу этого чаще становящихся жертвами неудачного «экспериментирования» природы. Но дедуцировать из нее заключения относительно конкретных половых/гендерных свойств и отношений методологически рискованно.

Прежде всего, половой диморфизм не совсем одинаково проявляется у разных видов, причем варьирует не только степень различий между самцами и самками, но в некоторых случаях и характер, направление этих различий. Особенно сильно варьирует разделение труда. Разные виды животных имеют разные социальные структуры, типы лидерства и т. д. У одних видов есть семейная структура, у других самцы и самки соединяются только на период спаривания, у одних есть отцовство, у других нет. Это не может не сказываться на их социальном поведении. Чем выше филогенетический уровень вида, тем сложнее у него детерминация половой принадлежности и тем многограннее ее связь с другими аспектами развития. Более сложный онтогенез и более разнообразная, индивидуализированная деятельность неизбежно увеличивают число индивидуальных вариаций в психике и поведении, не укладывающихся в рамки дихотомии «мужское или женское».

У многих видов животных лидерами групп, что предполагает высокую степень самостоятельности, являются не самцы, а самки. Еще сложнее обстоит дело с творческими способностями. Доказано, что самки шимпанзе научаются решать сложные задачи так же легко, как самцы. Самки гориллы осваивают язык знаков так же хорошо, как самцы. Самки собак-проводников работают не хуже самцов. Самки дельфинов «разыгрывают» друг друга так же часто, как самцы. Самки попугаев способны подражать голосу и говорить не хуже самцов. Самки крыс и мышей ориентируются в лабиринте не хуже самцов. Наблюдения за шимпанзе в естественных условиях показывают, что нередко именно самки инициируют новые формы деятельности, а сородичи им подражают. Спрашивается: почему этого не могут женщины?