Страница 14 из 95
— Должно быть, неплохо идут дела у венчурных предпринимателей. — Ребус разглядывал написание слова: — По-моему, я и произнести это толком не умею. — Он продолжил чтение: — Имя супруги — Шарлотта. Владеет двумя соляриями в городе.
— Все собиралась начать посещать один из них, — сказала Шивон.
— Вот теперь тебе и карты в руки. — Ребус уже дошел почти до конца страницы. — Имеется дочь по имени Тири, к моменту аварии четырнадцати лет. Стало быть, сейчас ей пятнадцать. — Сосредоточенно нахмурившись, он попытался каким-то образом перелистать оставшиеся страницы.
— Что ты ищешь?
— Семейное фото.
Ему повезло. Сержант Маклеод и впрямь оказался весьма дотошным, подшив в дело вырезки из газет. Одна бульварная газетенка поместила у себя и фото: отец с матерью сидят на диване, сын и дочь пристроились за их спинами, так что видны лишь головы. Ребус был совершенно уверен, что узнал девушку. Тири. Мисс Тири. Как она ему сказала? «В любое время, как только пожелаете».
Что она, черт возьми, имела в виду?
Шивон заметила выражение его лица:
— Еще один знакомый?
— Случайно познакомился с ней по пути в паб «У лодочника». Но здесь она немного другая. — Он вглядывался в свежее, без косметики лицо. Волосы на фотографии были скорее пепельно-русые, чем иссиня-черные. — Теперь она покрасилась, лицо густо напудрено белой пудрой, губы и глаза подведены черным… одета тоже в черное.
— Из готов, что ли? Так поэтому ты спрашивал меня о тяжелом металле?
Он кивнул.
— Думаешь, это имеет какое-то отношение к гибели ее брата?
— Может иметь. Есть и еще одна вещь.
— Какая?
— Ее слова… Что-то насчет того, что она вовсе не огорчена их гибелью.
Они взяли еды на вынос в любимой восточной кулинарии Ребуса на Козуэйсайд. Пока паковали заказ, соседняя лавочка, торговавшая нелицензионным спиртным, снабдила их шестью бутылками холодного лагера.
— Потратились не слишком, по-моему, — сказала Шивон, поднимая с прилавка тяжелый пакет.
— Уж не думаешь ли, что я возьму с тебя деньги? — возмутился Ребус.
— Все равно заставлю.
Они отвезли провизию на его квартиру в Марчмонте и поставили машину, ухитрившись втиснуть ее в последний свободный промежуток. Квартира была на третьем этаже. Ребус не мог попасть ключом в отверстие дверного замка.
— Дай-ка я открою, — предложила Шивон.
Внутри, в квартире, воздух был спертый и пахло так, как обычно пахнет жилище холостяка, — несвежей едой, винным перегаром, потом. По ковру гостиной были разбросаны кассеты; они протянулись дорожкой между магнитофоном и любимым креслом Ребуса. Оставив продукты на столе, Шивон направилась в кухню взять тарелки и вилки с ножами. В кухне мало что говорило о готовке. В раковине были оставлены две кружки, в сушке стояла открытая банка маргарина с пятнами плесени. На дверце холодильника висела желтая памятка — список необходимых покупок: «хлеб, молоко, марг., бекон, салатн. соус, спиртн., лампочки». Края записки начали завиваться в трубочку, и Шивон подумала: интересно, сколько времени провисел здесь этот список?
Вернувшись в гостиную, она увидела, что Ребус смог поставить музыку — диск, когда-то подаренный ею, — Вайолет Индиана.
— Тебе это нравится? — спросила она. Он пожал плечами:
— Я подумал, может, это нравится тебе.
То есть до этого дня он не удосужился даже послушать ее подарок.
— Ну уж лучше, чем доисторическая дребедень, которую ты ставишь в машине.
— Не забывай, что имеешь дело и с человеком доисторическим.
Она улыбнулась и стала вынимать покупки. Бросив взгляд в сторону магнитофона, она увидела, что Ребус ухватил зубами бинт и словно вгрызается в него.
— Неужели ты так голоден?
— Есть лучше, когда снимешь это все. — Он начал разматывать полоски бинтов — вначале на одной руке, потом на другой. Она заметила, что ближе к концу движения его замедляются. Наконец обнажились обе руки — красные, в волдырях и, видно, воспаленные. Он с усилием пошевелил пальцами.
— Пора еще таблеток глотнуть? — спросила Шивон.
Он кивнул, потом подошел к столу, сел. Шивон открыла две бутылки лагера, и они принялись за еду. Ребусу было нелегко удерживать вилку, но он проявлял настойчивость и, несмотря на брызги соуса на столе, рубашки своей не запачкал. Они ели молча, лишь изредка обмениваясь впечатлениями от еды. Когда трапеза была окончена, Шивон убрала посуду и тщательно протерла стол.
— Хорошо бы тебе в список продуктов добавить еще салфетки, — посоветовала она.
— Какой еще «список продуктов»? — Ребус уселся в свое кресло, примостив себе на бедро вторую бутылку лагера. — Не посмотришь, крема там не осталось?
— Ты это о сладком креме говоришь?
— Нет, я имею в виду, в ванной — обеззараживающий.
Она покорно пошарила в ванном шкафчике, заметив, что ванна полна до краев. Вода по виду была холодной. Она вернулась с синим тюбиком.
— От порезов и воспалений.
— Подойдет.
Взяв у нее тюбик, он наложил на обе руки и втер в них толстый слой крема. Она открыла вторую бутылку для себя и села с ней на диванный валик.
— Может, мне спустить воду?
— Какую воду?
— В ванне. Ты забыл выдернуть пробку. Наверное, это та вода, которой ты ошпарился, когда опрометчиво влез в нее.
Ребус вскинул на нее глаза:
— Кто это тебе рассказал?
— Доктор в лечебнице. Кажется, он тебе не поверил.
— Вот тебе и врачебная тайна, — пробормотал Ребус. — Он, по крайней мере, подтвердил, что это ожоги от кипятка, а не от огня, а? — Шивон лишь пренебрежительно сморщила нос. — Ну спасибо, что решила меня проверить.
— Я только усомнилась в том, что можно так ошпариться, моя посуду. Что же касается воды в ванне…
— Я спущу ее после. — Откинувшись в кресле, он глотнул из пивной бутылки. — А пока… как мы будем вести себя в отношении Мартина Ферстоуна?
Она пожала плечами, пересев с валика на диван.
— А как мы можем себя вести? Совершенно очевидно, что ни ты, ни я его не убивали.
— Всякий пожарный скажет тебе одно: если хочешь кого-нибудь порешить и уйти безнаказанным, напои его до беспамятства, а потом включи жаровню.
— Вот как?
— И любому копу это также известно.
— Что не означает, будто не мог произойти несчастный случай.
— Мы с тобой копы, Шивон, и хорошо знаем: виновен, пока не доказано обратное. А когда этот Ферстоун успел подбить тебе глаз?
— Откуда ты знаешь, что это он? — По выражению лица Ребуса она поняла, что вопросом своим чуть ли не оскорбила его. Она вздохнула: — В последний четверг перед своей гибелью.
— Что же произошло?
— По-видимому, он выслеживал меня. Я выгружала из машины пакеты с продуктами и вносила их в дом. Когда я отвернулась, он ел яблоко из моего пакета, который стоял на обочине. Лицо его расплывалось в широченной улыбке. Я шагнула к нему. Я была в ярости. Ведь теперь он знал, где я живу! И я отвесила ему пощечину… — Она улыбнулась, вспомнив эту сцену. — Яблоко отлетело на середину мостовой.
— Он мог привлечь тебя за нападение.
— Но он этого не сделал. Он молниеносно выбросил вперед руку и ударил меня под правый глаз. Я отшатнулась, налетела на ступеньку и упала, приземлившись прямо на задницу. А он как ни в чем не бывало ушел, не забыв прихватить лежавшее на мостовой яблоко.
— Ты не сообщила об этом?
— Нет.
— И не рассказывала никому, как это произошло?
Она покачала головой. Ей вспомнилось, что и на вопрос Ребуса тогда она покачала головой, прекрасно зная, что долго думать и гадать ему не придется.
— Лишь после того, как я узнала, что он погиб, я пошла к начальнице и рассказала ей.
В комнате нависло молчание. Бутылки у рта, глаза уперлись в глаза. Шивон глотнула и облизнула губы.
— Я не убивал его, — тихо сказал Ребус.
— Он заявил на тебя в полицию.
— И скоренько забрал заявление назад.
— Выходит, что это несчастный случай. Секунду он молчал, а потом повторил: «Виновен, пока не доказано обратное».