Слепое пятно

— Щось довженько йдемо, — пробормотал Костик, — тут десь поряд выхид на поверхню е. Повынен буты, бо так на плани, що старлей дав.

— Выход на поверхность пропустить невозможно, — бросил я через плечо, — в этом коридоре любой люк или дверь сразу заметишь.

В самом деле, бетонные стены и своды были совершенно однообразными, кое-где попадались пометки, сделанные белой краской, линии, отмечающие уровень, стрелки, цифры и буквы. Я этих строительных иероглифов не понимал.

— Я до того, що нибыто попереду щось…

— Ага. — Я и в самом деле заметил впереди пятно более яркого света. — Скоро… что-то.

Карты старшего лейтенанта Сивушова не подвели — тоннель вывел в квадратное помещение, из которого должны были уходить три коридора, а в потолке имелось круглое отверстие — точно такое же, как и в заброшенной радиоточке. И лестница такая же. Из трех коридоров лишь один оказался перекрыт стальной дверью — тот, что прямо по ходу старого тоннеля. Проем, через который мы проникли в зал, теоретически тоже должен был запираться такой же, но дверь так и не установили, она покоилась, опершись о стену. Правый и левый проходы были прикрыты щитами, сбитыми из досок. Дерево прогнило, из-под щитов сочилась влага, и на полу собрались грязно-рыжие земляные наносы. Костик заглянул под доски — там был глинистый грунт. Боковые ответвления проходчики не успели проложить, но дыры в квадратном зале были предусмотрены. Возможно, второй взрыв на ЧАЭС помешал работам…

Но, разумеется, из увиденного лично меня больше всего обрадовала лестница. А вот звук огорчил — над головой тяжело прогрохотало. После могильной тишины подземелья любой звук казался сильней, но этот стук был даже не столько громким, сколько тяжёлым, мощным таким. Сразу появлялось ощущение передвигаемой тяжести. Я оглянулся — лица спутников были напряженными, их также насторожил грохот. Перекинул автомат за спину и полез по лестнице. Здесь было темновато, освещения, проникающего снизу, из квадратного зала, едва хватало.

Я быстро добрался до люка, который был снабжен таким же самодельным засовом, как и прежний, в долине Костей. Сейчас люк был не заперт, засов болтался на ржавой петле, и это убеждало, что Дима смылся именно этим ходом. Я попробовал люк — не поддается. Тут сверху, снаружи, снова донесся ритмичный шум и потом — снова стук, ещё один тяжёлый твердый предмет опустился над головой. Звук был не металлический, так мог упасть камень. Следом за мной взобрался Тарас — он сообразил:

— Димка, сволочь, каменюк наклав… Яка гнида…

— Сам гнида, — раздалось над головой. Голос у Пустовара был вовсе не торжествующий, я расслышал скорей неуверенные нотки. — Теперь не вылезешь.

— Дима, послушай, — как можно мягче заговорил я. — Убери камни, Вандемейеру совсем плохо, ему врач нужен, лекарства… Дима, это я, Слепой, ты же знаешь, я тебе ничего плохого не сделал.

— Не сделал, потому что трус, — проскулил Пустовар, — вы все, все меня ненавидите… Здоровые, сильные, у вас ноги не болят… А кто теперь, а? Кто победил? А я не жирный, я нормальным был, это болезнь у меня, это Зона так искалечила. Зато я придумал, как вас обмануть! И Зону обмануть! И всех, всех!

— Дима, выпусти нас… честное слово, не станем преследовать. Если уберешь камни — Зоной клянусь, два часа с места не двинемся.

— Два часа мне мало. — Пустовар заговорил наглей, и я понял, что взял неверный тон, с этой сволочью по-хорошему не стоило. — А теперь точно не станете за мной гнаться, потому что я столько камней навалил, что вы и десятком гранат не возьмете. Хотя что ж, попробуйте взрывайте — себя же и похороните.

— Дима, а ведь я тебя поймаю, и тогда…

— Ладно, Слепой, не кипятись. Ступайте дальше по тоннелю. Там километр с чем-то. Ну, сам увидишь, три двери отворить, и попадаешь в большой зал, идешь против часовой стрелки, и рано или поздно будет выход наверх. Пока будете под землей пробираться, я успею уйти, понял? И тогда вам меня уже не поймать, и не пытайтесь! Так что всем будет хорошо. Пока, Слепой, живи и помни мою доброту. Я ведь и заминировать люк мог.

— Дима, лекарства хоть отдай! Вандемейеру лекарства нужны!

Я прислушался — едва заметный стук работающих гидроцилиндров экзоскелета стих. Пустовар убрался и вряд ли вернется. Единственное, что мне понравилось во всей этой истории, — тяжелое Димино дыхание и то, как медленно он уходил. Нагрузился хабаром, сволочь жирная, так что и в костюмчике еле передвигается.

— Щось не подобаеться мени його доброта… — протянул Костик. — Але ж по плану, що тоби старлей дав, так воно й е. Три шлюза, а за трэтим — великий зал. Там багато чого настройилы, циле пидземне мисто.

— Подземный город? В таких местах всякая нечисть может поселиться, Костик… Но делать нечего, на поляне сейчас небось зверья всякого столько, что у нас патронов не хватит отбиться. Там точно пропадем.

— А скильки в тебе набойив?

— Полмагазина или чуть больше. Я здуру по компьютеру там шмальнул, ну и… А у тебя?

— Один рожок повный, та ще килька маслят залышылось у другому.

— И два ПММ, у меня и у Дитриха. Ничего, прорвемся, а?

Знать бы только, куда выйдем. Если я правильно понимаю, сейчас мы в Тёмной долине, вернее — под пей. Если пройдем дальше… смотря где удастся отыскать выход на поверхность. К западу отсюда есть несколько стоянок мародёров, «Долг» их время от времени зачищает, но нам и «долговцев» лучше бы не встречать.

— Ну що, — бросил снизу Костик, — пидемо, чи шо?

— Ты у меня спрашиваешь? Я же не слезу, пока ты подо мной торчишь.

— Та я так… мовчаты не можу, щось мени якось… неприемно.

Неприятно ему. А кому приятно… Или наш железный терминатор страдает клаустрофобией? Костик, вздыхая, полез вниз — к Вандемейеру.

— Я все слышал, — объявил учёный, — весь разговор с этим бандитом. Можете не повторять.

— Желаете сделать официальное заявление, доктор Вандемейер?

Дитрих пожал узкими плечами.

— Я готов идти дальше.

Дверь, ведущая в глубину подземных коммуникаций, должно быть, давно не отпирали, замок заело, и Костик, который собирался легко провернуть колесо, сперва не справился. Я сунулся было помочь, но он с заметной обидой отмахнулся:

— Та облыш! Що я, сам не можу?

Смог. Закинул автомат за плечо, ухватился обеими руками, напрягся… я стоял сзади и видел, как шея Костика наливается краской от натуги. Потом что-то в снаряжении треснуло, потом ещё… брезентовый плащ, который Костик носил поверх кожанки, лопнул на боку — но колесо с визгом сдвинулось. Он шумно выдохнул и навалился снова — теперь пошло веселей. Петли тоже оказались прихвачены коррозией, но дверь распахнулась относительно легко. За ней лежал новый коридор, здесь было темно, лампы горели лишь кое-где, большая часть галереи оставалась затемненной. Покрытые толстенным слоем пыли плафоны плохо пропускали свет, вдобавок лампы время от времени моргали. Я протиснулся мимо Костика, чтобы снова занять место во главе походной колонны.

— Ты той… — неуверенно бросил Костик, — ты обережнише там. Бо щось мени нияково.

Мне тоже стало немного не по себе. Не люблю я этих заброшенных подземелий. На поверхности, когда небо видишь, веселей как-то, спокойней…

Прежний коридор всё-таки был обжитой, Пустовар пользовался им, протирал плафоны. Может, даже перегоревшие лампочки заменял, сволочь. А дальше лежала терра инкогнито, неизвестная земля. Очень-очень темная терра инкогнито. Через несколько сотен метров нам пришлось отворить ещё одну дверь. А затем сработал мой датчик аномалий, и одновременно с его щелчками я услышал характерный треск, сопровождаемый яркими сполохами. Впереди поджидала «Электра». Чем хороша эта аномалия — она не прячется, её издалека видно и слышно. Пучок кабелей, тянувшийся в углу под потолком, был оборван, провода в разлохмаченной изоляции свисали до самого пола и тонули в скачущих по полу бледных сполохах. Дальше коридор погружался в темноту. Из-за вспышек «Электры» я, сколько ни вглядывался, не мог понять, виден ли свет дальше.