Слепое пятно

Беглец уже почти полностью погрузился в бетонный колодец, я видел лишь сферическую макушку шлема да руку, которая шарила по откинутой крышке — нащупывая кольцо, за которое можно потянуть.

Я тут же выстрелил — пули ударили в бетон, парень в экзокостюме заверещал, рука и шлем пропали. Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Едва над бетонной стенкой показалось тёмное, я снова дал короткую очередь. Приближаться к горловине я опасался — беглец наверняка уже приготовился к стрельбе. Но я не собирался позволять ему захлопнуть крышку. Преимущество было на его стороне, мне ведь нужно было спешить на полянку, где мои друзья оставались совершенно беззащитными. Что делать? Ждать? Как долго? Постукивание и скрежет в люке делались все тише и наконец смолкли вовсе.

Я медленно двинулся к входу в подземелье. Встал рядом и прислушался. Ничего. Лезть внутрь я не рисковал, заглядывать — тоже. Вот ещё, подставлять башку под пули! Руки меня уже вполне слушались, и я, придерживая оружие правой рукой, сунул левую в нагрудный карман, вытянул пригоршню болтов… прицелился и швырнул в люк. Несколько штук угодили внутрь, звонко зацокали по ступенькам, по стенкам колодца… Ни единого звука, который бы указы вал на то, что хозяин поджидает в засаде. Тогда я встал рядом с бетонным цилиндром, сунул вниз под углом ствол «Гадюки» и пальнул. Грохот пошел здоровский! И снова — никаких признаков засады. Тогда я подобрал кусок бетона, валявшийся рядом с люком, и с размаху вогнал под петлю, на которой держалась крышка. Вроде заклинил. Возможно, со стороны эта идея выглядела не бог весть какой умной, но я пришел в восторг от собственной изобретательности. Выбить мой клин несложно, но только для этого придется вылезать наружу, а на это наш робкий хозяин долины Костей вряд ли пойдет.

Потом я попятился в кусты, не отводя МР-5, держа люк под прицелом… в кустах наконец решился развернуться и бегом бросился к Вандемейеру, ударил рыжего по руке — бесполезно, одеревенела, мышцы свело намёртво. И рука, и шея… Тогда я ослабил браслет ПДА и развернул так, чтобы Вандемейер пялился не в экран. Потом обернулся к Костику… и едва я выпустил плечо Дитриха, тот мягко завалился набок. С Костиком я, на задумываясь, повторил операцию, провернул ПДА вокруг запястья. Отступил на шаг, глянул — Костик остался на ногах. Тогда я снова подбежал к Дитриху, ухватил за расстегнутый ворот комбеза, волоком потащил в кусты… аккуратно уложил на бок, словно куклу, вернулся за Костиком… Когда я снова глянул на вход в радиоточку, люк оставался открытым. Очень бы неплохо вышло, если б наш застенчивый хозяин сбежал подземным ходом, потому что встречаться с ним в нынешнем состоянии совсем не хотелось. Я дотащил Костика до кустов, уложил, подхватил Дитриха и поволок к люку — мне было необходимо и за друзьями присматривать, и убежище не упускать из виду.

А когда я возвратился за Тарасом, тот хрипло прочистил горло, глянул на меня почти что осмысленно… и даже пошевелил губами. Сказать ничего не смог, но и то дело! Вот уж воистину терминатор, железный человек. Пока я волок Костика сквозь кустарник, тот все моргал и силился мне что-то сообщить, однако выхаркивал лишь неразборчивый хрип. Наконец я разобрал:

— Ай-л би бэк.

Вот тогда-то у меня нервы и не выдержали. Я уселся рядом с этим заржавевшим неподвижным терминатором, хохотал и хохотал, из глаз текли слезы, я смахивал их и повторял:

— Возвращайся скорей, полиглот хренов… Возвращайся, Зона тебя дери.

И мне в самом деле хотелось, чтобы они вернулись — и Костик, и Вандемейер. Потому что это было очень несправедливо — сгинуть вот так, в «слепом пятне». И ещё это было очень страшно — остаться в «слепом пятне» одному. Мне не привыкать бродить по Зоне в одиночку, я вообще не люблю компаний, когда остаюсь один — мне легче думается… но всё-таки по-настоящему связь с нашим братством я не теряю, есть ПДА, есть сетка, в конце концов. Можно узнать новости, позвать на помощь, просто сказать кому-то: «Привет!»… И только здесь, в «слепом пятне» я по-настоящему почувствовал, что такое подлинное одиночество.

Поскольку Костик начал приходить в себя, я сосредоточился на помощи Вандемейеру. Поправил комбинезон, устроил поудобней. Дитрих застыл в такой позе, что положить его на спину не получалось, тогда я подсунул свой рюкзак, а голову на одеревеневшей шее пристроил на упругой ветке. Пока хлопотал, то и дело оглядывался — нет ли движения в люке. Нет, все было тихо. Потом я, старательно отводя глаза, на ощупь расстегнул браслеты ПДА, своего и спутников, и упрятал в карман.

Костик снова захрипел, я напоил его из фляги, и он жадно хлебал, отхаркиваясь и со свистом втягивая воздух.

— Что? Кх-кх… что это было?… — заговорил по-русски, не на мове.

— Это был Пустовар. Дима Пустовар.

Вот так вот просто. Всего лишь маленький толстый Дима Пустовар, опустившийся толстячок с лицом печального мясника… Властелин долины Костей, владыка «слепого пятна» и грозный страж прохода в Тёмную долину.

Вандемейер отходил после свободного полета куда дольше, чем железный Костик. Я попробовал помочь ему так и этак, но напоить Дитриха не удалось, он не мог глотать, и мои попытки размять сведенные мышцы не привели к какому-либо ощутимому результату. Время замерло, я в растерянности то оглядывался на бетонный цилиндр с откинутой крышкой люка, то глядел, как Костик пытается разогнуть одеревеневшие конечности, то с тревогой прислушивался к слабому дыханию Дитриха. По крайней мере странное оцепенение не касалось легких, иначе жертвам долины Костей грозила бы куда более скорая смерть от удушья.

Когда Костик сумел сесть, Вандемейер наконец кашлянул и хрипло выдохнул — звук вышел невнятный, но я обрадовался. Я уже понимал, что человек приходит в себя и первым делом пытается заговорить.

— Ну что, Вандемейер, пообщались с Мировым Разумом?

— Кхе-э-э-э… э…

— Ничего, лежите. Я все понял, не трудитесь повторять. Вот послушайте лучше, что я скажу, как раз насчет взаимопонимания. Идет как-то сталкер Петров по Тёмной долине. Слышит в кустах: р-р-р-р! Сталкер говорит: «Ага! Понял!» — и бац по кустам из дробовика! Вот и все.

— Жартуешь… Тоби усэ дурни жарты, а я ледве не помер.

— Ничего себе шучу! А кто мне свои «ай-л-би-бэки» твердил?

— Та я ж серйозно, а ты байки травишь.

— Ты как? В норме? Я гляжу, на ридну мову перейшов, га?

— Яка вона мени ридна? Я тоби шо, хохол? Тьху. Я украинський громадянын, тому розмовляю державною мовою, як и тоби, до речи, належыть. Скажи краще, що це зи мною було?

Дитрих закашлялся, и я поспешил к нему. Учёный встретил меня вполне осмысленным взглядом, кривил рот и не мог произнести ни слова. Лицо было белое, губы синие… Тут только я сообразил: таблетки пропали! Пустовар, сволочь, удрал с Дитриховым рюкзаком, и все наши лекарства, армейские концентраты и шесть банок энергетика — все накрылось медным тазом.

— Так що було-то? — повторил Костик.

— Эффект Рубичева-Хольтона, — хрипло произнес Дитрих.

— Вандемейер, вы жывый! — обрадовался Костик. — А то в мене шея стала як деревьяна, голову повернуты не можу и вас не бачу.

— А что это за эффект такой?

— Подробностей не скажу, но суть в том, что движущиеся картинки могут ввести в ступор, из которого человек не выходит самостоятельно. Вы слышали о том, как запретили прокат некоторых сериалов аниме? Там был обнаружен сходный эффект.

— Нет, никогда аниме не интересовался. — Я склонился над Дитрихом и осторожно напоил из фляги.

Я вообще телевизор не люблю, там многое построено на правильно подобранном цвете, да и пульт с красными и зелеными кнопками — тоже инструмент дискриминации дальтоников. В «Звезде», кстати, Гоша не разрешает телик ставить, говорит — не будет у меня в заведении дебилизатора.

Учёный хрипло откашлялся и продолжил:

— Здесь «слепое пятно», сигнала спутника нет. И вот кто-то поставил здесь… кхе-кхе…

— Я понял, понял. Нам на ПДА передали картинку, от которой мы офигели. Эта антенна, с нее идет сигнал.