Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 53

Облачившись в черные узкие джинсы и… ну ладно уж – декольтированные свитера, мы втиснули ноженьки в модельные туфли, щедро облились парфюмом, и отправились завтракать. На всякий случай драгоценную кассету спрятали в щель между мебелью и стенкой к парикам, а в диктофон вставили чистую.

Успели аккуратно: народ только еще рассаживался. Тайка на миг исчезла куда-то из вида, но вскоре вернулась.

– Ты где была? – шепнула я подруге, усаживаясь с краю стола, и выискивая взглядом Ксюшу.

– Дверь балконную закрыла, – она плюхнулась рядом. – Где жучка?

– Не видно пока. Чем кормят?

– Пока не вывозили.

В дверном арочном поеме возникла Алла Г.

– Доброе утро, девочки, – осклабилась она, – так, после завтрачка едем на фотопробы, едут Оленька, Ната, Жанночка, Светочка и Яночка. Кстати, где Ксюшечка?

– Может, проспала? – вякнул кто-то из сидевших за столом.

– К двенадцати соберитесь в холле.

Из кухни выехала тачка с тарелками… жидкой овсянки, спаси меня Господь! Я лучше сигаретами и вином позавтракаю, у нас там еще флакон «Мерло» остался. Так, теперь к другим важным мыслям: пару дней мадамы решили не выжидать, нас везут убивать «после завтрачка», видать на нас уже посмотрели украдкой и мы очень не понравились… И где Ксюша, собственно?

Для порядка повозив ложками в тарелках, мы сделали вид, что насытились дальше некуда и потихоньку ретировались из столовой в номер. И сразу дверь на ключ.

– Что делать, а?

– Тая, как жаль, что я не поспеваю первой тебе этот вопрос задавать.

– Сена, надо бежа-а-ать!

Тая лихорадочно принялась заталкивать всё, что под руку попадалось в дорожные сумки. Я же подпирала собой дверной косяк в глобальных раздумьях. Да, имело смысл драпать.

– Тай, дай-ка мне сигарету.

– Может винца бокальчик? – подобострастно заглянула мне в глаза Тайка. Так, понятно, значит у нее никаких идей, и она надеется токмо на мой воспаленный мозг.

– Можно и винца…

Тая сунула мне в рот зажженную сигарету. Слава Богу, фильтром в губы, а не горящим концом.

Пока Таисья проталкивала пробку «Мерло» тупым ножом, я думала. Думала. Думала. И думала…

– Ваше вино, мусье, – сдавленно хихикнула Тайка, подсовывая мне под нос стакан с красной бурдой. Ее шоколадные испуганные глаза тщательно вглядывались в мою душу. Не бойся, Таюха, я сейчас обязательно что-нибудь придумаю, я же гений, ты же помнишь…

– Сеночка, может, Шведову позвоним?

– Не надо. Пока не надо звонить никаким Шведовым. Погоди, я ожидаю озарения.

– Может, ты хоть присядешь?

– Нет, пешком постою.

– Как угодно, мусье, как угодно, – Тайка держала перед моим носом бутылку на случай, если мне вдруг мощно захочется «Мерло», а в стакане оно внезапно закончится.

– Тая, – начало вползать мне что-то в голову умное, – что там Ксюша говорила про съезд писателей? В нашем пансионате?

– Не помню, – с бодрой готовностью отозвалась подруга. – А что?

– Вроде, фантасты какие-то съехались. Если писатели, значит, пьют сильнейшим образом… Кажется, у нас такой, дорогая, образовывается выход: смыть краску, надеть парики, просочиться парой этажей ниже и отсидеться в номере каких-нибудь литераторов. Они же все равно в лицо не знают всех приехавших. А потом вместе с писателями и выйдем отсюда, они же не сидят в пансионате безвылазно, вот и пристроимся к ним.

– Сена, ты гений! Гений!

Кажется, Тая собиралась встать передо мной на колени, но я пресекла этот порыв. У нас не было времени.

Тщательно умывшись, мы густо засыпали пудрой мордашки и, хлопая пушистыми белыми ресницами, уставились в узкое длинное зеркальце ванной. Как все-таки косметика и отсутствие оной способно изменить человека! Ну просто до неузнаваемости!

– Надо губы накрасить ярко, жирно, чтобы в памяти оставались только волосы и губы.

– В чьей памяти? – перевела я взгляд на сосредоточенную Тайку.

– Во всей… то есть, я хочу сказать, в памяти любого, кто нам повстречается.

Логично, вполне логично.

Нарисовав огромные губы темно-вишневой помадой, мы занялись прическами. И на нашем славном пути снова возникло препятствие: длинные Тайкины волосы не помещались в сетку рыжего парика-кудельки. Подруга снова вопросительно уставилась на меня.





– Будем отрезать.

– Что?

– Волосы, Тая, волосы, не голову же.

– Нет!

– Надо. Подумаешь – великая трагедия обрезать накладные волосы.

– Ты меня ненавидишь и завидуешь моей природной красоте и яркой внешности!

– Тая, не время сейчас впадать в шизофрению, за нами могут придти с минуты на минуту, а у нас еще вещи не собраны.

Единственными режущими предметами в нашем обиходе были маникюрные ножницы и тупой – претупой «столовский» нож. Я принесла в ванную ножнички и сказала:

– Сама отрежешь или я?

– Сена, ты меня ненавидишь!

– Конечно, а ты только теперь поняла? Режь скорее.

Скорбно завывая, Тайка принялась кромсать свою красоту ненаглядную.

– Смотри, под корень не обчекрыжь, по плечи будет вполне достаточно.

– Уйди отсюда, суринамская пипа!

Суринамская пипа – очень неприятная на вид лягушатина. Как-то раз, давным-давно, попался нам на глаза какой-то дурацкий атлас животного мира, где разнообразные гады мокробрюхие были изображены в подробностях и цвете. Чего ради, мы аккуратно листали страницы и внимательно разглядывали эту мерзость, я не знаю. Особенно потрясла нас громадная, на весь лист жаба с какими-то отвратными дырками на спине. Называлось это божественное творение: «суринамская пипа». С тех пор и повелось, в минуты особой ненависти, мы называли друг друга этим загадочным наименованием. Кто вперед успеет назвать другого «пипой», тот сам не «пипа»… в общем, вот.

С пламенеющим клеймом на лбу «Суринамская пипа» я покинула ванную комнату и принялась спешно собирать барахло, запихивая его в сумки, не особо разбираясь, где чьё. Потом рассортируем.

– Се-е-ена, – донесся слабый голос умирающей, – погляди, сзади ровненько?

Я пошла глядеть. Да-а-а-а… лучше б я сама ее стригла, гражданин начальник… Таисья расстаралась не на шутку и отпилила свои роскошные кудри едва ли не по самый затылок. А по бокам все висело до боли знакомой «лесенкой».

– Ничего, Таюш, – я быстренько равняла это безобразие крошечными ножничками, – парик-то есть, пока походишь…

– Сена, ты это специально что ли говоришь, чтобы меня уничтожить?! – взревела подруга.

– Ну что ты, я же пытаюсь тебя успокоить…

– Лучше не пытайся!

Ну, как пожелает госпожа.

Кучу черных волос я аккуратно сгребла под ванную, не решившись оставить их в мусорном ведре, дабы тетушки-убийцы не догадались об изменении нашей блестящей внешности.

– Сена, давай не будем это тут оставлять!

– Лады.

Я выгребла обратно черные волосы, отнесла в комнату и запихала к себе в сумку.

Таюха напялила рыжую кудель и растрепала ее как следует. Я тщательно разглаживала блестящее черное каре. Красота, да и только. Тайка злобно постреливала в мою сторону глазками, вкупе с рыжей мерзостью смотрелось угрожающе. Сама такой парик выбрала, никто, ну вообще никто на всей планете Земля в этом не виноват. Вот и на моей улице праздник… Какой я в сущности своей все-таки ужасный человек… А нечего было в красном платье ходить, когда другие в розовых комбинезонах страдают!

Парфюмом решили не обливаться. А вдруг нас по запаху найдут? Здравствуй, паранойя, вот ты значит, какая…

Уложив вещи, мы еще раз с пристрастием оглядели друг друга.

– Может, очки еще черные? – предложила Тая.

– Не, это перебор, надо выглядеть естественно, будто мы пьяные писательницы этажи перепутали.

– Пьяные, говоришь? Там вино еще осталось?

– Ага, полбутылки.

– Идем.

Произнесла это Тая с выражением человека, решившего сделать что-то очень-очень-очень важное и ответственное. Я прямо даже прониклась грандиозностью задачи.

Уместив полбутылки Мерло в два стакана (сколько их не отмывай, все равно мутные), мы с видом приносящих присягу солдат невидимого фронта, молча пили до дна, неотрывно глядя в глаза друг другу. В дверь постучали и мы синхронно поперхнулись, едва не возвратив Мерло обратно в мутные стаканы.