Страница 54 из 81
А доктор – определенно человек разумный. И для приватности своего пребывания в Харбине имеет самый серьезный резон.
Очень жалел Грач, что в ту встречу, когда на пролетках разминулись, не послал следом городового. А ведь подсказывало чутье! Ну да ладно, чего уж теперь.
Покинув синий домик (Женя осталась одна, без охраны, – но деваться ей без денег и документов некуда), Грач поставил себе найти Дохтурова Павла Романовича в кратчайший срок.
Любопытный господин. Пользует по трущобам, незаконными абортами промышляет, а попутно ищет лекарственный корень «мандрагору» – средство от всех болезней.
Судя по тому, сколь старательно разыскивают его неизвестные злодеи, умертвившие половину гостиницы «Метрополь», конкурент он для них нешуточный. Видать, слишком близко подобрался к интересующему их секрету.
«Впрочем, почему неизвестные? – подумал Грач. – Теперь-то мы знаем: кто-то из них обретается на Оранжерейной, в особняке советницы Павловой. Люди, по всему, основательные: к праотцам отправляют всех, кто мог с упомянутым доктором видеться и через то прикоснуться к тайне. Просто удивительно, как это сам доктор до сих пор уцелел. Не иначе, черт ему ворожит».
Вот и надобно отыскать его как можно быстрее. Но как?
Без признательных показаний Евгении Адамовны Черняевой дело бы с места не стронулось. Ах, вот она, белая полоса!
Женечка поведала многое, теперь у Грача имелось и словесное описание внешности господина Дохтурова. А это дорогого стоит. Теперь и поискать можно всерьез.
Хорошая штука – поиски!
Если и любил свою службу Грач, так именно через них. Тяжелое, конечно, занятие – и набегаешься, и напереживаешься. И отчаешься, и вновь обнадежишься. А потом, когда и не ждешь, – как зарница над гречишным полем! Провернется колесо Фортуны, и получай результат трудов. Почивать на лаврах, правда, не удастся, тут же и подвернется новая работенка.
Но все равно для сердца благостно.
По поводу Дохтурова Грач поступил так: перво-наперво повстречался со своими агентами. (Имелось у него их немало, некоторые пребывали, так сказать, в «замороженном» состоянии, заданий не имели – Грач берег их для особенных случаев. И вот теперь такое время приспело.)
Шелухи ненужной немало пришлось перебрать, но потом и ядрышко показалось. Один из агентов донес, что некоему Сырцову, из новомилицейских, давеча незнакомый лекарь вправил выбитую в драке челюсть и даже мзды не взял! За то сей Сырцов лекаря у себя приютил (так как тот прибыл в Харбин недавно и теперь ищет места во вновь формируемом адмиралом войске).
В другом случае на такую мелочь Грач не обратил бы внимания, но теперь все, что было связано с медициной, проверялось им с особенным тщанием. За Сырцовым была установлена негласная опека. И очень скоро у Грача имелось описание внешности лекаря, поселившегося у милицейского замухрышки.
Оно вполне соответствовало тому, что дала Евгения Адамовна.
А дальше было просто.
– Чайку не желаете? – спросил Грач. – А, может быть, кофею?
– Я желаю, чтобы вы как можно скорее объяснили мое здесь присутствие, – ответил сидевший напротив человек.
Надо сказать, человек этот Грачу очень даже понравился: облика благородного, лоб высокий, открытый, посаженные широко глаза глядят спокойно и требовательно. Такого господина приятно иметь в друзьях.
«Но, – вздохнул мысленно чиновник для поручений, – не в этот раз, увы».
– Конечно, – кивнул он. – Я вам, Павел Романович, подробнейшим образом все объясню.
Никогда б не заподозрил, что передо мной полицейский, размышлял Павел Романович, глядя на сыщика. Лицо простоватое и совсем непородистое. Типичнейший обыватель. Да и нездоров, кстати. Вон, в мочках ушей (какие знатные, однако, уши!) узелочки-тофи просматриваются. И суставы пальцев припухлые, покрасневшие. Можно не сомневаться – подагра.
«Вам бы, уважаемый, меньше на мясо налегать да на соленые грибочки-огурчики. Оно и для кровяного давления будет полезно. А то нет-нет да коснетесь затылка рукой. Видать, побаливает? Ничего удивительного – грудная жаба, в первой своей стадии».
Ничего этого Павел Романович вслух говорить не стал – приготовился слушать.
Ну и услышал. Как по голове обухом.
Не сразу и нашелся что сказать. Долго молчал, чуть ли не четверть часа, – так поразил его полицейский. А тот, видимо, и не ждал иного – сидел, сложив руки на животе, и ласково, отечески глядел на Павла Романовича. Ни словом не поторопил, ни жестом.
Оттого, догадался Дохтуров, что он сам тоже чрезвычайно волнуется. Только умеет этого не показать. А и как не волноваться – в серьезнейшую историю ввязался сей полициант, и если не выгорит у него – так не сносить ему головы. Скорее всего, не в переносном смысле, а в самом прямом.
Да, но каков!..
Никак не мог предположить Павел Романович, что секретнейшее дело, которому он посвятил много лет, которое теперь столь близко к своему завершению, станет известно властям. Да еще в самых поразительных подробностях!
Впрочем, не совсем так. Едва ли можно говорить о власти предержащей: чиновник Грач сейчас представлял только себя, а вовсе не сыскную полицию. Насчет подробностей тоже требуется оговорка – ничего, что помогло бы раскрыть сам секрет, чиновник не знал.
Однако и то, что было ему известно, впечатляло.
Оказывается, он прекраснейшим образом знал, что «Метрополь» уничтожен именно из-за него, Дохтурова Павла Романовича. Людьми, которых сам полицейский нейтрально называл «оппонентами».
– Так вот, – говорил Грач, – сии оппоненты на буйстве в постоялом дворе не успокоились. И устремились далее по вашему следу. А след их привел в одно не слишком богоугодное заведеньице, где они повторили попытку. Опять-таки неудачную – вместо вас смертельно пострадала некая девица известного поведения. А вместе с ней за компанию один подавальщик.
Тут Грач сделал паузу и посмотрел вопросительно, словно ждал – не скажет ли чего Павел Романович? Но тот молчал, и чиновник пустился далее. Сказал, что в верхней комнате был найден желудочный зонд, следы промывания и прочие свидетельства медицинских манипуляций. И, дескать, он склонен предполагать, что манипуляции эти проводил именно господин Дохтуров.
– Кого же вы там пользовали? – вопросил Грач все с той же отческой улыбкой. – Кавалерийского офицера? Вряд ли, его на том этаже в ту пору и не было. Тогда – господина купеческой наружности? Или старичка в генеральской шинели?
«Откуда про шинель-то знает?» – тоскливо поразился Павел Романович.
Ощущал он себя совсем глупо. Будто попал в детство, на рождественскую елку. Только добрых игрушек на ней нет, и вместо ангелов с золочеными крыльями висят на ветках исключительно черти, оборотни и вурдалаки. И, что самое скверное, – все настоящие, живые. Нацелились прямехонько на Павлушу Дохтурова.
Он снова промолчал, не стал отвечать на вопрос.
Однако Грач на это ничуть не обиделся. Его, похоже, такая односторонность даже устраивала.
– Чем вы занимались, уехав от мадам Дорис, мне неведомо, – сказал он. – Но, судя по тому, как старательно маскируетесь нынче (хотя и весьма неумело), оппоненты в покое вас не оставили. И не оставят, смею заверить! – добавил он почти с радостью. – Потому что ваш секрет, драгоценный Павел Романович, подороже любого брильянта будет.
Он замолчал – и впился взглядом в Павла Романовича. Увиденное, по всему, его вполне устроило.
Грач сел поудобнее и сказал:
– Милейший доктор, потому как вы не протестуете, не кричите: «Вы с ума сошли!» либо «Вы меня с кем-то путаете!» и прочую бесполезную дребедень, – из всего этого я делаю вывод, что угадал. Попал в яблочко. Что, не так?
Вот это было совершенно ужасно.
Сей шпик никак не мог знать про панацею. Однако ж знал! Что там шинель Ртищева – в сомнительных заведениях полицейских агентов хватает. Наверняка доносят о всех новых лицах. А вот лауданум – об этом никто у мадам Дорис не знал. В том числе и она сама. Но тогда откуда?..