Страница 4 из 34
— Я признаюсь во всем. Я контролирую всю организованную преступность на этой и двухстах других планетах, — пояснил я. — Каковы мои шансы быть отпущенным на поруки?
Не слишком остроумно, конечно. Если я хотел вызвать смех, то терпел неудачу иногда на всех фронтах.
— Девочка будет пересажена в глайдер, — распорядился Дентон. — А тебя я должен доставить в этой машине в Коринф.
— О'кэй, — согласился я с чуть более, чем намеком на досаду. — Делай все, что не имеешь права не делать. Не обращай на меня никакого внимания.
Он зашагал вокруг машины на другую сторону, открыл дверцу и знаком приказал девочке выйти. Она не двигалась. Он деловито взял ее за руку, и хотя он не тащил, она поняла и выбралась на дорогу. С совершенной вежливостью он проводил ее в глайдер. Она посмотрела вверх на машину, висевшую с приглушенным жужжанием в воздухе. У девочки не было желания подниматься в нее. С другой стороны, ей уже все надоело, и она хотела домой. Пилот затащил ее на сидение рядом с собой и застегнул ремень безопасности, пока Дентон закрывал дверь.
Глайдер снова поднялся в воздух.
Я махнул ему вслед.
— До свидания, — крикнул я неотягощенно, уголком глаза наблюдая за «быком». — Был рад с вами познакомиться. Нам нужно как-то встретиться снова.
Дентон бесцеремонно встал во всю ширину своей фигуры передо мной и устало покачал головой.
— О'кэй, сынок, — сказал он. — Давай, поедем домой и объясним все папочке.
— Чарлот сходит с ума? — спросил я. — Или ты имеешь в виду шефа полиции?
— Я имею в виду Чарлота, — проинформировал он. — Для бедного старого шефа полиции это дело слишком крупное.
Ну, ясно. В Коринфе ничего не происходит без согласия Чарлота. У меня было неприятное ощущение, что он, как бы ни был стар, может разорвать голыми руками одетый в кожу свод законов Нью Рима.
— Может быть, ты воздержишься от этой поездки, — сказал я.
— Приказ есть приказ, — ответил он.
— Типично, — прокомментировал я. — Это действительно ни на что не похоже — так обращаться с честным человеком, знаешь ли.
Я все еще пытался свести все к шутке.
— А что делает честный человек в краденой машине? — спросил он.
— Я взял ее напрокат.
— Я-то тебе верю, — заверил он меня. — Но ведь это же не моя машина.
Он сел на водительское сидение, я — рядом, и он тронулся ужасным рывком.
— Халтурщик, — сказал я, и это положило конец всякой беседе по меньшей мере на протяжении двадцати миль.
— Прав ли я в своем предположении, — прервал я, наконец, молчание, что я не схвачен в настоящем смысле этого слова? Ты доставишь меня, как старый друг и помощник домой, как это делают со сбежавшей кошкой или заблудившимся инопланетным существом?
— Я только выполняю работы по очистке, — пояснил он мне.
— Прячешь грязь под ковер, — проворчал я. — Кто эта девочка? Почему эти два парня преследовали ее? И что, черт побери, сделал бы ты?
Он повернул ко мне свое лицо и серьезно посмотрел на меня. — Они же тебе сказали, кто она и почему они ее преследовали. — Его голос звучал как у настоящего полицейского. Потом он добавил: — Вероятно, я действовал бы так же. Я бы доставил ее домой, а не тянул бы до тех пор, пока не случилась неприятность. — Так по-человечески он говорил только потому, что мы знали друг друга. По отношению к любому другому он занял бы обычную позицию: выполняю свой долг, я порядочный полицейский, приношу свое жалование жене и детям. Полицейские почти всегда делают так, будто не имеют никакого представления о том, что происходит, и что это их не особенно заботит. Я бы никогда не смог быть полицейским.
Я не считал необходимым давать Дентону объяснения и был абсолютно уверен, что нет смысла протестовать. Он меня знал. Мы оба знали, что произошло, и я не задавал ему глупых вопросов о том, что теперь будет.
Не более чем через полчаса я смогу предложить свои вопросы человеку, который знает все ответы.
— Я плачу вам не за то, чтобы вы вели себя как глупый юнец. — Чарлот нарочно выражался разговорным языком, чтобы отчетливее дать мне почувствовать издевку.
— Вы вообще мне не платите, — упрекнул я его.
— Я плачу достаточно, — с нажимом сказал он. — Я сослужил вам неплохую службу тем, что спас вас из несчастливой ситуации, в которую вы попали, когда общество «Карадок» подобрало вас на краю туманности Альциона. Я знаю, что вы рассматриваете эту ситуацию, как несправедливость по отношению к вам, но так уж вам приходится жить. Я также знаю, что вы терпеть меня не можете. Но вы же разумный человек. Разве чрезмерно требование, чтобы вы работали с моими служащими, вместо того, чтобы ни за что, ни про что мешать им выполнять задания?
— Я прошу извинить меня за то, что я без спросу взял напрокат машину, — сказал я.
— Дело не в машине! — Меня удивило, что он схватил мою приманку. — Я говорю о девочке.
— Титус, — сказал я как можно убедительнее, — если бы вы ехали в своей машине и увидели бы маленькую девочку, преследуемую двумя не очень маленькими мужчинами, не производящими впечатления порядочных граждан, что бы вы делали? Неужели вы оставили бы им девочку под их честное слово?
— Почему же вы не привезли всех троих в колонию? — спросил он. — Ведь вас об этом и просили.
Я размышлял, нужно ли мне говорить, что они шарахнули бы меня по голове, как только я повернулся бы к ним спиной, но решил, что аргументировать подобным образом будет неумно. Лучше сказать правду.
— Они мне не понравились, — объяснил я.
Он вздохнул. — Вы доставляете мне больше неприятностей, чем стоите сами.
— В этом я с вами совершенно согласен, — заверил я его. — Мне можно упаковывать чемоданы?
— Нет, — сказал он.
Я пожал плечами. — Вам виднее.
— Вы только посмотрите, — начал он читать нотации, — вы же точно знаете, какого рода моя работа. Я создаю синтез мысленных представлений. Уже много времени я и мой многочисленный штаб сотрудничаем с массой существ других рас. На Нью Александрии полдюжины колоний. Люди здесь живут. И у них есть дом, семьи, их дети здесь. Им нужна некоторая забота. Я не запираю их в штрафных лагерях или резервациях, но они живут вместе, и для них этот мир — чужой. Девочка родилась на Нью Александрии, но ее родители с Чао Фрии. Она даже не говорит по-английски, так как не имеет отношения к моему проекту. Она немного знает об этом мире, потому что чужая здесь. Ее воспитание в руках ее людей. Тайлер и Ланнинг бежали за ней в интересах ее родственников, чтобы вернуть ее домой. И всегда, когда в колонии возникают проблемы, Тайлер и Ланнинг должны их устранять. У них очень тяжелая работа, и она не становится легче от того, что вмешивается подобный Дон Кихот, которого это совершенно не касается. Пожалуйста, оставьте в будущем моих сотрудников в покое. Это все.
Мне очень хотелось сказать ему, чтобы он убирался к черту, но я решил, что сейчас самое время сдержать свою гордость. Мы простились не в лучшем согласии. После вечеринки на Халльтсхаммер между нами была война.
Кончено, я принял все, что он сказал. Это меня вообще не касалось. Почему я должен считать, что он лжет? Или я должен был потребовать показать мне колонию анакаона с Чао Фрии? А если бы он мне сказал — что наиболее вероятно — чтобы я заткнулся, то это тоже не было бы доказательством того, что он что-то скрывает.
Я недоверчивый человек. Но за увертками Титуса Чарлота я ничего не заметил.
После этого случая я решил, что пора бы притормозить мои безответственные действия. И я обратился к удовольствиям зрелой молодости — например, к улучшению моего душевного состояния хорошо обдуманными дозами спиртного. При этом мне пришла мысль, что моя душа может вынести и дальнейшее улучшение ее состояния. В течение более чем двух лет я не имел времени для чтения. В короткое время на Земле, пока меня не нанял Ник дель Арко, я был так удручен, что только таращился в телевизор.
Ветер чрезвычайно одобрял, что я глубоко зарылся в напечатанные в «Процветании» слова, хотя его литературные вкусы совершенно отличались от моих. Это говорит за меня, что я заключил компромисс вместо того, чтобы выбрать, что нравится мне. То есть, если можно говорить о компромиссе при соотношении 80:20. Это, собственно, уже концессия.