Страница 7 из 35
— Это дело интересует всю расу, — примирительно произнес Хармалл. Мы делаем одолжение, разрешая советскому наблюдателю участвовать в наших исследованиях. Мы попросили их обеспечить соответствующим профессионалом и они, конечно же, согласились. Он прибудет через два дня. "Земной Дух" тоже будет готов к отправке, если вы сможете загрузить его необходимым оборудованием достаточно быстро. Габаритные размеры и вес можете обсудить с квартирмейстером. Остаетесь с нами?
Я все еще был с ними. Мне и в голову не пришло отступить. По-всему видно, команда «Ариадны» ошиблась. О себе я думал, как о человеке, который никогда не ошибается. Поэтому, там нет ничего страшного.
Я начал разговор о том, что мне казалось более важным.
— На основе всего, что вы нам показали, — сказал я, — Наксос не так… хорошо развит… как Земля. В эволюционном смысле так это и есть. Все позвоночные, представленные на этом снимке, есть то, что мы называем примитивным. Амфибии. Я подозреваю, что у них еще нет даже внутренней температурной регулировки, как у земных млекопитающих. Я исхожу из того, что уже было сказано. Такое состояние не может быть слишком удивительным климатическая стабильность и изобилие воды там в порядке вещей. Я прав?
— Не обнаружено доказательств существования млекопитающих, — ответил он. — Тем не менее, наша информация весьма ограничена. Мы затрудняемся сделать об этом заявление всему миру на основе того, что было открыто в одном районе за двадцать дней.
— У вас есть дополнительные доказательства, полученные при помощи роботов.
— Очень мало, — сказал он.
Он разыгрывал застенчивость. Это не было простой научной предосторожностью. По какой-то причине, он не хотел прыгать к ох-какому-впечатляющему заключению, что Наксос — девственный мир, пригодный для заселения. Хотя он и был в состоянии продемонстрировать, что люди могли жить там. Может быть, думал я, это официальная линия, выбранная так, чтобы обеспечить оправдание за сдерживание Советов подальше от радикального заключения. Если Наксос был тем, чем он казался, тогда он мог угрожать ей, как любая иная биологическая головоломка без реального практического применения. И в этом случае космическому агентству было бы легче его контролировать.
Я не стал развивать эту мысль. Меня это и в самом деле не очень интересовало.
— Закончим ли мы вовремя? — спросил Шуман.
Хармалл кивнул, что времени хватит, продолжая разглядывать нас, надеясь увидеть не собирается ли кто-то отступить.
— В таком случае, — сказал директор, — возьмите лучше доктора Хесс в вашу лабораторию, Ли. С марсбазы оборудование не прибыло, и сомневаюсь, захватит ли его Везенков на Пояс. Лучше вам решить, в чем вы нуждаетесь до того, как квартирмейстер "Земного Духа" начнет говорить вам, что этого вы не можете получить.
Я покидал комнату последним и, когда обернулся, Шуман сказал: «Удачи». Тогда я определил, что он уже смирился с существенной потерей.
— Не думаете ли вы, что там действительно есть что-то, с чем мы не сможем справиться? — спросил я его.
— Как ты думаешь, почему включили и Зено? — возразил он. Сказал это негромко, хотя Зено был уже в коридоре и удалялся.
— Потому что мы с ним хорошая команда? — предположил я.
— Клоп, нокаутировавший людей, возможно предпочитает вот этих, сказал он, сцепив пальцы. — Каликосца могли также взять, чтобы проверить разницу в выживании. Может быть, это сработает каким-то образом. В любом случае, кто-то может оказаться покрепче, видеть как это все произошло и воспроизвести историю. Это опасно, как и думает Хармалл.
— Вы чересчур опасаетесь, — сказал я.
Все директора склонны к осторожности до самой паранойи. Я предпочитал думать, что Зено включили по той же причине, что и Везенкова. Потому что каликосцы были также заинтересованы в открытии «Ариадны».
— Ну, — сказал он, — всяческих удач.
— Благодарю, — сказал я. — Я расскажу вам обо всем, когда вернусь.
Мне пришла в голову мысль, что я, со своими обещаниями, уж очень великодушен.
Когда мне сообщили, что департамент решил собрать группу для прощания, я вовсе не был вне себя от радости. На самом деле я чувствовал отчетливое оседающее чувство в моем желудке. Но все-таки, едва ли я мог отказаться, этого не следовало делать ни при каких обстоятельствах, кроме всего, это многих бы обидело. Нужна была небольшая разрядка, кто мог бы сказать, что находясь за много миллионов миль от дома они не нуждаются в этом?
Как всегда, они убрали расчленяющие перегородки вниз с тем, чтобы увеличить размер общего помещения и подготовить его для танцев. Лампы были тусклыми и разноцветными, и пары уже танцевали. Я не собирался присоединяться к ним. Не то чтобы затемнение вмешалось в мои альфа-ритмы, но я был чертовски уверен, что не хотел бы сорваться. Я выбрал ярко освещенное местечко за баром и устроился потягивая мелкими глоточками местное варево, которое члены нашей общины с удовольствием звали «вином». Я попытался посмотреть на себя со стороны и пришел в удовлетворение от своего места и возможностью объяснить свою скованность, тоской по Сулу, который был домом из домов для меня.
Несколько человек подходили ко мне, предлагая свои услуги и вежливо интересовались, куда это я собираюсь и почему. Они не особенно расстроились, когда я объяснил, почему не могу ответить им.
Мне было интересно узнать, сколько я способен продержаться, перенося докучливых собеседников и сожалея о том, что не выспался, когда ко мне обратилась женщина, которую я не знал. Ей было около пятидесяти, с коротко остриженными волосами среди которых пробивалась седина, она выглядела как старшая сестра моей матери.
— Доктор Каретта? — спросила она.
— Я — Ли Каретта, подтвердил я. В создавшем положении было что-то, что смутно меня встревожило, но что это было я не смог себе точно представить.
— Я — Катрин д'Орсей, — сказала она. Я неопределенно кивнул и она нахмурилась.
— Д'Орсей! — воскликнул я. — Вы — капитан…
— Не более, — безжизненным голосом сказала она. — Я возглавляла команду.
Мой рот все еще оставался открыт, но я ни смог вымолвить ни слова. Было легко понять, что она не хочет продолжать разговор на эту тему. Я подошел с другой стороны.
— Вы не выглядите достаточно старой, чтобы быть моей пра… прабабушкой, — сказал я, наблюдая какое впечатление это произведет на нее.
Она не обратила на комплимент внимания.
— Вы не выглядите достаточно старым, чтобы быть одной из значительных фигур в своей области, — возразила она.
— Вы знаете, как это бывает, — сказал я, нанизывая колкость на колкость. — В наше время, если ты не сделаешь свое дело до тридцати, то ты его уже вообще не сделаешь.
Она дала упасть одной игральной кости и, после соответствующей паузы, сказала:
— Вы не будете возражать, если мы переговорим где-нибудь в другом месте, где нам не помешает музыка?
Я положил свою пластиковую чашку на полку и вытер руки сзади о свои брюки, потому что жидкость замочила мне пальцы.
— Я думаю, — сказал я, — мы сможем ускользнуть в помещение лазарета. Это прямо вниз по коридору, там никогда не больных.
Снова она слегка поморщилась, точно не считала лазарет достаточно приемлемым помещением, но все же согласно кивнула. Когда мы уходили, я оглянулся в направлении веселящихся.
— Не много изменилось с нашего времени, я полагаю?
— Нет, — сказала она. — Это самая тревожащая вещь за эти последние несколько дней. Все так утомительно обычно.
— Невозможно отличаться слишком, если не прошло лет семьсот, — заметил я. — За исключением того, что мы не имеем изощренных костюмов. Танцы и выпивку трудно изъять из образа жизни людей.
— И секс, — сухо добавила она.
— Да, — ответил я. — Это тоже.
— Если бы я попала из 1744 года в двадцать первое столетие, — сказала она, — я заметила бы массу отличий. Но из двадцать первого века в двадцать пятый… Я внимательно приглядывалась, но черт меня побери, если я что-то смогла найти.