Страница 25 из 43
Голос пропадает, но через несколько секунд опять возникает.
— …Аверин, отвечайте…
Алексей полулежит на полу. Он снова упал, не дотянувшись до заветной кнопки. Но приказывающая и осознающая часть его «я» пробуждается. Мускулы на лице сжимаются, открываются неподвижные, невидящие глаза. Собранные крупицы силы расчищают дорогу мысли и вниманию…
— …Алексей Николаевич Аверин, нас тревожит ваше молчание. Вы должны слышать нас. Отвечайте на частоте седьмого канала…
Чтобы ответить, надо включить микрофон и передатчик. Чтобы включить микрофон и передатчик, надо подняться к пульту и нащупать радиощиток. Размещение его тумблеров он знает на память. Надо только подняться. Подняться! И для включения торможения и для ответа Земле… О, опять вызов. Совсем громко и отчётливо…
— …третья лунная станция астросвязи. Вызывается Алексей Николаевич Аверин, корабль «Диана». Отвечайте на частоте седьмого канала…
Нет, он сейчас не может подняться… Молчание…
И опять:
— …Слушайте нас, Алексей Николаевич Аверин. Слушайте нас. Несмотря на отсутствие ответа «Дианы», комиссия Совета звездоплавания решила передать вам некоторые сообщения. Не исключено, что вы слышите нас, но не можете ответить…
— Да, да, — шепчет Алексей.
— Слушайте нас. Первое. Совет передаёт вам благодарность за ценнейшую информацию о пройденном вами пути. Почти вся она принята и расшифрована, как и большинство сообщений с других кораблей вашей эскадрильи. Второе. «Диана» запеленгована и находится под непрерывным наблюдением. Ваши пеленговые сигналы принимаются хорошо. Третье. Курс корабля удовлетворителен, но комиссию тревожит равномерность движения «Дианы». Необходимо немедленно включить трёхкратное торможение. Повторяю. Первое…
Алексей и сам понимает, что тормоз сейчас — самое главное. Иначе «Диана» пронзит Малый Космос, пролетит через него насквозь. Но…
— Четвёртое. Комиссия одобряет ваше решение воздержаться от похорон Веры Александровны Авериной. Совершенно правильно, что она покоится в космическом холоде. Но перед входом в Малый Космос её необходимо изолировать. Есть некоторая надежда на то, что по прибытии на Землю её организм будет восстановлен. Иногда это возможно. Повторяю. Четвёртое. Комиссия одобряет…
Что она говорит! О! Он снова силится подняться, отрывает от пола спину и… со стоном падает навзничь… Он настолько взволнован, что пропускает мимо ушей следующее сообщение. В нём говорится что-то о возможной неисправности тормозного устройства, о катапультировании вперёд ради торможения щитов метеоритной защиты, о включении на полную мощность сигнального излучателя… Чепуха! Тормоза исправны. Вот только дотянуться до кнопки…
— …Слушайте, Алексей Николаевич Аверин. Шестое. Комиссия Совета предполагает, что вы больны мезонной болезнью. Она возникает после близкого соприкосновения с поверхностями, испытавшими частичную аннигиляцию. Инкубационный период — шесть суток. Симптомы: припадки сильной рези в позвоночнике, тошнота и рвота, временная потеря зрения. Болезнь излечима. Лечение будет проведено на Земле. Повторяю…
Алексей решил копить силы. Расслабиться, дать себе отдых и потом рывком броситься к пульту…
— Восьмое. Ввиду вашей вероятной болезни комиссия решила принять «Диану» подвижным финишем. Для приёма «Дианы» отправляется базовый звездолёт «Амур». Он сблизится с «Дианой» и опустит её на Центральный лунный космодром. Вашего участия в этой операции не потребуется. Но «Диана» должна снизить скорость не менее чем в десять раз. Вам надо немедленно включить трёхкратное торможение. Повторяю…
Алексей выжидал. Ему стало немного лучше, но рывок к пульту должен быть совсем верным.
А голос Земли — звонкий, чёткий, с каким-то удивительно тонким и радостным акцентом, с ясным дыханием будущего, которое стало настоящим, — продолжал:
— Алексей Николаевич Аверин, слушайте нас. Сейчас будет воспроизведена запись небольшого обращения к вам вашего отца Николая Ивановича Аверина. Ваш отец жив. Он прошёл процедуру многолетнего сна, которая была разработана вскоре после вашего отлёта. Ваш отец разбужен месяц тому назад. Он здоров. Слушайте записанный вчера голос вашего отца…
Маленькая пауза.
— Здравствуй, сынок, здравствуй, невестка. — Отец поперхнулся, кашлянул. — Ты прости, я по старинке, Веронька. Я вот живой, не знаю уж, что сказать… Видите, как вышло… Разве ж я думал тогда, что дождусь вас… Так вот летите скорей… Всё хорошо… Держись, сынок…
Алексей собрал всего себя и в неудержимом рывке, который со стороны показался бы немощным и вялым, бросился к пульту.
В. Муравьёва
Астронавт
— Что сделаю я для людей?!
— сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь
и вырвал из неё своё сердце
и высоко поднял его над головой.
Мне придётся в нескольких словах объяснить, что привело меня в Центральный Архив Звездоплавания.
Иначе будет непонятно, о чём я хочу рассказать.
Я — бортовой врач, участвовала в трёх звёздных экспедициях. Моя медицинская специальность — психиатрия. Астропсихиатрия, как сейчас говорят. Проблема, которой я занимаюсь, возникла давно — в семидесятых годах двадцатого века. В те времена полёт с Земли на Марс длился свыше года, на Меркурий — около двух лет. Двигатели работали только на взлёте и при посадке. Астрономические наблюдения с ракет не велись — для этого существовали обсерватории на искусственных спутниках. Что же делал экипаж в течение многих месяцев полёта? В первых рейсах — почти ничего. Вынужденное безделие приводило к расстройству нервной системы, вызывало упадок сил, заболевания. Чтение и радиопередачи не могли заменить то, чего не хватало первым астронавтам.
Нужен был труд, причём труд творческий, к которому привыкли эти люди. И вот тогда было предложено комплектовать экипажи людьми увлекающимися.
Считалось, что чем именно они увлекаются — безразлично, лишь бы это давало им занятие в полёте. Так появились пилоты, которые были страстными математиками. Появились штурманы, занимающиеся изучением древних рукописей. Появились инженеры, отдающие всё свободное время поэзии…
В лётных книжках астронавтов прибавился ещё один — знаменитый двенадцатый — пункт: «Чем увлекаетесь?» Но очень скоро пришло другое решение проблемы. На межпланетных трассах начали летать корабли с атомарно-ионными двигателями. Продолжительность полётов сократилась до нескольких дней.
Двенадцатый пункт вычеркнули из лётных книжек.
Однако несколько лет спустя эта проблема возникла вновь в ещё более острой форме. Человечество вступило в эпоху межзвёздных перелётов. Атомарноионные ракеты, достигавшие субсветовых скоростей, тем не менее годами летели к ближайшим звёздам.
Перелёты продолжались восемь, двенадцать, иногда двадцать лет…
В лётных книжках вновь появился двенадцатый пункт. Межзвёздный перелёт, с точки зрения пилотирования, на 99,99% состоял из вынужденного безделия. Телепередачи прерывались уже через несколько дней после отлёта. Ещё через месяц умолкала рация. А впереди были годы, годы, годы…
Экипаж ракеты тех времён составляли всего шесть-восемь человек. Тесные каюты, оранжерея длиной в полсотни метров — вот и всё жизненное пространство. Нам, летающим на межзвёздных лайнерах, трудно представить себе, как люди обходились без гимнастического зала, без плавательных бассейнов, без стереотеатра и прогулочных галерей…
Но я отвлеклась, а рассказ ещё не начат.
Я не знаю, не успела ещё узнать, какой архитектор создал здание Центрального Архива Звездоплавания.
Это очень талантливый человек. Талантливый и смелый. Здание расположено на берегу Сибирского моря, возникшего двадцать лет назад, когда на Оби была построена плотина. Главный корпус Архива стоит на прибрежных холмах. Не знаю, как это удалось сделать, но кажется, здание висит над водой. Лёгкое, устремлённое вверх, похожее издали на белый парусник…