Страница 3 из 99
— У них ничего не будет, — добавил Гомес, понимая, что раунд выигран.
— Я остаюсь при своём мнении, — желчно заметил Стоун. — Спутник должен быть уничтожен. Так или иначе, мы вынуждены учитывать эту вещь в своих планах. Я за простоту.
— Простота — не всегда благо… Интересно было бы попробовать, — голос принадлежал профессору Райдеру, эксперта из Военной Академии.
— Что значит попробовать? — полковник умышленно добавил в голос побольше желчи. Он недолюбливал высоколобых, и не упускал возможности это продемонстрировать. — Вам понятен смысл слов «угроза национальной безопасности»? Вы знаете, что это такое?
— До сих пор мне казалось, что я это знаю, — как ни в чём ни бывало заявил профессор. — Самые страшные угрозы национальной безопасности — это самоуверенность и некомпетентность власти, особенно если это власть силы… — Райдер, в свою очередь, не жаловал армейских, и тоже не считал нужным это скрывать. — Я же не предлагаю разрешить русским облучать свою территорию. Но если взять, скажем, изолированный остров в океане, с небольшим населением? Почему нет? Ущерба для физического или психического здоровья людей — никакого. Экологический ущерб нулевой. На такие условия согласилась бы даже IRB. А если эта штука всё-таки сработает — мы получим уникальные данные.
— Уникальные данные? — полковник как будто разгрыз эти слова зубами. В кабинете стало очень тихо.
— Нас учили разным вещам, — наконец, сказал он. — Возможно, вас хорошо учили теоретической физике. Меня учили воевать. Меня учили хорошо воевать. Знаете, что такое хорошо воевать? Это значит — не оставлять противнику никаких шансов. Ни одного шанса. Ни одного.
— Генерал, где вы видите противника? — Райдер картинно воздел руки к небесам.
— Не знаю, — ответил Стоун. — И этого вполне достаточно.
Аксель Гомес демонстративно сдвинул ладоши, аплодируя. Полковник улыбнулся.
— Будем считать, что мы достигли взаимопонимания, — заключил Гомес. — Я передам согласованное решение Президенту…
— Я это сделаю сама, с вашего позволения, — подала голос мисс Шоу. — Как председатель комиссии.
— Вы уверены, что это необходимо? — Гомес постарался сделать недовольный вид.
— Да. Если вас интересует моя поддержка, разумеется, — сука в брюках вежливо осклабилась. У неё были мелкие ровные зубки. Такими зубками хорошо откусывать полусырое мясо от стейка.
— Меня интересует ваша поддержка, — Гомес склонил голову, изображая покорность.
На самом деле ситуация его более чем устраивала. Если суке в брюках так хочется взять на себя ответственность — пусть берёт на себя ответственность. В конце концов, он с Президентом — старые друзья, а это ведь совсем другое дело. Можно подождать до воскресенья, когда старине Джорджу захочется поболтать со стариной Аксом…
Он откинулся в кресле и отхлебнул кофе.
Господин председатель Специальной федеральной комиссии по науке при Министерстве науки и технологий Российской Федерации Илья Григорьевич Миних был в гневе — и не пытался этого скрыть. Напротив, он всем своим видом демонстрировал, насколько он взбешён.
Если бы причиной его гнева был бы кто-нибудь их подчинённых ему лиц, всё было бы не так плохо. Однако, все причины неудовольствий Ильи Григорьевича лежали за пределами его непосредственных административных возможностей. Это делало старого носорога особенно опасным. Поэтому Роберт избрал традиционную, веками проверенную линию поведения подчинённого перед руководителем, рекомендованную ещё Петром Первым: «вид иметь лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». То есть — стоять и ждать с тупым видом, покуда барский гнев пройдёт.
Наконец, Илья Григорьевич накричался, попил водички, и, несколько умиротворившись, достал из шкафчика початую бутылку дорогого подарочного вискаря.
— Садись, Арутюнян, — не дожидаясь ответа, он плеснул молодому помощнику на два пальца бурой вонючей жидкости.
Роберт пододвинул к себе стакан и сделал вид, что мочит губы. Сам он не пил ничего, кроме сухого красного вина, и шеф это отлично знал. Миних, однако, предпочитал напитки позабористее. И того же требовал от подчинённых.
— Мидовцы решили, что они великие, — в заплывшем жиром горле господина председателя комиссии всё ещё булькала свежая обида, — они опять решают вопросы с америкосами без нас. И просрали всё, конечно, — это было сказано не без удовлетворения, — просрали, потому что не в теме совершенно. Если бы они с нами пошли, ещё можно было бы как-то. Нет, решили сами всё сдать, за фу-фу. Так дела не делают.
«Так дела не делают» — это была любимая поговорка господина Миниха. Господин Миних хорошо знал, как делают дела. За полтора года работы на новом месте он сдал американцам и англичанам советских научных разработок где-то на полмиллиарда американских долларов, по самым приблизительным подсчётам. За это он получил где-то около восьмидесяти тысяч тех же денежных единиц (на счета и наликом), а также был приглашён на два ооновских семинара — по развитию и по разоружению. Кроме того, в прошлом году Илья Григорьевич в составе российской правительственной делегации ездил в Англию. Оттуда он привёз дорогую чернильную ручку с золотым пером, клетчатый пиджак, и вересковую трубку в футляре — подарок принимающей стороны. Трубку господин Миних не курил, и через некоторое время подарил её господину Зайончковскому из Конституционного Суда, страстному курильщику и полезному человеку. Господин Зайончковский отдарился настольным хрустальным шаром со статуэткой Гермеса, бога торговли. Арутюнян, глядя на этот шар, каждый раз вспоминал немецкую сказку про дурака Ганса, который поменял золотой слиток на коня, коня на корову, корову на козу, и так дошёл до точильного камня, который утопил в колодце.
— Так что у нас там, так сказать, говорят мидовцы, а, Илья Григорьевич? — Роберт решил, что пора уже демонстрировать интерес к проблеме.
— Да ты пей, что-ли, — Миних никак не мог отойти. — В общем, они хотели переговоров по тому спутнику, помнишь, ты документы приносил? Гутенморген какой-то… что-то по немецки. Не люблю немецкий. Грубый язык.
— Проект «Моргенштерн», Илья Григорьевич, — вежливо ответил Арутюнян. — Моргенштерн — это по-немецки «утренняя звезда», то есть Венера. Ещё так называли ручное оружие, нечто вроде булавы с шипами… Ну немцы, они вообще всякие такие штуки любили. Я эту дулю в музее видел, в Нюренберге, кажется, помните, мы были? Приятная такая бешечка…
— Не надо мне тут образованность показывать, — Миниху явно изменяла выдержка. Роберт напомнил себе, что старый носорог и вправду зол. — Ты слушать будешь, или вискарь глушить?
Роберт с готовностью отодвинул от себя ненавистный стакан.
— Пей, — тут же скомандовал шеф. — Вискарь ему, видите ли, не нравится. Коллекционный, меж проч. Сингл-молт. Может, коньяка тебе плеснуть? Армянский, кстати. Что мне в армянах конкретно нравится, это коньяк. Вот ты скажи, как армянин…
— Илья Григорьевич, так что там с МИДом? — Роберт терпеть не мог разглагольствований шефа на национальную тему.
— Ну что с МИДом? Я так понял, с ними связались америкосы. Занадобился им этот спутник, говна пирога. Небось решили, что это оружие. В советские времена хрен знает сколько всякого оружейного понаделали… Ну им предложили условия, всё как обычно — так и так, мы решаем вопрос по спутнику, вы нам пети-мети, ну короче всё цивильно. Но потом какая-то срань случилась непонятная. Короче, америкосы совершенно упёрлись, как никогда, типа нам этого не надо. И пети-мети того, тю-тю.
Арутюнян вздохнул. Миних, как человек старой интеллигентной закваски, не любил вульгарных слов, обозначающих деньги. В частности, он никогда не позволял себе общеупотребительное в его кругах словечки — «капуста», «бабло», «грины», «лаве» — предпочитая наивный жаргон времён своей юности.
Зазвонил белый телефон. Илья Григорьевич глянул на определитель, поднял бровь, собрал губы жопкой, и заквакал в трубку: