2007 № 12

Разрушения и страх, посеянные этой атакой, вызвали всемирный экономический кризис. Он был суровым, хотя и не таким великим, как тот, что случился десятилетия назад. Зато оказался глубже. Люди испытывали эмоциональную потерю, некоторые даже называли эту потерю духовной. Планету осквернили.

Люди проклинали безымянных пришельцев, которых прозвали Мясниками. Оплакивавшие потерю своих питомцев не могли им ответить и были лишены даже образа, лица, которое можно было бы ненавидеть.

Многочисленные случаи беспричинных нападений на владельцев кошек и увеличение числа локальных войн по всему земному шару, похоже, подтверждали заключения Мясников относительно нашего вида. Человечество действительно стремилось к саморазрушению.

Население Соединенных Штатов, пострадавшее особенно сильно, ближе всего подошло к тому, чтобы вернуться к норме. Люди искали способы жить дальше.

После того как в память о домашних животных были возведены статуи, монументы и разнообразные храмы, люди начали искать замену. Они заводили черепах, хомячков, попугаев и свиней. Многие бывшие владельцы собак завели кошек, другие — енотов, хорьков, выдр и даже скунсов… после соответствующих изменений. И законы стремительно изменились. Времена требовали перемен (хотя каждая новая минута, возможно, чего-то требует). Даже старые политики могли выучить новые трюки, если их заставляли.

К тому времени, когда Земля совершила свой пируэт вокруг Солнца и вернулась к той точке орбиты, которую мы называем Пасха, невероятно возрос спрос на кроликов. Впрочем, кролики с энтузиазмом удовлетворили этот запрос.

Многие бывшие владельцы собак пытались обучать своих кошек каким-нибудь командам. Кошки абсолютно не хотели сотрудничать и относились к людским потугам с презрением.

Другим повезло больше. Вороны, говорят, могли выучить несколько слов, а некоторые даже приносили хозяевам маленькие резиновые шарики. Один человек из Миннесоты научил своего попугая петь государственный гимн. Защищая себя и свою птицу, он говорил: «Ну, он не идеален, но его исполнение однозначно лучше многого из того, что я слышал».

Никто с этим не спорил.

Выдры, как выяснилось, высовывали головы из окон движущихся автомобилей так же, как раньше собаки, и в дополнение могли выучить множество трюков. Благодаря этому они стали популярны.

Свиньи научились будить владельцев (хотя и не особо изящным способом) в нужное время, а измененные скунсы оказались удивительно нежными. К тому же они могли отпугивать грабителей и надоедливых коммивояжеров.

Но попугаи не были способны приносить утреннюю газету, а свиньи терялись, когда им бросали палку. Кошки не желали лаять, а скунсы не подсовывали хозяину тапочки. Несмотря на все старания человечества, жизнь не возвращалась в привычную колею.

Лишь немногие винили президента Харрисона в произошедшей катастрофе, а его красноречивые, утешительные речи нашли отклик в сердцах. Однако когда наступил ноябрь, по результатам голосования его выселили из офиса, и это было одним из самых сокрушительных поражений в современной истории Америки.

Его обошел младший сенатор[2] из Миссури, отец четырех детей, бывший владелец эскимосской лайки и двух такс.

Утром 16 января президент Харрисон спускался в лифте вместе с четырьмя службистами, протестовавшими против его сегодняшнего визита. Но на данный момент он все еще являлся президентом, и они все еще работали на него.

— Это безопасно, парни. Расслабьтесь, — он беспечно принял свое поражение и улыбался, пока они спускались на нижний этаж. Службисты, правда, не улыбались в ответ.

Улыбки противоречили их природе. Майор Паркер приветствовал президента.

— Я рад, что вы добрались сюда, мистер президент.

— О, я не мог упустить такой возможности. Ведь для меня это последний шанс.

Они прошли через четыре двери, каждая из которых закрылась у них за спиной. Харрисон подумал о двух тысячах футов камня над головой. И вспомнил храбрых разведчиков и военных, которые погибли во время этой кампании.

— Каково количество по последним сведениям?

— 1287, сэр.

— 1287? Оно весьма увеличилось, не так ли?

— Конечно. На самом деле, шестеро появились только сегодня утром, — с гордостью добавил майор.

Когда они вошли в главный зал, Харрисон с удивлением обнаружил, что его переполняют чувства. Перед ним аккуратными рядами и колоннами были выстроены около семи сотен собак.

— Собравшихся здесь больше, чем на некоторых из моих митингов, — сказал президент, озабоченно почесывая затылок. — И энтузиазма здесь явно поболе.

Он был прав. Ирландские сеттеры, далматинцы, немецкие овчарки и шпицы виляли хвостами. От золотистых ретриверов до английских овчарок, от лабрадоров до спаниелей — здесь были представители тридцати семи видов, а также великое множество дворняг.

Перед приходом сюда президента предупредили: держитесь подальше от эскимоса в первом ряду — если вы уделите ему внимание, он будет требовать большего. Атот кокер-спаниель рядом с ним кусается. Всё, как с прессой.

— Это местные собаки, мистер президент.

— Да, я знаю, — как выяснилось, для безопасной перевозки собак подходили только свинцовые контейнеры с толстыми стенками и без вентиляционных отверстий. Все остальные попытки приводили к тому, что собаки вместе с перевозившими их людьми уничтожались. Из-за ограниченного запаса воздуха брать усыпленных собак приходилось только из ближайших окрестностей.

— Они такие гордые, — сказал Харрисон.

— Сэр, мы вместе с русскими могли бы разработать программу скрещивания. Что вы об этом думаете?

— О, пусть это решает следующее правительство. Я уже не сумею… Но у русских есть весьма впечатляющая популяция. И у британцев тоже. У британцев их больше, чем у нас в Колорадо.

— Правда? Я не знал подробностей. Меня держат в темноте. Харрисон рассмеялся.

— Возможно. Что ж, я расскажу вам еще одну новость. Когда египтяне узнали о том, что пришельцы не могут видеть сквозь скалы, они благополучно забаррикадировали около пятидесяти особей в туннеле под одной из пирамид.

— Это легенды, сэр.

— Говорю вам, майор! Эти Мясники могут до сих пор находиться прямо над нами. Возможно, у нас ничего не получится. Может быть, в конце концов мы уничтожим сами себя… так же бесповоротно, как эти пришельцы уничтожили мою карьеру. Но будь я проклят, если мы позволим им лишить Землю ее законного места в Галактике! Уэльский корги гавкнул, выражая полное согласие.

— Я хочу показать вам кое-что, сэр. Сюда, — майор повел президента к дальней стене, где сорок две собаки были разделены на семь рядов по шесть собак в каждом. Один из дрессировщиков поднял три пальца. Все собаки встали на задние лапы и подняли передние правые, салютуя президенту.

— О! Чудесно!

— Ну, мистер президент, в конце концов, вы же все еще главнокомандующий.

— Ненадолго. Ненадолго.

— Могу гарантировать, сэр, что каждая из них голосовала бы за вас, если бы могла.

— Хорошая мысль — использовать их поддержку! Боюсь только, что для этого потребуется поправка к конституции.

Харрисон склонился над золотистым ретривером.

— Как тебя зовут, солдат? Хочешь ли ты получить право голоса?

— Его зовут Бади, мистер президент, — сказал дрессировщик. Бади выразил свои предпочтения по поводу голосования при помощи хвоста.

Президент посмотрел Бади в глаза. В тот момент он понял, каким же был дураком, что так и не завел собаку.

Капрал взял «летающую тарелку» и обернулся.

— Лови тарелку, Бади! — крикнул он и бросил ее золотистому ретриверу.

Как только диск направился в его сторону, Бади пришел в боевую готовность. Снаряд летел к нему, проделывая довольно длинный путь. Хвост пса мотался из стороны в сторону, но глаза пристально следили за движениями тарелки.

— Хватай ее, Бади!

Бади следил за углом наклона и скоростью «тарелки». Он восторженно рванулся за диском, не отрывая от него взгляда, даже не моргая. Правый край поднимался, совсем чуть-чуть… скоро диск поменяет курс, опишет дугу и нырнет влево. Бади продолжал бежать. Он отлично знал, что сейчас придется развернуться и бежать назад, его так просто не одурачишь. Но ему нравилось бегать в оба конца, а затем хватать «тарелку» как можно раньше. Именно так лучше всего играть в эту игру, так получается очень забавно.

2

Так называют того из двух сенаторов от одного штата, который обладает меньшим стажем работы в Сенате.