Страница 58 из 76
Хотя случались казусы. Люди ведь не железные. Один наш товарищ — кстати, бывалый пилот, дважды летавший в космос — вдруг перед стартом подхватил «медвежью болезнь». Скрючило его так, что шагу ступить не мог. Ему на ВВП бежать, а он сидит в скафандре и за живот держится. Так и не полетел. А мы полетели.
Американцы решились атаковать в ноябре. Начали запускать орбитальные самолеты и сводить их в группы. Стало ясно, наш час пробил. Пора!
Стартовали по нормативам. Я — в первой пятерке. На расчетную высоту поднялся без проблем. Поначалу даже не оглядывался вокруг. В кабине «Красной звезды» тесно, даже теснее, чем в кабине «МиГа», штатные процедуры идут одна за другой. ЦУП все время на связи. КИПы ведут и отпрашивают. Потом — маневр, я на новой орбите и могу наконец посмотреть на звезды…
Черт возьми! Красота какая! Я шел с наклоном на правый борт. Слева — черное небо с яркими немигающими звездами. Справа и внизу — Земля. Большая. Голубая. Потрясающе красивая. Впереди — горизонт Земли. Потрясающий ореол у нее. Сначала радуга от самой поверхности Земли, и вниз такая радуга переходит. Это, наверное, оптика так играет…
Извините, путаюсь. Нет у меня слов и образования литературного, чтобы описать эту красоту. А может, и нельзя ее описать. Тот, кто на орбите не был, вряд ли сможет представить, что это такое — Земля из космоса. Непередаваемо. И непредставимо. Ради этого стоит жить и работать. А иногда приходится убивать и умирать…
Наконец вышел в район станции. Там нас эшелонировали. По командам из ЦУПа сбросил скорость и занял позицию на радиусе оборонительной сферы. Сверился с навигационными приборами. Вроде все верно. Станция была совсем далеко и в солнечном свете выглядела маленьким золотистым цилиндром — как гильза от патрона. Справа, слева, снизу и ближе к станции находились друзья по Отряду астронавтов. На орбиту для создания оборонительной сферы вывели девятнадцать машин.
От «Союза» отделился эвакуационный модуль. Ушел вниз.
Казалось, все замерло, и только Земля величаво крутится под нами, но это была иллюзия: на самом деле мы вместе с орбитальной станцией падали на нее с сумасшедшей скоростью, но не могли упасть. Эффект, описанный еще Ньютоном.
Невесомость я всегда переносил хорошо. Многие из астронавтов жалуются на тошноту, головокружение, а у меня никаких таких проблем никогда не было. Но интересно. Вытащил из зажима карандаш. Пустил его в полет по кабине. Полюбовался. Почувствовал себя ребенком, простым и наивным.
Тут забормотал в наушниках оператор из КИПа, и пришлось вернуться в реальность, отработать процедуру ориентации и доложить показания приборов.
Мы могли находиться в оборонительной сфере долго — до пяти-шести суток, пока не начнут отказывать системы жизнеобеспечения. Кому-то может показаться, что это скучнейшее времяпрепровождение, но все не так. Если вокруг тебя космос, нет повода для скуки. Вы в звукоизолированной камере посидите — вот там настоящая тоска! А ведь месяцами высиживали! Кроме того, ЦУП ведет нас, постоянно проверяя работу систем, сравнивая показания бортовых приборов с данными радиолокационного наблюдения и так далее. Так что дело всегда найдется. А в промежутках можно перекусить и полюбоваться красотищей…
Однако американцы долго любоваться не дали. Не для того они подняли в космос двадцать истребителей. Они хотели продемонстрировать превосходство, но так, чтобы их потом не обвиняли в необоснованном нападении на мирную станцию. Потому американцы избрали совсем другую тактику. Они появились на радарах внезапно — поскольку двигались по пересекающейся орбите с более высоким наклонением, чем наша. На открытой аварийной частоте по-русски потребовали покинуть район станции «Союз-3». Мы, разумеется, не услышали это безумное требование. Вся армада прошла мимо и ниже, чтобы вернуться через восемьдесят минут.
На самом деле, это была их ошибка. Если бы они с первого захода вступили в бой, то имели бы шанс на победу. Но возобладали соображения большой политики, и американцы потеряли внезапность. Когда они вернулись, в систему целеуказания уже были введены параметры их движения, каждый из нас получил конкретную задачу на уничтожение противника и ожидал приказа нажать на гашетку.
Но приказа пока не поступало. Как сейчас помню, код на открытие огня был 125.
Сейчас много снимают фантастических фильмов о космосе и астронавтике. Есть даже про космическую войну. Только кинодеятели — не знаю, специально, что ли? — постоянно демонстрируют всякие глупости. Кто-то из них вообразил, будто война в космосе ведется с помощью лазеров. Истребители обстреливают друг друга лучами, взрываются с грохотом, разваливаются на куски. Ерунда, конечно. Лазерное оружие требует мощной энергетической накачки. Такую энергию может дать только взрыв, но при этом будет разрушен и сам лазер. Проблема решается инженерными способами, но слишком затратно выводить лазеры в космос, обслуживать их, а толку получить чуть.
Поэтому лучше кинематического оружия для космоса ничего не существует. При тех огромных скоростях, с которыми мы летаем, в условиях пустоты обыкновенная пуля, даже обычный гвоздь, имеет колоссальную разрушительную силу. А ведь чтобы уничтожить космический корабль, много гвоздей не надо — сам по себе корабль слабо защищен, ведь не потянешь же танковую броню в космос. А у нас не гвозди, у нас снаряды калибром 23 миллиметра. Страшная вещь!
И еще. Никто в космосе не взрывается. Тем более с грохотом. Снаряды прошивают вражеский корабль в полной тишине, а все остальное делает вакуум.
Понятно, что такая война плохо выглядит на экране. Это не зрелище. Настоящая война, в отличие от показухи, всегда незрелищна…
На втором заходе американцы попытались атаковать станцию. Снаряды попали в стыковочный узел. Но приказа на открытие огня все не было, и армада ушла на второй круг.
И только после третьего появления американских истребителей я услышал в наушниках: «Код один-два-пять». Управляя малыми двигателями системы ориентации, я подогнал назначенную цель к перекрестию на экране радиолокационного пеленгатора и нажал на гашетку. И сразу выругался. Потому что у меня отказала пушка. А бой уже начался. Наши и вражеские снаряды крушили тонкую обшивку аппаратов, люди умирали в полной тишине, и только Центры управления полетами слышали их хрипы и проклятья.
Армада ушла на третий круг. Я обнаружил, что еще жив и все еще давлю на гашетку. Но пушка не работала. Доложил в ЦУП. Через несколько минут пришел приказ: тормозить и сходить с орбиты с посадкой на полосу под Саратовом. Приказы не обсуждаются, но я все губы искусал от отчаяния. Ведь ребята оставались в ожидании новой атаки, а я возвращался на Землю.
Мы победили в той битве. Ценой неимоверных потерь.
Станция «Союз-3» была разрушена. Погиб Комаров. Погиб Добровольский. Погиб Волков. Погиб Пацаев. Аппарат Лазарева получил серьезные повреждения, но Василий чудом сумел ввести его в атмосферу и, снизившись до приемлемой высоты, катапультировался из кабины. Лазареву повезло.
А мне? Повезло ли мне? Не знаю до сих пор. Я не предал друзей. И не бежал трусливо с поля боя. Пушка отказала. Такое могло случиться с каждым, но случилось со мной. И это тоже не вычеркнешь из памяти. И, может быть, кто-нибудь из друзей думает, что на самом деле я дезертир. Как, Алексей? Я дезертир? Только скажи честно…
92-е сутки полета
Алексей, прочитав мои записи, размышляет, а была ли реальная возможность избежать войны на орбитах.
Я ответил, что, наверное, да. Можно посмотреть различные гипотетические ситуации. Допустим, мы запустили бы сателлит первыми. А у американцев первым слетал бы астронавт. Мы высадились на Луне. А американцы — на Марсе. Если бы шло такое соревнование, то нужды в войне нет. Каждый получал бы свою долю приоритетов и славы, а астронавтика бы развивалась.
— Но тогда в чем было бы наше преимущество? — сомневается Алексей. — Не люблю я это «было бы», но скажи: в чем?