Джим Моррисон после смерти

По примерным прикидкам, Моисей имел в своей пастве около трёх тысяч душ, которых можно условно назвать людьми, и около девяти тысяч голов скота, включая овец, коз, мулов, ослов и верблюдов. Поднять этих условно людей и организовать на очередной переход – само по себе представляло большую проблему. Ведь им надо было собраться, свернуть палатки, нагрузиться по самые уши, да ещё и следить за скотом и детьми. Вот вроде бы все собрались и можно было идти, но тут выяснялось, что стадо овец разбрелось по пустыне и его надо собрать, или у кого-нибудь потерялся горшок, или мех для воды, или постельные принадлежности, или какой-нибудь ребятёнок утопал неизвестно куда, и мать, заливаясь слезами, носилась по всему лагерю в поисках своего драгоценного чада. А свернуть Моисеев шатёр и собрать все его вещи – это вообще разговор отдельный. Семеро мужиков еле управились за два часа. Они бы, наверное, справились и быстрее, если бы им не приходилось работать, крепко зажмурив глаза, то есть только на ощупь, чтобы, не дай бог, не ослепнуть при виде несуществующих Скрижалей Завета. И вот наконец патриарший шатёр худо-бедно свернули, все имущество разложили по сундукам и мешкам и кое-как распределили на спинах мулов и на плечах самых сильных мужчин и женщин.

Пока Дети Израилевы готовились к переходу, Моисей как ужаленный носился по лагерю, подгоняя своих людей, и вопил дурным голосом, выведенным к тому же на полную мощность, с реверберацией и всеми делами, так что всё это напоминало – в смысле по звучанию, – как Элвис Пресли записывал «Отель, где разбивают сердца» в большой гулкой студии RCA. Сэмпл заметила, что несмотря на создаваемые Моисеем убойные звуковые волны, дело быстрее не продвигалось. Люди как бы и не обращали внимания на разбушевавшегося патриарха. Единственное, чего он добился, – это перепугал всех животных, которые в панике разбежались, так что потом их пришлось собирать по пустыне. Также усиленный голос Моисея, по какой-то необъяснимой причине, действовал как мощный афродизиак на некоторых верблюдов. Стоило Моисею открыть рот, и верблюды-самцы со свирепым рёвом набрасывались на ближайшую соседку или соседа, вне зависимости от пола. Наверное, незачем говорить, что эти всплески дромадерских страстей никак не способствовали ускорению процесса сборов.

Пока все вокруг суетились, Сэмпл просто сидела-ждала, ничего не делая. Вообще-то она не любила ждать, но сейчас был как раз тот редкий случай, когда ей хотелось продлить ожидание. Чем дольше они будут возиться, тем дальше тот неприятный момент, когда Моисей наконец сообразит, что Сэмпл понятия не имеет, как пройти на Небеса Эйми. Они с Моисеем заключили сделку. Она покажет ему дорогу на Эймины Небеса, а он не даст племени, до сих пор убеждённому, что Сэмпл – нечестивая дьяволица из пустыни, забить её камнями. Похоже, Моисей был не очень знаком с методами перемещения в загробном мире. Согласно его представлениям – кстати, ошибочным – география Посмертия представляла собой лишь обманчивый символ, и если Сэмпл готова привести его на Небеса, то общей энергии племени будет достаточно, чтобы выбросить их двоих в режим телепортических вихрей, а там уж Сэмпл найдёт дорогу чисто интуитивно – вроде как животные, всегда возвращающиеся к дому, повинуясь условным рефлексам. Моисею не было никакого дела до своих людей. Ему нужна была только их совокупная энергия. Он вовсе не собирался тащить их с собой на Небеса. Пусть сами ищут пути к спасению. Если перефразировать Вуди Гатри, с которым Сэмпл как-то провела незабываемую ночь в апельсиновой роще в Тарзане: ну ладно, пока, было кошмар как погано с тобой пообщаться. Сэмпл решила, что какое-то время ей, наверное, удастся поводить Патриарха с его армией оборванцев взад-вперёд по пустыне, пока она будет обдумывать ситуацию и искать выход. Она только очень надеялась, что на этот раз выход будет не столь радикальным, как ядерный взрыв.

Когда Моисей попросил указать направление для первого марш-броска в предположительно долгом и трудном пути к Земле Обетованной, она огляделась по сторонам и указала на горизонт, где смутно маячили горы.

Моисей прищурился, глядя вдаль:

– Так куда?

– Видишь гору, похожую на кошку, лежащую на спине? Вот прямо к ней и идём. А дальше я покажу.

Моисей поглядел на неё с сомнением, но поблизости были верблюды, так что он не стал включать голос на полную мощность:

– Ты уверена?

Сэмпл изобразила обиду:

– Конечно, уверена. Я же оттуда пришла, правильно?

– Ты знаешь, что будет, если ты меня обманешь.

– Я что, похожа на идиотку?

– Просто лишний раз напоминаю.

– Не надо мне напоминать. Мне и так нелегко сориентироваться, и я не могу определяться в пространстве, когда на меня постоянно давят. Просто иди к той горе.

Хотя Сэмпл и указала направление, но это ещё не означало, что племя сразу же двинется в путь. Прошло полчаса, и Сэмпл уже начало казаться, что Дети Израилевы вообще никогда не сдвинутся с места. Но вот наконец авангард, состоящий из сотни овец и десятка смуглых пастухов, медленно двинулся со стоянки, где раньше был лагерь, в пустыню. Впереди важно вышагивал старый матёрый козёл с остекленевшим взглядом и жёлтыми бесформенными рогами. Интересно, подумала Сэмпл, кем он был в прошлой жизни?

В общем, племя пошло. Надо признать, смотрелось все это весьма впечатляюще. Людская волна как будто накрыла собой пустыню, медленно, но верно поглощая пространство. Да, они немытые и невежественные, они погрязли в суевериях, их умы – и без того не особенно крепкие – смущены поучениями Моисея, капризного и деспотичного лидера, который часто сам себе противоречит, но в них была некая несгибаемая, по-хорошему упёртая решимость, вызывавшая невольное уважение. Они несли на руках детей, тащили тюки с вещами, толкали перед собой нагруженные тележки, гнали скот, их сандалии вздымали песчаную пыль, – но на их лицах читались тупой оптимизм, не омрачённый никакими сомнениями, и бесконечное терпение и вера, что когда-нибудь – пусть очень не скоро, но всё же – они выйдут к Обетованной Земле, как и было обещано; там будут реки из мёда и молока, и их долгие мытарства наконец завершатся. А козёл с бесформенными рогами вёл их вперёд, за собой. Сэмпл даже стало немного грустно: такая огромная вера – и какое огромное разочарование ждёт этих людей впереди.

На самом деле Сэмпл думала, что Моисей сам поведёт свой народ. Хотя бы из тех соображений, что впереди не так пыльно. Но к её удивлению, он занял позицию где-то в районе десятого ряда, если считать от начала, точно по центру колонны. С точки зрения военной стратегии, это, конечно, имело смысл – если бы на колонну напали, Моисей оказался бы защищённым со всех сторон. Вот только кому придёт в голову нападать на такую толпу в пустыне, где, очевидно, никто не живёт – кроме самого Моисея и его племени. Но уже очень скоро Сэмпл убедилась в поспешности своих выводов. Похоже, эта пустыня не такая уж и необитаемая, как Сэмпл решила вначале. Вот впереди показалась заброшенная, раскуроченная автозаправка. Судя по масштабу разрушений, по ней, наверное, прошлись гигантской сенокосилкой – причём недавно. Сломы на деревянных досках были ещё относительно свежими. Увидев упавшую вывеску «Exxon», развороченные колонки, сплющенный автомат для продажи напитков, Сэмпл быстро взглянула на Моисея.

Она хотела с ним заговорить, но он целеустремлённо шагал вперёд, опираясь на свой резной посох и глядя прямо перед собой, – и она поняла, что для него этого места просто не существует. Она огляделась – а как остальные, – но, судя по их тупым лицам и пустым глазам, они тоже будто и не замечали заправку. Похоже, её видела только Сэмпл. И она решила, что лучше пока промолчать. Пока она не поймёт, что происходит.

Потом они прошли мимо открытого автокинотеатра, занесённого песком. На покосившемся щите у въезда висели выцветшие афиши последнего сдвоенного сеанса. «11 друзей Оушена» и «Дыра в голове». Экран остался почти не тронутым, если не считать большой дырки в центре, – словно кому-то из зрителей не понравился фильм и он со злости порвал экран. И опять Моисей и его люди вроде как ничего не заметили. Не заметили они и перевёрнутый «паккард», на который наткнулись через полчаса. Автомобиль лежал на боку, весь развороченный и побитый – будто по нему прошлись той же сенокосилкой, что и по автозаправке. И опять же совсем недавно. Краска на корпусе ещё не выцвела; металлические срезы были нетронуты ржавчиной.