Маскавская Мекка

Голопольск, четверг. Варяг

Небольшое тело памятника, стоящее на несоразмерном возвышении, казалось едва ли не детским. Протянутая вперед рука придавала ему прежде какую-то солидность, взрослость, значительность — ведь всякий указывающий, даже милиционер на перекрестке, внушает уважение уже самим данным ему правом указывать. Теперь же отломанная конечность неловко лежала внизу, придавив оранжевые и бурые листья. И лицо изваяния приняло обиженное, трогательное в своей беззащитности выражение.

— Черт возьми! — сказала Александра Васильевна.

Как человек власти, она понимала, что этой властью наделил ее вовсе не Клейменов, и не Тимофей Сидорович Горбатый, и не другие авторитетные товарищи. То есть, конечно, по форме все так и есть: рекомендация Клейменова, утверждение Тимофея Сидоровича… Но только по форме! По сути же она получила власть именно из его рук: потому что только он, вечный Виталин, мог распоряжаться ею! Да, да, это его бессмертный дух двигал мохнатыми пальцами Клейменова!.. его дыхание надувало толстые мокрые губы Тимофея Сидоровича!.. по велению его воли расступились однажды воды, и она, Александра Васильевна Твердунина, восстала к новой жизни из мерцающих зелено-розовых огней!..

А как женщина, она не могла не трепетать от благодарности за то, что именно ее выбрал он из тысяч и тысяч других — таких же привлекательных и игривых, таких же красивых и щедрых в любви: выделил! именно ее! не другую!..

И вот — на тебе. Все кругом заляпано известкой. Сам памятник полосат и по-арестантски страшен.

Она давно уже — года два или три — держала в уме, что монумент требует обновления… Да ну, какой там два! какой три! Девчонкой еще смотрела бывало и думала — а ведь вот-вот развалится… Но ведь все в жизни так: пока стоит, находятся дела поважнее.

— Ну что ты будешь делать! — досадливо пробормотала Александра Васильевна.

Многочисленные хлопоты сулило случившееся. Да как не вовремя!

Во-первых, Клейменов. Она представила себе его щедро налившееся кровью лицо: подрагивающие щеки, покрытые, словно пылью, успевшей пробиться спозаранку щетиной; внушительный нос, грубо вылепленный и украшенный, во-первых, пучками волос из ноздрей и, во-вторых, узорчатой сетью фиолетовых прожилок; суженные глаза под съехавшимися к переносице кустами буро-седых бровей. «У нас вот-вот до Маскава дело дойдет, а ты за своим хозяйством уследить не можешь?! Гумунизм, понимаешь, не сегодня-завтра по всей планете, а у тебя руки отваливаются?! Чтобы в двадцать четыре часа!..» — и дальше, дальше, дальше…

А не сообщить нельзя… еще, чего доброго, стороной дойдет до обкома… такого наворотят, греха не оберешься.

Нужно как-то решать вопрос, и решать экстренно: нельзя на площади стоять однорукому. Вот не вовремя-то, черт бы его побрал!..

Она торопливо поднялась на второй этаж, простучала каблуками по коридору, озабоченно кивая, если кто попадался навстречу. В углу приемной сидел какой-то старик. При ее появлении он подался вперед и оперся на клюку, готовясь вскочить. Александра Васильевна хмуро мазнула по нему взглядом и бросила, берясь за ручку двери своего кабинета:

— Зоя, Клейменов не звонил?

Зоя Алексеевна, секретарша Твердуниной, женщина лет сорока пяти с большой бородавкой на губе, пучком жидких волос на затылке и зеленой аляповатой брошкой, пристегнутой к вороту глухого коричневого платья, помотала головой, протягивая лист телеграммы.

— Соедините с Михаилом Кузьмичем, — приказала Твердунина. — А вы к кому, товарищ? У меня сегодня неприемный день.

Старик не удивился, не стал протестовать, а согласно закивал, помавая ладошками с видом самым униженным — мол, не извольте беспокоиться, меня и так-то почти нет, а через секундочку и вовсе не будет.

— Я им говорила, — сообщила Зоя Алексеевна. — Они говорят — посижу.

— Ну, хорошо, — неожиданно для самой себя смилостивилась Твердунина. Если время есть — сидите. Будет возможность — приму.

Пройдя в кабинет, она плотно притворила дверь, сняла пальто, села и, подперев голову руками, погрузилась в изучение документа. совсекретно первому секретарю голопольского рк гр твердуниной копия председателю голопольского ро укгу клопенко связи развитием событий маскаве целью выхода гумунизма пределы края двтч первое связи необходимостью формирования добровольческих отрядов братской поддержки приступить реализации мобилизационного плана номер четыре обеспечить питание зпт довольствие зпт матчасть двтч сбор дефис разбор зпт смазку зпт включая боеприпасы тчк ответственный клопенко тчк второе связи требованиями срочного выдвижения добротрядов границам маскава ревизовать парк жд средств двтч тплвз зпт првз зпт мтвз зпт ккшк зпт дрезин зпт связи чем обеспечить ревизию машинистов зпт кочегаров зпт путей зпт разъездов зпт горок зпт тупиков тчк ответственный твердунина тчк третье связи соображениями гумбезопасности обеспечить строжайший контроль секретность проверку концентрацию нежелательных элементов числа беженцев тчк разбор беженцев производить рамках гумзаконности практической оптимальной справедливости силами гумтроек на усмотрение председателя тчк ответственный клопенко тчк четвертое связи нуждами концентрации сил средств выхода гумунизма пределы края запретить торговлю спиртными напитками спиртосодержащими жидкостями крепостью более семнадцати градусов тчк перечень приложение один ответственный твердунина тчк пятое приложение один спирт зпт водка зпт коньяк зпт портвейн зпт средство мойки окон синий луч тчк первый секретарь верхневолоцкого ок гр клейменов

Тренькнул телефон.

Она оторвалась от телеграммы и взяла трубку.

— Александра Васильевна, Верхневолоцк на проводе, — проскрежетала Зоя.

— Алло!

— Да, Александра Васильевна. Здравствуйте, — мелодичным голоском отозвалась Клейменовская секретарша. — А Михаила Кузьмича нет…

Твердунина почувствовала облегчение, и сама же на себя за него рассердилась: ну что хорошего в том, что неприятная минута отодвигается! Все равно ведь потом получать, что положено…

— Тогда я вас попрошу, Нина, о небольшом одолжении, — сказала она тем корректным тоном, который только и может верно указать на существующую между людьми дистанцию. — Позвоните, пожалуйста, когда он появится…

Ниночка помолчала.

— Он не появится, — расстроенно сказала она.

— Что значит — не появится? — переспросила Твердунина. — Заболел?

— Он, Александра Васильевна, только что в Краснореченск отбыл.

— Надолго?

— Навсегда, — ответила Ниночка. — Я думала, вы в курсе…

Ба-бах! — ударило и гулким колокольным звоном отдалось в голове Александры Васильевны.

Навсегда!

Вообще-то, она догадывалась, что в области Клейменов не засидится. Так и должно быть: район, область, край — три ступени территориальной иерархии. Но все-таки: ничего себе! Трех лет не прошло — и уже в крайком!

— Я в курсе. Просто не знала, что сегодня, — соврала Твердунина и не утерпела: — А вас не взял?

— Он хотел, но… — сказала Ниночка, и голос ее горестно дрогнул.

Вот и поделом, — злорадно подумала Твердунина. — Там своих профурсеток сколько хочешь!..

Три года назад, когда Клейменов уходил в обком, Ниночка, его смазливая секретарша, осталась у Твердуниной. Однако Александра Васильевна терпеть не могла ее глупого хихиканья, и скоро они расстались. Сам же Михаил Кузьмич, узнав, что вместо того благоуханного цветка, что он сам когда-то подсаживал на секретарский стул, вырос бурый кактус в лице Зои Алексеевны, язвительно заметил, что это лишь подтверждает его давнее убеждение: ни одна красивая женщина, будь она хоть секретарем КК, не станет терпеть возле себя другую, хотя бы немного привлекательную, если тем или иным способом может от нее избавиться, — на что Александра Васильевна несколько обиделась. А Ниночку Клейменов через полгода забрал к себе в область — и даже какое-то жилье ей там организовал.

Но все-таки: каков Михаил Кузьмич! Слова не сказал!.. Да и дьявол бы с ним: не сказал и не сказал, переживем… Важно другое: если Клейменов не известил ее о своем возвышении, значит, лично для нее никаких перемен не последует, — первый секретарь Голопольского района остается на прежнем месте.