Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 65

– Да какая разница?! – громко воскликнул Азалий Самуилович, так, что на него начали оглядываться прохожие.

«Руковожу секцией я, а значит, и спрос будет с меня. Господи, что же делать-то? Сматываться надо куда подальше, залечь на дно и чтобы носа не высовывать… Нет, не убежать мне, не скрыться, – безмолвно застонал Расторгуев. – Они меня и из-под земли извлекут живым или мертвым. Надо сдаваться, явиться с повинной? А в чем виниться-то? Что пару раз в газетенках выступил, критикуя нынешних высокопоимевших? Так ведь нынче перестройка – и не такое пишут. Фу! Ну дурак, ну дурак. Перестройка, как и все в стране нашей гребаной, лишь на словах. На деле КГБ котов-поджигателей выращивает, а может, и мышей-шпионов вкупе с собаками-политиками. А иначе, откуда бы их столько расплодилось?»

Расторгуев увидел таксофон и резко рванул на себя поводок. Непривычная к подобному обращению Дездемона ошалело уставилось на пустое место, именуемое «хозяином», и потянула поводок на себя.

– Ах ты тварь безмозглая! – вскричал Азалий Самуилович.

В ответ Дездемона угрожающе зарычала. Расторгуев зло посмотрел на псину и прошипел:

– На кого ты тупотишь? На свой родный папа? Убью, подлая!

– А я укушу, – ответила Дездемона.

Расторгуев как стоял, так и сел на асфальт.

«Вот оно! – с тоской подумал он. – Дождался. Обложили, гады. Со всех сторон обложили».

– Это кто тебя обложил, мерзавец? – резким тоном спросила Дездемона. – Это ты сам обложился, ублюдок! Думать меньше надо. За тебя есть кому думать. Понял, мерзавец? Работай больше, а не бумагу порть. Однозначно! Бери лопату, будешь копать канал Волга-Амазонка.

– Господи, – только и смог пролепетать Азалий Самуилович.

– Я тебе не господь! Понял, ублюдок? Ленина – из мавзолея, коммунистов – на фонарные столбы. Однозначно. На выборах будешь голосовать за меня. Все понял?

– Товариж… Това…

– Удмуртский волк тебе товарищ. Скотина, мразь!

– Помогите! – застонал Расторгуев.

Тут неизвестно откуда появился здоровенный пес с седой холкой и странным, почти человеческим оскалом. Он сел напротив Азалия Самуиловича и с укоризной посмотрел тому в глаза.

– Россиянин ты, понимаешь, или не россиянин?

– А то, – усиленно закивал глава секции беллетристики.

– Так какого хрена, понимаешь, статейки вредные пишешь? Или ты демократии против?

– Так мы его сейчас быстро на фонарном столбе пристроим, – ввернула подлая любимица Клотильды Павловны.

– Молчать! Сукам слова не давали, когда кобели говорят, – оборвал Дездемону бродячий пес безродного происхождения. – Я еще разберусь на какие это такие шиши твоя свора пухнет и жиринеет.

– Не разберешься. Лапы коротки, – нагло заявила Дездемона.

– А это мы посмотрим, – раздалось из подворотни, откуда в сей же миг выскочил белый пикинесик в коротких шортиках. – Я наведу порядок в собственном доме.

– Вот те раз, – сказал седой барбос. – С каких это пор наша страна стала твоим собственным домом?

– А с тех самых, – нагло ответил пикинес. – Так что я теперь всех на чистую воду выведу.

– Чего-чего? – вытаращилась Дездемона. – Ты меня пугать решил? Думаешь, я не знаю, что в твоем Кремль-брюлле творится? «Звоночки» у меня везде имеются.

– Так и знал, так и знал, – завздыхал пикинес. – Завтра же царь-колокол уберу к едреной матери.

– Что ты Миньку с Пожарским валяешь, – сказала дворняга. – Колокол звонит, понимаешь, а не звенит.

Дальше их слушать Расторгуев не стал, а, опустив поводок, осторожно начал отползать на четвереньках к ближайшей подворотне. Расчет его оправдался. Увлеченные политическими дебатами, псы на этот его маневр внимания не обратили. Даже здоровенный и почему-то показавшийся Азалию Самуиловичу знакомым кот не привлек их внимания. Шел лай, не на жизнь, а на смерть. Впрочем, чему тут удивляться – и у хвостатых да блохастых бывают разногласия.

Так, дворами, и ушел от них Азалий Самуилович, и через десять минут был уже дома, где его ждало не меньшее испытание в лице Клотильды Павловны.

Отворив дверь и не увидев никого более, кроме супруга, она, сотрясая стены, ласково спросила:

– Дездемона где? А? Отвечай, вражье семя!

Расторгуев молча отодвинул ее, словно предмет мебели, и прошмыгнул в гостиную. С таким обращением к собственной персоне госпожа Клотильда столкнулась впервые, и потому, захлопнув дверь, двинулась вслед за мужем.





В комнате она опрокинула стул, наступила на одну ножку, а вторую вырвала… с «мясом»… с куском дерматиновой спинки. Затем произошло слияние двух спин. Азалий Самуилович крякнул и бесформенной глыбой оплыл на пол.

Добивать его Клотильда Павловна не стала. Муж все-таки. Хоть какая, а в доме польза. Да и не тратиться же ей на похороны. Пришлось наклониться, ухватить тело за воротник пиджака и нежно зашвырнуть на диван.

В этот самый момент в прихожей раздался звонок.

«Кого еще черт принес?!» – подумала Клотильда Павловна и аккуратненько, на цыпочках пробралась к двери да заглянула в глазок.

На лестничной площадке толпились мужчины в черных костюмах и черных же очках.

– А это кто? – спросила Расторгуева.

– Это кагэбэ.

– Кто? – удивленно переспросила Клотильда Павловна.

– Не открывай! – раздался сзади яростный шепот.

Из двери гостиной выглядывала пошедшая синими пятнами расторгуевская физиономия с дрожащими губами и вытаращенными глазищами.

– Боже мой, Азалий, – сказала Клотильда Павловна, – и что же ты это натворил?

В дверь настойчиво принялись настукивать кулаками.

– Заклинаю, не открывай!

– И чтоб меня посадили вместе с тобой? Нашел идийотку!

Дверь распахнулась, и прихожая сразу заполнилась черными пиджаками и запахами казенного дома. Последний из вошедших еще и держал в свободной руке поводок с полузадушенной Дездемоной.

– Ваша собака? – хором спросили пиджаки.

– Да, – сказала Клотильда Павловна.

– Нет, – сказал Азалий Самуилович.

– Не врите! – обратились к нему мужские лица. – Этот кобель назвал ваш адрес.

И пять указательных пальцев уперлось в растерзанную Дездемону.

– Так это ж сука, – поразилась Расторгуева, даже не подумав, как это собака может называть адреса.

– Верно подмечено, гражданка. Сука еще та. Но вы так и не ответили вразумительно на вопрос.

– Да, это наша собака, – еще раз подтвердила Клотильда Павловна.

– Боже ж мой, – застонал Расторгуев, хватаясь за голову.

– Собирайтесь, – сказали пиджаки. – Поедете на Чубянку.

И тут прорвало молчавшую доселе Дездемону.

– Я вам покажу, как Родину любить! Вы у меня мостовую будете мести. На Колыме. Это однозначно!

Клотильда Павловна охнула и отправилась в обморок. Азалий Самуилович юркнул в туалет и там заперся. Дездемоне воткнули в пасть кляп, но все равно отчетливо слышалось:

– Убьюдки, мерзауцы, рвань!

– Вот и конец, – пробормотал Расторгуев, а затем добавил, – Однозначно.

Чтобы сказать, что Константин Копейкин верил в чудеса, так это никак. Костя был атеистом. Он знал, почему древнему люду трахнуло в голову придумать суровых богов и разношерстную нечисть. Он периодически листал разного рода научно-популярные издания, и потому разбирался в строении Вселенной, где как ни крути, места Богу не находилось. С пеной у рта спорил Константин с православными, мусульманами, иеговистами, адвентистами, иудеями и прочей верующей братией.

– Если следовать логике, – брызгая слюной во все стороны, говорил Копейкин, – то выходит, что ничего не может возникнуть из ничего. Значит, эту вот вшивую табуретку сделал плотник, а плотника, пардон, состряпали родители. А вкупе всех людишек сотворил Бог. Так? Следовательно, все, что существует, создано Богом. Я правильно понимаю ситуацию? Замечательно, – тут Костя выдерживал паузу и ехидно вопрошал, – Так скажите мне на милость, кто тогда создал самого Бога? Ведь все в этом мире, как вы говорите, кем-то создано. Что? Он существовал всегда? Значит, он вечный? А что такое вечность? Сколько это? Миллион, миллиард, триллион или поболее? Даже бесконечность имеет начало и конец, надеюсь, вы это понимаете? Конец, допустим, у Бога искать не будем, а вот начало… Когда-то он все же объявился в этом бренном мире. Уж против законов физики и математики вам никак не устоять. Отсюда вытекает, что, как не тужься, а вечным он быть никак не может. Или взять смехотворный миф о ковчеге, который, кстати, кое-кто спер из древне шумерского эпоса о Гильгамеше. Нет, не ковчег, а миф, то есть саму идею. Не перечьте. Наукой идентичность доказана. Так вот, после потопа, когда Ной спас по паре каждой твари, все едино через сотню-другую лет на Земле не осталось бы никого, окромя рыб и прочих морских обитателей. Почему? А потому, что существует такое научное понятие, как инбр… имбрид… черт, как же его, короче – близкородственное размножение. К чему это ведет, думаю объяснять не стоит, но для особо тупых – вкратце. Это когда родственнички обязательно порождают потомство ущербное, которое в свою очередь плодит еще более деградированное и нежизнеспособное поколение. Так что, господа, в ваши божественные сказочки я не верю. Читайте лучше научно-популярные журналы. Полезное, скажу я вам, занятьице. Мозги нарастают, как жир на брюхе. По себе знаю…