Победитель

– Предъявите, пожалуйста, партбилет и приглашение! – повторил Плетнев корректным тоном. Просто страшно корректным. Таким тоном в метро остановки объявлять…

Жирный почему-то оглянулся на своего жердеобразного сопровождающего и спросил громко, на весь холл:

– Нет, ну ты слышишь?

Худой заискивающе хихикнул. За ним уже волновались несколько иных участников партхозактива. Кто-то выкрикнул недовольно:

– В чем дело, товарищи? Товарищи, проходите!..

– Ты меня в лицо знать должен! – сказал брыластый грубо и брюзгливо. Протянул жирный палец и начал тыкать Плетнева в грудь.

Из последних сил сдерживаясь, Плетнев склонил голову и стал смотреть на этот палец. Холеный такой палец с гладким стриженным ногтем. Прямо-таки начальственный палец. Таким пальцем хорошо показывать направление, по которому следует идти. “Вперед, товарищи!” И пальцем – туда, мол, туда!..

Он не понимал, что с ним делать. Если бы этот тип, вместо того чтобы тыкать, показал, как положено, партбилет и приглашение, все встало бы на свои места. Довольно больно тычет, собака! И, главное, совершенно ясно, что будет дальше. Плетнев молчит. У жирного, должно быть, складывается ложное впечатление, что Плетнев не против, чтобы его тыкали. Поэтому жирный его отечески наставляет. Когда окончит наставления, повернется и пойдет. А приглашение и партбилет так и не покажет. Что совершенно недопустимо.

– Ты понял? – продолжал жирный. – Руководство нужно знать в лицо!

И все пальцем, пальцем!..

Уже понимая, что не сможет справиться с волной закипающего бешенства, Плетнев поднял взгляд и посмотрел ему в глаза. Неужели не поймет?

– В лицо знать нужно!

И снова ткнул.

Тогда он схватил этот его чертов палец и резко загнул вверх.

Жирный сначала присел. Потом упал на колени. И при этом заорал на весь райком:

– А-а-а!

Честно говоря, Плетнев не ожидал такого эффекта. Он же не сломал ему палец. Просто загнул. Ну, неприятно, конечно… несколько болезненно… Но что уж так орать-то?

Жердь тоже завопила:

– Да вы что?!

Плетнев стоял молча. С корректной улыбкой на лице. Жирный с трудом встал и попятился, прижав свой драгоценный палец к груди и накрыв его левой ладонью.

– Хулиганство!

– Охрана! – вторила жердь.

– Предъявите партбилет и приглашение! – повторил он корректным, ну просто чрезвычайно корректным тоном.

– Мерзавец!

“Что ты уперся, болван?! – подумал Плетнев. Злость снова начинала душить его, кулаки сжались сами собой. – Ты должен предъявить документы, урод!”

Но тут появился Карпов – взволнованный, как штормовое море.

– В чем дело? Федор Николаевич! Что случилось?

– Ты еще кто такой? – злобно-удивленно спросил жирный, баюкая перст.

– Старший по пропускному режиму! – отрапортовал Карпов, вытягиваясь. – Полковник Карпов, товарищ второй секретарь обкома!

“Ну ничего себе! – содрогнулся Плетнев, и злость прошла – как не было. – Второй секретарь обкома! Это что же теперь будет?! Бог ты мой!.. Нет, ну а что он прет как на комод?!”

– Ста-а-а-рший! – злобно передразнил жирный. То бишь второй секретарь, будь он трижды неладен. – Что у тебя за бардак?! – кивнул в сторону Плетнева. – Это кто такой? Фамилия?

– Наш сотрудник. Старший лейтенант Плетнев.

– Сотрудник, мать твою! – рявкнул секретарь и вдруг снова к Плетневу: – Удостоверение!

Плетнев долю секунды бесстрастно смотрел в его распаленную физиономию. Хоть и секретарь, но все же лично ему он ничего не должен. Тем более – предъявлять удостоверение. Он не в райкоме служит. И не в обкоме.

Плетнев вопросительно посмотрел на Карпова.

Карпов кивнул.

Ну, если командир согласен, чтобы подчиненный махал удостоверением перед каждым хмырем, тут уж ничего не попишешь. Плетнев с несколько напускной ленцой – дескать, может, кто здесь и торопится, а у меня спешки никакой нет! – сунул руку в карман. Но вместо того чтобы ощутить под пальцами приятный, теплый, согревающий глянец корочек, почувствовал только пустоту – неприятную, мертвящую пустоту! Всегда же в рубашке, в нагрудном!.. Растерянно начал шарить по карманам пиджака… нету!

– Я… э-э-э… Дома забыл, товарищ полковник!

Ему совсем не приходилось наигрывать свое сокрушение. Утрата удостоверения! Это же катастрофа! Где? Неужели когда с этими болванами махался?!

– Нет, ну ты слышишь?! – наливаясь дурной черной кровью, заорал жирный. – Понабрали шпаны! Управдом ты, а не полковник! Дворниками тебе командовать, а не в органах служить! Коров тебе пасти! Полко-о-о-овник!

И плюнул Карпову под ноги – тьфу! Самой настоящей слюной. Даже, кажется, на брючины попало…

После чего худой клеврет взял негодующего жирнягу под локоток и повел куда-то в глубь холла.

Секунду или две Карпов молча смотрел на Плетнева. Вероятно, ему много хотелось сказать. Так много, что слова сдавились в глотке, как пассажиры трамвая в час пик, и некоторое время ни одно не могло выскочить наружу.

– Ты что! – выпалил он наконец, запинаясь от остервенения. – Ты что себе позволяешь?!

– Вы же сами инструктировали, товарищ полковник, – каменно ответил Плетнев.

– Да таким хоть на лбу инструкции пиши, толку не будет! Глаза-то разуй, лейтенант!

– Разул, товарищ подполковник!

Плетнев старался, чтобы взгляд, который он не должен сводить с его лица, был в достаточной мере отсутствующим. И все же, глядя в эти побелевшие от злобы глаза, он чувствовал самый настоящий страх. Ведь все они жили по жестким армейским законам. Нет, даже по еще более жестким. Значительно более жестким. Поэтому Карпов мог сделать с ним что угодно. Выгнать. Уволить. При желании – отдать под суд. Что ему стоит? Кто он, старший лейтенант, перед озверелым полковником? – мураш, насекомое! тряпка, чтоб ноги вытирать!

– Ты что это меня разжаловал?! Какой я тебе подполковник?! – снова взорвался Карпов.

– Я тоже не лейтенант, товарищ полковник! И на “вы”, пожалуйста!

Это была чистая правда, про лейтенанта-то. Быть может, поэтому полковник внезапно успокоился. Оценивающе посмотрел. Потом сказал холодно:

– Вот как!.. Ну хорошо. Сегодня вы старший лейтенант. Согласен… Но завтра! – завтра будете ниже плинтуса! С волчьим билетом метлой махать пойдете!

Повернулся и поспешил вдогонку за секретарем.

Тот замедлил шаг перед лестницей. Подскочив, Карпов что-то взволнованно начал объяснять. Затем взял под руку с другой стороны от худого…

Начали втроем подниматься.

Плетнев провожал их взглядом.

Эх!..

Кузнецов

С майором Ромашовым, заместителем Карпова, у Плетнева отношения хорошие.

Плетнев перед ним не заискивает, не выслуживается, не старается понравиться. Ромашов ему тоже спуску не дает – требует как со всех. Под горячую руку и пару ласковых может сказать. Если б это Карпов произнес, слова сложились бы в очередное оскорбление. А из уст Ромашова слышится совершенно иначе. Как-то по-дружески, что ли.

Хотя, конечно, никакой дружбы между ними нет. Да и какая может быть дружба между старшим лейтенантом и майором? Между капитаном и майором – еще куда ни шло. А майор и старший лейтенант – эти друг на друга из разных миров смотрят. Из разных вселенных.

И все-таки у Плетнева такое чувство, будто они чем-то близки. Должно быть, по характеру немного похожи. Скорее всего, Ромашов тоже хочет быть профессионалом. Просто профессионалом. Чтобы его ценили за то, что он умеет. А не за то, с каким выражением смотрит в глаза начальству. Другие-то свой карьерный рост не мыслят без участия высших сил… В общем, Ромашова в подразделении все любят. Хороший мужик.

Вот и сегодня. Карпов приказал с Плетневым разобраться – в отношении всех его выходок… Другой бы развел бодягу на два часа. Сам Карпов бы и развел. Что должен офицер, чего не должен офицер… наша цель – коммунизм… вопрос построения коммунизма стоит как никогда остро… поэтому собственным примером… а то вопрос станет еще острее, и что тогда?.. В общем, тупой пилой по больному месту.