Победитель

Он не знал, сколько прошло времени. Патроны кончились, нечего стало засовывать в магазин. Очнувшись, Плетнев обнаружил их россыпь на полу. Повернул голову и снова увидел тело Кузнецова. Другой человек – позже он узнал, что его фамилия была Алексеенко, – недвижно сидел рядом, опустив голову и подперев ее руками.

– Как вы здесь оказались? – равнодушно спросил Плетнев.

Алексеенко пожал плечами.

– Вызвали. Массовое отравление…

Плетнев отстегнул от автомата магазин, сунул в карман. Вставил полный.

Он все сделал. Осталась одна-единственная мелочь.

Достал из нагрудного кармана монету. Это был “лысый” – юбилейный рубль с барельефом Ленина. Долго смотрел на него, будто силясь что-то понять. Перевернул. На обороте поблескивал герб СССР.

Положил монету в безжизненную ладонь Кузнецова.

Алексеенко смотрел непонимающе.

Плетнев не стал ничего объяснять. Алексеенко глядел ему в спину, когда он побрел прочь.

В барной нише у стойки стояли Симонов, Аникин, Первухин. Тело Амина в трусах и майке раскинулось на полу. Рядом сидела, качаясь из стороны в сторону, его жена. Она уже не кричала. Вдоль коридора вытянулись три длинных ковровых свертка – еще три тела. Два бойца из “мусульманского” батальона подняли один из них и понесли к дверям.

Навстречу им в дверях появились Ромашов, Иван Иванович и – чуть отстав – два афганских министра – все в тех же советских солдатских шинелях без знаков различия, с поднятыми воротниками.

Все они тоже подошли сюда. С противоположной стороны в эту же минуту показался Шукуров и три солдата из “мусульманского” батальона. Шукуров устало кивнул Плетневу. Он ответил тем же.

– Уведите женщину! – приказал Иван Иванович.

Шукуров распорядился, солдат накинул шубу на ее плечи и помог подняться. Обессиленная, она послушно встала и обреченно двинулась к выходу, не глядя на них.

Шуба сползла с плеча, солдат подхватил ее и бережно вернул на место. Шукуров шел с другой стороны, что-то говоря ей на дари. Кажется, она и его не слушала.

Когда они скрылись, Иван Иванович взял руку Амина, пощупал пульс и озабоченно посмотрел на Сарвари.

– Точно он? Ошибки не будет?

Сарвари со злорадно-задумчивым лицом покачал головой.

– Да, это он, слава Аллаху!

Гулябзой молча кивнул.

– Ну, коли так, что ж… каши маслом не испортишь!..

Иван Иванович достал пистолет, с брезгливой миной накинул на Амина край ковра и, морщась и вздрагивая, несколько раз выстрелил в грудь.

* * *

При каждом шаге под подошвами отвратительно визжало стекло.

Низ лестницы был завален телами убитых гвардейцев. Кто-то сдвинул их в сторону, чтобы освободить проход.

Стоя над трупом, Аникин вчитывался в раскрытое удостоверение.

– Смотри-ка, – сказал он, протягивая его Плетневу. – Офицер, наверное. Не поймешь ни хрена…

Плетнев скользнул взглядом. Все как положено – фотография, арабская вязь. Уголок пропитан кровью.

– Наверное…

Аникин бросил удостоверение на труп и сказал с чувством выполненного долга:

– Ну что, Саня, будем дырки под ордена готовить? Каких орлов повалили!..

Что-то терло Плетневу шею.

Пальцы нащупали кусочек металла, застрявший в воротнике бронежилета.

Он вытащил его. Это была пуля. Автоматная пуля калибра семь шестьдесят два. Кончик немного смят, а вообще как новенькая.

– Знаешь, как Князев говорит? – спросил он, крутя ее в пальцах. – Нам лишних дырок не нужно.

– Говорил, – со вздохом поправил его Аникин. – Убит Князев. Да как по-дурацки убит! – выбежал из здания. Ну, его свои же и завалили…

Наверху лестницы показался Иван Иванович. В одной руке он держал какую-то винтовку, в другой – небольшой кожаный чемодан. За ним, опираясь на перила, неловко спускался Ромашов.

– Вы что делаете?! – воскликнул Иван Иванович, а потом обернулся к нему: – Чем заняты ваши люди?! Не видите?! Они шарят по карманам убитых! Это называется мародерством! вы понимаете?!

Аникин вскинул удивленный взгляд.

– Что ты разорался? – спросил Ромашов, останавливаясь. – Думаешь, им деньги нужны? Да на хрена они им! Мы только что сундук драгоценностей отсюда вынесли. – И неожиданно глумливо спросил, кривя щеку: – Хочешь, с тобой поделюсь?

– Вы как разговариваете, товарищ майор?! – завопил Иван Иванович.

– Слушай, шел бы ты от греха, – глухо сказал Ромашов. – Добром прошу. А то ведь в бою и шальные пули бывают…

– Вы за это ответите! – закричал Иван Иванович, быстро шагая к выходу. Перед тем как исчезнуть, обернулся: – Ничего не трогать! Здесь все отравлено!..

– Вот баран! – пробормотал Аникин. – Ну что, пошли?

– Погоди, – сказал Плетнев. – Давай вернемся, поможешь. Я один не донесу.

Ничего не спрашивая, Аникин молча двинулся за ним. Они завернули тело Кузнецова в штору. Ковры под ногами хлюпали от крови. Несколько раз Плетнев спотыкался о трупы и едва не ронял ношу. Пожар на третьем этаже расходился. Алексеенко шел с ними. Вынесли во двор. Солдаты грузили раненых на БТРы. Кто-то из них воспротивился – мол, убитых потом. Он был прав, конечно. Да, прав. Но Плетнев все равно взорвался, выхватил пистолет… Аникин оттащил его, а Кузнецов все-таки уехал с первой машиной. С ней же уехал и Алексеенко – в госпиталь, к операционному столу. Веру, оказывается, отправили еще раньше…

Они догнали Ромашова.

– Михалыч, ты что так кривишься? – спросил Аникин.

Ромашов махнул рукой.

– Да ну, не спрашивай… На пенсию пора.

Плетнев посмотрел на часы. Они давно стояли.

– Часы грохнулись, – равнодушно сказал он. – Сколько на твоих?

Аникин взглянул, потряс.

– Стоят… Стукнул где-то, наверное.

Ромашов тоже счел свои сломанными.

Но все три механизма показывали одно время, а когда Плетнев поднес свои к уху, оказалось, что они исправно тикают.

– Так что же, а? – сказал он тупо. Язык почему-то едва ворочался во рту. Он чувствовал такое опустошение, как будто из него выпустили всю кровь. – Выходит, всего пятьдесят минут прошло?

Аникин пожал плечами.

– Выходит, так, – ответил он, озираясь. – Я думал – ночь.

Госпиталь

Здание дворца страшно изменилось. Зияли искрошенные дыры, совсем недавно празднично поблескивавшие гладким стеклом. Щербатые стены утратили белизну и гладкость. Огонь лизал проемы нескольких окон третьего этажа в левом крыле. Отовсюду валил дым.

ДВОРЕЦ ТАДЖ-БЕК, 27 ДЕКАБРЯ 1979 г., 20 часов 23 минуты

Невдалеке от парадного входа стояли два БТРа и два грузовика.

Снизу у правой части дворца приткнулся, накренясь, сгоревший БТР.

Ко входу подъехала БМП, из нее высадились какие-то люди в штатском и скрылись во дворце.

На площадке у входа теснился небольшой гурт пленных афганцев под охраной солдат “мусульманского” батальона.

Плетнев прошел мимо и остановился. Повернулся спиной к дворцу и к пленным. Не хотелось ничего этого видеть. Он бы и к самому себе спиной повернулся, если бы это было возможно.

От дворца вниз расстилалась темная долина. На противоположном борту горели какие-то огни – должно быть, возле наших казарм… Выше едва угадывались во мраке очертания гор. Справа было чуть светлее. Должно быть, скоро выйдет луна.

Он медленно задрал голову.

Черное небо над Тадж-Беком светилось мерцающим заревом. Звезд не было…

Между тем из здания выводили новых пленных. Рослые гвардейцы в хорошо пригнанной форме с белыми портупеями шагали, угрюмо сутулясь. Их конвоировали солдаты “мусульманского” батальона в помятом, плохо сидящем афганском обмундировании. Последним вышел Шукуров с автоматом на плече.

Два афганских офицера, шедшие перед ним, тихо переговаривались.

– У меня в кармане пистолет, будь он проклят! – сказал один. – Что делать?