Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 127

* * *

Они продвигались по длинному задымленному коридору. Плетнев выбил дверь ногой и сразу же стал стрелять из стороны в сторону. Потом туда нырнул Голубков.

В эту секунду из-за угла коридора выскочил гвардеец и, мгновенно зафиксировав свое положение (так бы и Плетнев сделал), от живота веером выпустил очередь из автомата.

Это было похоже на то, как если бы Плетнева шмякнула баба, которой рушат стены. Пули вспороли бронежилет. Его швырнуло назад. Он стоял, вляпавшись в стену спиной и затылком и не понимая, на каком он свете. Слышал только звон в ушах, а видел лишь фиолетовые круги перед глазами

Несколько пуль попали в автомат и разбили ствольную накладку. Из развороченного магазина на пол медленно падали патроны.

Сквозь туман Плетнев видел, что гвардеец смотрит, оцепенев от изумления. А как он мог поверить своим глазам? Длинная автоматная очередь и десяток попаданий не могут не убить человека! Что ему оставалось? – ждать, когда убитый повалится!..

В стволе оставался патрон.

Плетнев одной рукой вскинул свое раскуроченное оружие и выстрелил гвардейцу в лоб.

Гвардеец взмахнул руками и рухнул на пол.

Надрывно кашляя и держась за грудь, ушибленную пулями через стальные пластины бронежилета, Плетнев подобрал его автомат – он отличался от прежнего только тем, что был исправен.

Тут из комнаты выскочил Голубков. Посмотрел на Плетнева, потом на убитого гвардейца.

– Ты чего? – весело поинтересовался он, утирая пот. – Подавился, что ли, бляха-муха?

Плетнев кое-как поправил на себе попорченную амуницию.

– Всю душу отбил, гад, – сдавленно сказал он чужим голосом. – Ладно, пошли!..

* * *

Хафизулла Амин лежал на широкой кровати.

Свет мигал. За дверью трещала беспрестанная стрельба. Слышались взрывы.

Амин открыл глаза и стал смотреть в потолок. Сильно мутило. Он попытался поднять руку. Недоуменно воззрился на капельницу.

Потом со стоном приподнялся, кое-как спустил ноги с кровати, сел.

Попробовал встать.

Закусил губу от боли – при каждом движении иглы капельниц впивались в тело.

Отворил дверь и, шатаясь от стены к стене, побрел по коридору…

* * *

Кузнецов, Алексеенко и Вера спрятались в барную нишу и стояли, прижавшись к стене возле стеллажа. Стеллаж был уставлен бесконечным количеством разноцветных бутылок. Разнокалиберные бокалы висели вниз головой на хромированной подставке.

Кузнецов озирался, не понимая, откуда ждать опасности.

– Вера! Встаньте в угол!

У Веры, вздрагивавшей от каждого взрыва, мелко дрожали губы. Тем не менее она ответила:

– Надо же! Сколько лет в угол не ставили!..

– Господи! – оторопело сказал Алексеенко.

Амина мотало из стороны в сторону, но все же он упрямо шагал дальше.

Банки с физраствором в его руках выглядели как гранаты. Трубки капельниц змеились по рукам.

Фигуру освещали сполохи огня.

Алексеенко кинулся к нему, подхватил под руку.

Вера выдернула иглы, положила на ранки по кусочку ваты и осторожно согнула руки в локтях.

С другой стороны подбежал Джандад.

– Звони в Советское посольство! – хрипло приказал Амин на дари. – Советские помогут!

– Кому помогут?! – криво усмехнулся начальник охраны. – Это они и напали!

Амин схватил со стойки пепельницу и со стоном швырнул в Джандада.

– Идиот!

Это движение отняло у него последние силы. Он прислонился к стойке и подпер голову руками, горестно бормоча:

– Не может быть!.. А ведь я догадывался… Обещали меня охранять!.. Какие сволочи!..

Совсем близко – то ли в соседней комнате, то ли этажом ниже – грохнуло так, что заложило уши.

Кузнецов потянул Веру за рукав.

– Пошли отсюда, пошли!

По коридору бежал плачущий мальчик лет шести.

За ним, крича что-то и пытаясь догнать, спешили две няньки.

Мальчик подбежал к Амину и обнял его колени.

– Папа, я боюсь!

Амин обнял сына и погладил по голове. Сделал знак няньке, что не нужно тянуть его за руку. Потом отстранился и сказал нарочито суровым голосом:

– Разве не стыдно? Ты уже большой, не бойся!..

Грохнул еще один взрыв. Няньки упали на пол, в ужасе закрывая руками голову.

– Да пойдемте же! – закричал Алексеенко. – Не видите, что творится?!

Амин только крепче прижал к себе сына.

Кузнецов и Алексеенко побежали по коридору. Кузнецов тянул Веру. Вера озиралась. Потом вырвала руку и замедлила шаг, как будто собираясь вернуться…

* * *

Плетнев и Голубков выскочили из-за угла и увидели стеклянную дверь, ведущую, должно быть, в еще один коридор.

По обе стороны от нее, прижавшись к стенкам, стояли Аникин, Первухин и Симонов.

Голубков тут же подскочил к Симонову – своему командиру и начальнику – и замер рядом, прижимая автомат к груди стволом вверх.

В голове у Плетнева мелькнула совершенно неуместная мысль о том, что настоящую выучку видно с первого взгляда…

– Что стоим? – негромко спросил он, одновременно отщелкнув почти пустой магазин. Сунул в карман штанов, а взамен вставил полный.

Сжав левую руку в кулак, Аникин большим пальцем молча указал на дверь.

Плетнев все понимал. Открывать эту чертову дверь – это не в комнату врываться. За этой дверью большое пространство, которое, возможно, готово к обороне. В общем, тому, кто соберется открыть эту дверь, хорошо бы для начала запастись завещанием.

Но что завещать простому советскому человеку?.. К тому же прошедшие полчаса вселили в него какую-то нелепую, дурацкую уверенность в собственной неуязвимости. Нет, он понимал, что все случайно и что случайность в любую секунду может обернуться против него. И все равно – какой-то колючий азарт, остервенелость и вера в то, что ему все удастся, толкали его вперед.

Плетнев протянул руку Голубкову, и Голубков выдернул из его гранаты чеку.

Бойцы, перехватив оружие поудобнее, приготовились к атаке. Все следили за ним.

Он с разбегу ударил ногой в середину между створками двери. Они распахнулись во всю ширь. Звякнули об ограничители и начали закрываться.

Но Плетнев уже бросил в коридор гранату.

Пропустив ее, зеркальные двери закрылись. Плетнев не видел, как медленно летела его граната. Очень медленно, кувыркаясь в полете, она сантиметр за сантиметром преодолевала назначенный ей путь.

Зеркальные створки схлопнулись, поэтому он не мог увидеть и расширенных от ужаса глаз Веры.

Граната все летела, поблескивая своими рубчатыми боками в неверном мерцающем свете.

Амин поднял голову, равнодушно следя за ее медленным полетом.

Его лицо превратилось в почти безжизненную маску, отражавшую не страх, а обреченное понимание.

Он еще крепче прижал к себе сына, закрыл его глаза теплой ладонью.

Сам он рос без отца…

Их дом стоял на окраине Пагмана – дачного пригорода Кабула. Загородные виллы, укрытые зеленью садов, ручьи, щебет соловьев в теплой ночи… Отец, молодой потомок знатного рода, был крупным чиновником в администрации Захир Шаха. К сожалению, он рано умер – Хафизулле не было и шести лет. Это навсегда поселило в его сердце печаль. Они владели землями и акциями Хлопковой компании. Мать занималась собой. Им занимался старший брат – Мансур… следил за учебой, практиковал в английском и французском… Хафизулла окончил педучилище… университет… Преподавал математику в лицее. Стажировка в США… Он работал над диссертацией, а его выслали за то, что он якобы будоражил афганских студентов. Какая глупость!.. будоражил, да, тогда уже вел политическую работу!.. Казалось бы, какое дело американцам до него? Он думал вовсе не о том, чтобы навредить их сытой стране! Он всего лишь хотел, чтобы его собственная страна тоже была сытой, счастливой, независимой! И понимал, что единственный путь к этому – революция!.. Потом они встретились с Тараки… горячка работы… политика, подполье!.. И дальше, дальше! – по высоким крутым ступеням, на каждой из которых можно было сломить голову!.. Многие и сломили… многих нет… нет и Тараки… через мгновение его тоже не будет!..