Страница 30 из 54
— О, конечно, конечно, — торопливо согласился Джордан. — Совесть у него все же есть, и это, право, восхитительно. Мне не хотелось бы дать ему повод подумать, будто я…
— Разумеется, — Пауэл с заговорщицким видом одарил Джордана пленительной улыбкой. — То, что как ученые мы можем порицать, нам приходится хвалить как светским людям.
— Мы друг друга понимаем, — сказал Джордан, с чувством пожимая Пауэлу руку.
В четыре часа доктор Джордан уведомил осчастливленного японца, что с радостью передаст самую секретную часть своей работы по зрительному пурпуру этим славным юношам, чтобы помочь им в исследованиях, над которыми они трудятся. Он вручает факел грядущему поколению. Его глаза увлажнились, голос срывался от волнения, и он двадцать минут подробно объяснял принцип ионизатора, разработанного им для «Монарха».
В пять часов доктор Джордан прибыл на аэроскутере на космодром. Доктора провожал весь штат сотрудников лаборатории. Они усыпали его каюту цветами и подарками. Они засыпали его самого бурными изъявлениями благодарности, и когда, набирая скорость, звездолет устремился к четвертому спутнику Юпитера, доктор ощущал приятное сознание, что он принес пользу науке и ни единым словом не нанес вреда своему щедрому и благородному патрону, мистеру Бенджамену Ричу.
В гостиной Барбара старательно училась ползать. Ее недавно покормили, и она перемазалась в желтке.
— Та-та-та-та-та-та, — говорила она. — Тата.
«Мэри! Мэри! Где же ты? Иди скорей сюда. Она говорит!»
«Не может быть!» — Мэра вбежала в комнату. — «Что она сказала?»
«Она назвала меня „папа“.
— Тата, — сказала Барбара. — Та-та-та-та-та-та.
Мэри облила его презрением.
«Ишь что придумал. Ничего она не говорит, просто лопочет: „Та-та-та“.
Мэри направилась в кухню.
«Она хотела сказать „папа“. Она ведь еще маленькая, и ей трудно выговаривать слова».
Пауэл наклонился к Барбаре:
— Скажи «папа», детка. Папа. Папа. Скажи «па-па».
— Та-та, — милым детским голоском протяжно отозвалась Барбара.
Пауэл капитулировал. Минуя уровень сознания, он, как прежде, обратился к подсознанию:
«Здравствуй, Барбара».
— Это снова ты?
«Ты меня помнишь?»
— Не знаю.
«Конечно, помнишь. Я тот малый, что без спросу лазит к тебе в душу, чтобы помочь тебе унять ее смятение».
— Значит, нас только двое?
«Только двое. Ты знаешь, кто ты? Хочешь, я расскажу тебе, как получилось, что ты совсем одна и бесконечно далека от всех?»
— Я ничего не знаю. Расскажи.
«Слушай, милое мое дитя, когда-то давным-давно все это с тобой уже было — тогда ты тоже просто-напросто существовала. Потом ты родилась. У тебя была мать, был отец. Ты выросла и стала красивой, стройной, грациозной девушкой с белокурыми волосами и темными глазами. Ты прилетела с Марса на Землю вместе с отцом, и вы…»
— Неправда. Кроме тебя, нет никого другого. Нас только двое в темноте.
«Нет, Барбара, у тебя был отец».
— Никого у меня не было. Никого нет.
«Прости, милая. Мне очень жаль, но мы опять должны пройти через эту муку. Мне нужно кое-что узнать».
— Нет. Нет, прошу тебя. Нас с тобой только двое. Дух, миленький, прошу тебя, не надо.
«Мы и будем вдвоем. Иди сюда, моя хорошая. Твой отец в другой комнате… в комнате, похожей ни цветок… и вдруг мы слышим…»
Пауэл глубоко вздохнул и крикнул:
— Помощь, Барбара! Помощь!
И они замерли, напряженно прислушиваясь. Прикосновение постельного белья. Холодный пол под босыми ногами… нескончаемый коридор… а потом, добежав до комнаты, похожей на орхидею, они врываются в дверь, с криком шарахаются прочь от страшного Бена Рича, который что-то прикладывает к губам отца. Что он к ним приложился Задержи этот образ. Сфотографируй. О господи! Как ужасен был этот приглушенный взрыв! Голова проломлена, и тот, который вызывает столько нежности, почтения, любви, неестественно скорчившись, падает на пол, и сердце надрывается от боли, и нужно доползти и выхватить из помертвевших губ этот зловещий стальной цветок…
«Встань, Линк! Ты с ума сошел!»
Мари Нойес, возмущенная и негодующая, силилась поставить его на ноги.
«Идиот! Тебя нельзя оставить даже на минуту».
«Я очень долго простоял здесь на коленях, Мэри?»
«Не меньше получаса. Вхожу из кухни, и нате вам, любуйтесь!»
«Ты знаешь, Мэри, я нашел то, что искал. Это был револьвер. Старинное огнестрельное оружие. Я его очень отчетливо видел. Вот, взгляни…»
«М-м-м. Это и есть револьвер?»
«Да».
«Где Рич мог его достать? В музее?»
«Сомневаюсь. Я хочу рискнуть, попробую одним выстрелом убить двух зайцев. Пожалуйста, стань так, чтобы тебя не было видно на экране».
Подойдя к видеофону, Пауэл набрал ВД-12,232. Почти тотчас на экране возникло перекошенное лицо Черча.
— Привет, Джерри.
— Здравствуйте… Пауэл.
Черч держался крайне настороженно.
— Гас Тэйт покупал у вас какой-то револьвер?
— Револьвер?
— Да, огнестрельное оружие. Образца двадцатого столетия. Тот самый, что был пущен в ход при убийстве де Куртнэ.
— Не покупал.
— Неправда. Джерри, я уверен, что убийца — Гас Тэйт. Мне казалось, что пистолет приобретен у вас. Я сейчас приеду к вам и покажу, как выглядит тот револьвер, а вы мне скажете, прав я или нет. — Поколебавшись, Пауэл тихо, но веско добавил: — Вы нам очень поможете, Джерри, и я буду чрезвычайно признателен. Чрезвычайно. Ждите меня. Я буду у вас через полчаса.
Пауэл отключил видеофон. Взглянул на Мэри. Образ подмигивающего глаза.
«За полчаса малютка Гас должен успеть домчаться до ссудной кассы Черча».
«Но почему вдруг Гас? Я думала, Бен Рич…» — Мэри перехватила схему, в общих чертах составленную Пауэлом для себя еще в доме Экинсов.
«Ага, понятно. Ловушка и для Тэйта, и для Черча сразу. Черч продал Ричу револьвер».
«Возможно. Наверняка, конечно, знать нельзя. И все-таки ссудная касса — это почти то же, что музей».
«Ну а Тэйт, выходит, помогал Ричу осуществить убийство? Не могу поверить».
«В этом почти нет сомнений».
«Ты хочешь натравить двух этих щупачей друг на друга?»
«И обоих на Рича. В качестве следователей мы потерпели полный крах. Попробую их общупачить».
«Но если ты не сможешь натравить этих двоих па Рича? Что, если они сразу вызовут его в ломбард?»
«Его нет в городе. Мы его выманили. Запугали Кено Киззарда так, что он кинулся в бега, а Рич пытается его перехватить, пока Кено не проболтался».
«Да ты и правда жулик, Линк. Держу пари, что не кто иной, как ты, украл погоду».
«Нет», — ответил он, — «не я, а Нечестивый Эйб».
Покраснев, он поцеловал Мэри, поцеловал Барбару, снова покраснел и, сконфуженный, вышел из дома.