Страница 37 из 43
нов, гладкая, цельная, и, только пролетев метров семь,
рассыпается на белые буруны, шипит и брызжет. Ни
разу в мире еще не перекрывали реку с такой силой те-
чения.
176
В семь часов вечера все началось очень тихо и осто-
рожно. Лязгнул экскаватор, вывалил в первый кузоз
ковш камня, самосвал рванулся и пошел на мост. Гру-
зовики задымили, закопошились, затолпились в оче-
редь к экскаватору. А груженые, воя и сигналя, выле-
тали на мост, разворачивались задним ходом и высы-
пали камень.
В толпе на берегу переживали, вскрикивали:
— Вон несет, несет! Куда! И до дна не доходит!
— Его теперь за версту лови!
Иная глыба несколько мгновений скользила по по-
верхности; мелкий щебень несло, как пыль. Ангара по-
казала свои зубки!
А «МАЗы» ревели, шли, шли, сыпали, сыпали…
Дым из выхлопных труб сизыми лентами потянулся от
берега к берегу, трепетали в дыму флаги. Грохот кам-
ня, водопадный шум реки, едва слышные слова из
громкоговорителей: «Соблюдайте осторожность! Не
сбавляйте темпов! От вас зависит…»
Передавали слова начальника стройки: непрерыв-
ная работа шоферов до завтрашнего вечера. Сутки!
Если не больше… Ничего не известно, как поведет себя
Ангара.
— Захарыч! Захарыч!
Старик возил камень. Он высунулся в окошко, по-
махал нам с Петькой и скрылся за дымом и пылью.
Мы побежали «перенимать» его у экскаватора.
Петька пять раз щелкнул; старик смущенно улыбался
и делал страшные глаза: уйдите, не путайтесь!
— Захарыч! Возьмите в кабину!
— Нельзя. Приказано никого не брать. Опасно, ре-
бята!
У моста была каша. Дежурные выбивались из сил,
упрашивая, умоляя, бранясь:
— Пройдите с дороги! Уйдите с моста!
177
Самосвалы проносились перед толпой, как танки,
быстро-быстро, ни секунды передышки. Камень валит-
ся и валится в реку, а она несет, а она несет… Желтые
пузыри и буруны на миг — и снова гладкая, живая,
кристально-холодная вода, так что голова кружится,
когда смотришь на нее.
Я читал где-то об Ангаре и наткнулся на такое сло-
во: аквамариновая вода. Я не знаю, какой это цвет, но,
наверно, это точно. Простого слова нет, чтобы передать
потрясающую, необыкновенную красоту этой неправдо-
подобной, неестественной воды. Она прозрачная, как
хрусталь; она неуловимо играет, как драгоценный ка-
мень; она ак-ва-ма-ри-но-вая! В этот вечер киноопера-
торы испортили сотни метров пленки, пытаясь заснять
ее краски. Нет-нет, да и хватались они за аппараты и
напряженно снимали буруны, поток… Петька сознал-
ся, что и он потратил полпленки на воду; знал, что не
выйдет, что эти дивные переливы не уловишь ничем, и
не мог устоять. Это можно только видеть, и я смотрю,
и все смотрят, жадно, взволнованно.
А мост раскачали сотни машин. Он горбится, взды-
мается, проваливается и скрипит. Одни понтоны ныря-
ют, другие взлетают, грузовики колышутся на них.
Дым! Дым! Темнота пришла неожиданно. Зажглись
сотни прожекторов. Похоже на ночную киносъемку.
Шум, голоса, ярмарка; машины вылетают на освещен-
ное пространство, репродукторы надрываются, читают
что-то похожее на стихи. Я устал. Голова как чемодан.
Нет сил бегать, стоять, смотреть…
Так длится час, так длится два, три…
— Товарищ диспетчер! Разрешите сесть в машину.
Я корреспондент, мне нужно посмотреть.
Диспетчер подозрительно оглядел меня, но из кар-
мана у меня торчала авторучка, и это спасло.
— Садитесь. Два рейса.
178
— Захарыч! Я с вами!
«МАЗ» рванулся, и вот я с замирающим сердцем
болтаюсь в кабине уже на мосту. Девчонка с флажком
манит машину к себе, Захарыч слушается ее, как
школьник. Мост качается, как палуба корабля. Когда
он проваливается вниз, сердце замирает и подбирается
легкая тошнота. «Шух-шух-х-х!» Брызги, муть — и
мгновенно чистое зеркало воды.
— Неужели не уносит?
— У-но-сит! Теперь наши камни у самого Иркут-
ска…
— Захарыч, зачем же сыпать?
— А вот и будем сыпать, пока не пересилим. Али
мы ее, али она нас.
— Захарыч!
— А что ж ты думал? В бирюльки играем?
— Правда, что вы будете работать сутки?
— По-добровольному. Кто желает. Может, больше…
— А отдых?
— Какой отдых?
Я у Захарыча в кабине впервые. Хватаюсь за ручки,
держусь за дверцу, но меня чуть не стукает головой о
крышу. Тряска. Внутренности переворачиваются. Рев
мотора, бензиновый дух. Прыгают стрелки на освещен-
ных циферблатах.
Захар Захарыч бешено крутит баранку; высунув-
шись, что-то кричит.
— Ну и работка у вас!
— Работка у нас, Толя, обыкновенная.
— Как вы только выдерживаете?
— Привычка — все.
У меня, как в калейдоскопе, проносятся перед гла-
зами ковш экскаватора, поток камней в кузов, бегущая
полоса дороги, толпа у моста, аквамариновая вода,
желтые пузыри и опять ковш экскаватора. Так быстро,
12*
179
стремительно… Стучит в висках, кружится голова.
Я уже пьян.
— И что удивительно,— говорит Захар Захарыч,—
работа у нас сегодня без норм, без учета. Шоферяги —
ведь народ какой: не проставь ему ходку, он пальцем
о палец не ударит, машину с места не сдвинет! А тут
посмотри, что делается! Каждый норовит вперед, каж-
дый норовит скорее да больше. Никто ведь не узнает,
сколько он привез. Артелью работаем! А они лезут. Ты
не знаешь, почему? Ты не знаешь, почему ни один не
отказался работать сутки? Все, все как один! Что же
это такое? Ты понимаешь, скажи нам сейчас в воду
бросаться — ей-богу, найдутся такие, что бросятся, ма-
шинами своими загородят!
180
И я верю этому! Но не могу осмыслить — устал от
тряски. Выскакиваю на мосту.
— Ага-а! Вот где ты попался мне в руки! — Попа-
даю прямо в объятия Мише Ольхонскому. Он носится с
рулеткой.— Ты видишь, что творится? А? Ну что, Си-
бирь плоха? А хочешь, я тебя туда брошу?
На миг в его глазах сверкнули дикарские искорки,
что-то чингисханское, мне даже стало не по себе — но
только на миг. Миша уже кричал, радостно сверкая
глазами:
— Скорость течения увеличилась! Ты понимаешь,
беспомощный человек! Да ты ничего не понимаешь!
Он побежал, забыв обо мне. Я перегнулся через
край моста, заглянул в зеленую пучину. Искорки при-
181
зрачного света неслись в ней время от времени, про
жектор ощупывал толщу у воды, и она вдруг просвечи-
вала насквозь… Дна не было видно… Скоро полночь.
Пошатываясь, напрягая внимание, чтобы не угодить
под колеса, я выбрался с моста и сел на гравий откоса.
Тут в толпе переговаривались:
— Кубы пошли! Кубы!
ЕЩЕ БИТВА
Вот оно когда началось, самое главное! До сих пор
была разведка боем. Теперь загрохотали краны, двину-