Пирамида

В этом месте Кия всякий раз прерывал свою мысль и вздыхал, понимая, что в возведении пирамиды есть и его доля труда и рабской покорности.

Признаваться в подобном конечно же трудно, и поэтому Кия как только мог старался отвлечь себя от будущего и заставить думать о прошлом и только о прошлом.

Так, чаще всего ему вспоминались песчаные бури, когда по несколько дней кряду дул ураганный ветер и ничего кроме песка не было видно. Порою ветер бывал настолько силен, что разметал жилища, переворачивал колесницы, ну а людей – тех он подбрасывал в воздух… нет, тогда воздуха не было, был один лишь песок… людей он подхватывал вверх и уносил неизвестно куда. Однако против тех, кто ее не боится, песчаная буря бессильна. Да, будет уничтожен дом, хозяйство, скарб – всё, что наживалось годами. Придется начинать сначала, во второй, в шестой, в десятый раз. Но человек остался жив! Он не испугался и не дрогнул в бурю. Ведь как только она началась – внезапно, словно бы из ничего – он и не думал прятаться или спасаться бегством, а сел, скрестивши ноги, успокоился; мысль его укрепилась, а тело расслабилось так, что стало податливым и как бы невесомым, прозрачным и неуязвимым. Буря не смогла его поколебать – она промчалась сквозь него и затихла. А если испугаться хоть на миг, то тело сразу станет жестким, и ветер овладеет им и унесет. Значит, лишь тот, кто не боится, может уцелеть. И он же никогда не видит миражей.

О миражах Кия знал только понаслышке. Говорили, что когда какой-нибудь пришелец из чужой страны подолгу оставался с пустыней один на один, то он начинал видеть то, что могло бы спасти его от гибели – воду, оазис, караван…

Навалившись плечом на тяжелую глыбу, Кия нередко думал и о том, что пирамида – тот же мираж испуганных людей. Им, смертным, хотелось верить в бессмертие, в благополучный исход из одной, земной жизни в другую, небесную. Так что зачем пришли сюда другие, ему было понятно – трусливые любят верить во всякие сладкие россказни. А что же привело сюда его?

Восемь – или девять – лет тому назад все вокруг вдруг стали говорить, что Вечно Живущий уходит на небо, а вместе с собой он намерен взять и своих любимых рабов. Многие тогда посчитали, что именно они и окажутся самыми любимыми, и отправились к предполагаемому месту исхода. Пошел и Кия. Нельзя сказать, чтобы он тогда верил или же не верил в небесную жизнь. Он просто хотел узнать, возможна она или нет.

Когда же в предполагаемом месте исхода собралось великое множество рабов, придворные слуги Вечно Живущего объявили, что для восхождения на небо необходима лестница. Вечно Живущему она, конечно, ни к чему, но лестница нужна его верным рабам; по ней он возведет их над землей, а там и дальше, по воздуху, в котором есть опора одним только бессмертным. Лестница – или иначе «пирамида» – должна иметь четыре грани, ибо со всех четырех сторон света к ней будут стекаться верные рабы и, взявшись за руки, возноситься на небо. Не стоит также забывать и о том, что пирамида должна поместить на себя как можно большее число рабов, и поэтому нужно закладывать ее как можно более широкой в основании.

Вот так! Кия был удручен. Ведь он пришел лишь для того, чтоб удовлетворить свое любопытство. Он думал, что в тот же день у него на глазах Вечно Живущий отправится на небо и увлечет за собой своих наивернейших рабов. Кия любил пустыню, землю и жизнь на земле, он не стремился в небо. Уйти поскорее из места исхода – вот каково было его единственное желание… но покинуть строительство он не посмел. Мало того, что подобным поступком он выказал бы нежелание помочь лучшим из своих соплеменников; своим уходом он бы обнаружил нежелание прислушаться к речениям Вечно Живущего, к тому, который вечно печется о благополучии своих подданных, а одним из них считается и он, Кия, который всегда и во всем сомневается.

Итак, Кия остался. Вместе с другими он стал работать на расчистке места, которое было определено для пирамиды. Нужно было убрать песок о оголить скалу, земную твердь, на которой лестница, ведущая к небу, может стоять вечно и незыблемо. Днем рабы разгребали песок, а ночью, пока они спали, песок возвращался. Так продолжалось до тех пор, пока великий зодчий не приказал работать днем и ночью. Такая изнурительная работа уносила многие преданные жизни, однако приносила немалую пользу, и верные рабы, преисполненные надежды на скорое бессмертие, терпели. К тому же именно тогда и появились на строительстве надсмотрщики, зоркие глаза Вечно Живущего.

Лишь только скала была окончательно очищена от песка, как по дороге, проложенной от реки, другие верные рабы доставили к месту строительства первые известняковые плиты, бесценный дар крылатых змей, и началось возведение пирамиды. Тогда ее еще не называли усыпальницей.

Впервые это неуместное для Вечно Живущего слово было произнесено примерно годом позже. Дело в том, что строительство шло довольно медленно, и среди верных рабов все чаще стали встречаться такие, которые не щадили себя и ежечасно искали смерти от истощения сил. Когда их били плетью, они говорили примерно одно и то же:

– Пусть другие уходят на небо, а я недостоин, хочу умереть на земле. И немедля.

Их уводили, они умирали – немедля.

А на их место тотчас заступали пришлые рабы. В те времена еще не было отбоя от желающих взойти на небо. Рабы спешили, они понимали – чем скорее будет возведена пирамида, тем скорее сбудется их заветная мечта – бессмертие. Однако же великий зодчий однажды возвестил:

– Если лестница окажется плоха, то Вечно Живущий не сможет поднять за собою своих наиверных рабов.

Эти грозные слова подхлестнули нерадивых, уставших и разуверившихся. Поднятые наверх глыбы стали подгонять одну к другой с таким тщанием, что в щели между ними не проходило даже лезвие остро отточенного ножа.

Но тщетно! В очередной раз осмотрев пирамиду, великий зодчий изрек:

– Не печальтесь! Если Вечно Живущий не сможет вознести своих верных рабов, он останется с ними. Лестница в небо станет ему усыпальницей; упокоившись в пирамиде, он станет ждать того часа, когда боги простят ему нерадивость его подданных и позволят взять с собой лучших из лучших из них.

Вот почему на пятом году строительства было решено устроить в пирамиде временную – это всегда в речах подчеркивалось – временную усыпальницу для Вечно Живущего. Стены ее облицевали плитами голубого мрамора, цвет которых напоминал о небе. Посреди усыпальницы был устроен саркофаг без крышки – с тем, чтобы Вечно Живущий мог в нужный час сам, без посторонней помощи, встать и повести всех достойных на небо.

И вот тогда-то, при виде саркофага, Кия впервые безо всякого сомнения подумал, что Вечно Живущий смертен как и все остальные. Однако это не очень его поразило. Куда более Кия был поражен тем, что саркофаг оказался маленьким, сработанным на человека обычного роста. Да что ж тогда получается! Сколько раз он видел барельефы, на коих Вечно Живущий изображался огромным исполином, вокруг которого теснились маленькие придворные. Вечно Живущий, как всех учили этому с раннего детства, один способен рассеять вражеское войско, повернуть вспять реку, наслать на пустыню песчаную бурю…

Так что, и это ложь? А что же тогда истинно?

Истинно то, что никто не вознесется. Когда строительство закончится, им скажут, что пирамида плоха и потому Вечно Живущий должен затвориться в усыпальнице и ждать…

Но это же безумие! И, значит, каждый возводимый ими камень только умножает бессмыслицу их многолетнего изнурительнейшего труда. Далекие разумные потомки потом даже не смогут представить себе, что пирамида – это лестница всеобщего обмана. Они будут уверены, что в пирамиде собрана вся мудрость их великих предков…

И все-таки куда страшней другое: он, Кия, раб, он никогда не посмеет вслух сказать о том, что думает.

Светает. Сейчас, как всегда…

Сыромятная плеть обожгла ему плечи. Раз, второй, третий. Нужно вставать, а иначе надсмотрщик…

Ну и что? Разве есть на свете что-либо страшней песчаной бури? Нет, конечно. И, значит, главное и здесь не испугаться и не дрогнуть. Если ты будешь спокоен, то мысли твои укрепятся, а тело расслабится так, что станет как бы невесомым, прозрачным и неуязвимым. Кия закрыл глаза и успокоился. Сыромятная плеть беспрепятственно, как через ничто, проходила сквозь тело раба и щелчок за щелчком хлестала пирамиду.