Страница 9 из 14
По знаку Хисикавы Хонда, вынув из кармана лиловую бархатную коробочку с кольцом, передал ее третьей придворной даме, и через руки сначала второй, а затем первой дамы подарок попал наконец к принцессе — на все это потребовалось время, оно словно сгущало жаркий воздух. Первая дама открыла коробочку, так что принцесса была лишена даже этой детской радости — собственными руками поднять крышечку.
Смуглые миниатюрные пальчики равнодушно отбросили букетик, извлекли жемчужину, и девочка принялась внимательно ее разглядывать. Необычная тишина без проявления эмоций затянулась, и Хонда начал думать, уж ни в этом ли проявляется помешательство принцессы. Неожиданно на лице девочки вспыхнула улыбка. Блеснул по-детски неровный ряд белых зубов. Хонда почувствовал облегчение.
Кольцо опять было помещено в коробочку и поручено первой придворной даме. Принцесса впервые произнесла что-то ясным рассудительным тоном. Ее слова через губы трех придворных дам, словно зеленая змейка, пробиравшаяся по акации с ветки на ветку, наконец добрались до Хисикавы и в его переводе достигли ушей Хонды. Принцесса сказала «Спасибо».
Хонда попросил Хисикаву перевести следующее:
— Я раньше уже имел честь выказать уважение членам вашей семьи и теперь, чтобы вашей светлости стала ближе Япония, хотел бы после возвращения домой послать вам в подарок японскую куклу.
На тайском языке из уст Хисикавы фраза прозвучала достаточно компактно, но при передаче от третьей придворной дамы ко второй каждое слово будто удлинилось, слов стало больше, и когда первая придворная дама обратилась к принцессе, это была уже невероятно длинная речь.
Со словами принцессы происходило то же самое: переходя с одних морщинистых черных губ на другие, они доходили до Хонды, полностью лишенные блеска чувств. Создавалось впечатление, что из произнесенного принцессой по дороге высосали все живое, детское и заменили какой-то ерундой, пережеванной старческими зубами: «Ее светлость изволила сказать, что с радостью принимает любезное предложение господина Хонды».
И тут случилось непредвиденное.
Воспользовавшись тем, что первая придворная дама отвлеклась, принцесса соскочила с кресла, одним прыжком одолела расстояние почти в два метра и крепко обхватила руками колени Хонды, тот в изумлении поднялся со стула. Принцесса дрожала всем телом и, цепляясь за Хонду, что-то с плачем выкрикивала. Хонда, склонившись, положил обе руки на плечики рыдающей, продолжавшей кричать девочки.
Пожилые дамы не пытались оторвать ее от Хонды, сгрудившись рядом, они смотрели на принцессу и тревожно перешептывались.
— Что она говорит? Скорее переведите! — закричал Хонда стоявшему в растерянности Хисикаве.
Хисикава пронзительным голосом начал переводить:
— Господин Хонда! Господин Хонда! Как я рад, что вижу вас! Я ждал сегодняшней встречи почти восемь лет: я должен извиниться перед вами — вы так много для меня сделали, а я умер, не попрощавшись с вами. Я в обличье принцессы, но на самом деле японец. Предыдущую жизнь я провел в Японии, там моя родина. Господин Хонда, возьмите меня в Японию!
Наконец принцессу вернули на прежнее место, и аудиенция приобрела свой первоначальный, торжественный вид, но Хонда, глядя издали на черные волосы принцессы, с плачем прильнувшей к придворной даме, все еще чувствовал у себя на коленях их запах и тепло.
Придворная дама объявила, что принцесса неважно себя чувствует и сегодняшнюю аудиенцию на этом следует прекратить, но Хонда через Хисикаву попросил разрешения задать только два коротких вопроса. Первый звучал так: «Киёаки Мацугаэ и я были на острове в усадьбе Мацугаэ и узнали о приезде настоятельницы храма Гэссюдзи. Я хочу спросить, в каком году и в каком месяце это произошло?».
Принцесса капризно приподняла мокрое от слез лицо, отняв его от колен первой придворной дамы, и, отводя прилипшие к щекам пряди волос, без запинки ответила: «В октябре тысяча девятьсот двенадцатого года».
Хонда был поражен до глубины души: он не был уверен, что в сердце принцессы событие, со времени которого прошла жизнь двух поколений, отпечаталось с такими подробностями, словно то был свиток с тщательно выполненными картинками. Пусть сказанные принцессой слова принадлежали Исао, просившему прощения за неблагодарность, но могла ли она знать подробности событий, которые стояли за этими словами? Да и верные числа принцесса назвала без всяких эмоций, словно выдуманные, потому что не знала подробностей.
Хонда задал второй вопрос: «Когда арестовали Исао Иинуму?»
Принцесса выглядела совсем сонной, но ответила без запинки: «Первого декабря тысяча девятьсот тридцать второго года».
— Пожалуй, уже достаточно, — первая придворная дама поставила принцессу на ноги, намереваясь увести ее.
Принцесса распрямилась, словно пружина, и, стоя на кресле, что-то пронзительно прокричала, обращаясь к Хонде. Придворная дама, удерживая, принялась выговаривать ей тихим голосом. Но принцесса закричала снова и схватила удерживавшую ее даму за волосы. Было понятно, что девочка повторяет одно и то же. Подбежали две другие дамы, пытались поймать принцессу за руки, но она билась в истерике, и рыдания эхом отражались от высокого потолка. Из-под рук пожилых женщин, которые успокаивали ее, тянулись смуглые детские ручки, ставшие еще более очаровательными и гибкими, они хватались за все, что можно. Придворные дамы, вскрикивая от боли, отступили.
— В чем дело?
— Послезавтра принцесса едет во дворец Банпаин и хочет, чтобы обязательно пригласили господина Хонду. Придворные дамы ее останавливают. Интересно, что получится, — ответил Хисикава.
Начались переговоры между принцессой Лунный Свет и придворными дамами. Наконец принцесса кивнула и перестала плакать.
Первая дама, поправляя платье и учащенно дыша, обратилась прямо к Хонде:
— Послезавтра, чтобы развлечь, ее светлость повезут на машине во дворец Банпаин. Ее светлость приглашает с собой господина Хонду и господина Хисикаву, прошу вас, примите приглашение. Там будет подан обед, так что в девять утра ждем вас во дворце Роз.
Это официальное приглашение Хисикава в переводе немедленно передал Хонде.
На обратном пути в машине Хисикава без всякого стеснения продолжал болтать, не обращая внимания на погруженного в мысли Хонду. Полное пренебрежение к чувствам других людей у человека, изображавшего причастность к миру искусства, говорило о нервах, напоминающих стершуюся зубную щетку. Он вполне серьезно считал, что забота о чувствах других — обывательская черта, и гордился тем, что в работе гида часто находил тому подтверждение.
— Это было прекрасно придумано — два ваших вопроса. Я сначала не понял, в чем дело. Принцесса выказала особую приязнь к вам, словно в ней возродился тот, кого вы знали, и вы пытались это проверить. Ведь так?
— Да, — коротко ответил Хонда.
— И на оба вопроса вы получили нужный ответ?
— Нет.
— Значит, на один?
— Нет, к сожалению, оба ответа были неправильными, — Хонда решился солгать, его уверенный тон обманул Хисикаву, и тот громко рассмеялся.
— Вот как? Все не так? А она с таким торжественным видом называла год — ну, что ж, ничего не поделаешь. Не смогли убедить вас в возрождении. Но и вы тоже хороши. Решили на такой милой девочке проверить предсказания уличного гадальщика. По большей части в человеческой жизни нет ничего загадочного. Тайна осталась только в искусстве, или, другими словами, только в искусстве тайна может стать «необходимой».
Теперь Хонду поразили холодные рассуждения Хисикавы. За окном машины мелькнула пунцовая тень, Хонда перевел взгляд и увидел реку. Между кокосовыми пальмами со стволами огненного цвета на насыпи видны были кроны деревьев с цветами, горевшими ярко-красным пламенем. Ветви буквально охватывал его жар.
Хонда задумался над тем, нельзя ли как-нибудь поехать в Банпаин без Хисикавы.