След

Марино выжидает, давая шанс Скарпетте. Он и действуют в унисон, легко и без предварительной подготовки, как будто исполняют хорошо знакомый обоим танец.

– Думаю, что да. Помню, что открыла дверь ключом. И сразу позвала ее, чтобы она знала, что это я вернулась. Джилли не ответила, и я подумала… подумала… что она уснула и что это хорошо, потому что ей нужен сон. – Миссис Полссон роняет слезы. – Я подумала, что она уснула с Суити, и еще крикнула: «Эй, надеюсь, ты не притащила Суити в постель».

Глава 19

Она бросила ключи, как обычно, на столик под вешалкой. Через фрамугу над дверью в обшитую темными панелями прихожую просачивался тонкой полоской солнечный свет. В его лучах плавали крохотные белые пятнышки пыли. Она сняла пальто и повесила его на крючок.

– Я звала ее: «Джилли, милая!» – рассказывает миссис Полссон женщине-доктору, чье имя уже забыла. – «Я дома. Суити с тобой? Где Суити? Если он с тобой в постели, а я знаю, что так оно и есть, то вот увидишь, ему это понравится. Приучишь и потом не отучишь. И не говори, что он сам к тебе забрался, у щенка слишком короткие лапки, чтобы залезать на кровать».

Она прошла в кухню, поставила на стол пакеты с покупками. Решила, что раз уж выехала, то надо бы заскочить в бакалейный, и свернула в торговый центр на Уэст-Кэри-стрит. Достала из пакета и поставила на стол две банки куриного бульона. Открыла холодильник. Взяла упаковку куриных окорочков и положила в раковину – размораживаться. В доме было тихо. Она слышала, как тикают часы в кухне, монотонно и размеренно – тик-так, тик-так. Обычно она не замечала этого тиканья, потому что замечать приходилось слишком многое другое.

Она нашла в ящике ложку. В шкафчике – стакан. Налила холодной воды из-под крана. И понесла все – стакан с водой, ложечку и бутылочку с сиропом от кашля – в комнату Джилли.

– Я вошла в ее комнату, – рассказывает миссис Полссон, – и спросила: «Джилли, что такое?» Потому что увидела… Я даже не поняла. «Джилли? Где твоя пижама? У тебя жар? Господи, где градусник? Только не говори, что у тебя снова температура».

Джилли лежала на кровати лицом вниз, голая. Полностью голая. Руки у нее были вытянуты над головой. Золотистые волосы рассыпались по подушке. Ноги согнуты, как у лягушки.

Боже…

У нее вдруг сами собой затряслись руки. Покрывало, простыня и одеяло сбились к задней спинке кровати и свисали с матраса до самого пола. Суити на кровати не было, и это почему-то отпечаталось у нее в голове. Она настолько опешила и растерялась, что даже не заметила, как все, что было в руках – пузырек с сиропом, ложечка и стакан с водой, – выскользнуло из пальцев и упало на пол. Пальцы тоже разжались сами собой, и она очнулась только тогда, когда стакан и бутылочка покатились по полу, а вода разлилась по половицам. Вот тогда она закричала, схватила дочку ставшими вдруг как будто чужими руками за теплые плечи, встряхнула ее, перевернула и закричала.

Глава 20

Руди ушел куда-то и еще не вернулся. В кухне Люси видит последнюю составленную службой шерифа сводку происшествий по округу Броуард. Ничего особенного. В числе прочего сообщение о нарушении границ частной собственности; неустановленный нарушитель может быть связан с уже имевшим место на той же территории взломом и незаконным проникновением.

Рядом со сводкой большой конверт из плотной бумаги, а в нем сделанный карандашом рисунок глаза. Полицейский его не взял. Молодец, Руди, хорошая работа. Теперь с рисунком можно будет поработать основательнее. Люси смотрит на окно соседнего дома. Как там Кейт? Пустилась ли, достигнув конечного пункта, в обратный путь? Люси невольно вспоминает вкус шампанского, и ее передергивает от отвращения. О шампанском она знает все, как знает все о флирте с незнакомцами, которые кажутся тем симпатичнее и милее, чем больше выпито алкоголя. Она знает об этом все и не хочет снова пускаться в это путешествие, а когда кто-то или что-то напоминает о прошлом, она съеживается от страха и чувствует глубокое сожаление.

Хорошо еще, что Руди куда-то ушел. Если бы он узнал о случившемся, то тоже вспомнил бы кое-что, и оба надолго замолчали бы, глубже уходя в себя и закрываясь друг от друга, и молчали бы до тех пор, пока не поругались бы и не преодолели еще одно мучительное для обоих воспоминание. Пьяная, Люси брала то, что – как ей представлялось – хотела, и только потом с опозданием понимала, что взяла совсем не то, что хотела, и что ее либо воротит от этого, либо совсем не цепляет, и это при условии, что она вообще помнила, что взяла или сделала, потому что многое просто забывалось. Для человека, которому идет третий десяток, Люси забыла очень многое. Когда такое случилось в последний раз, она стояла холодной зимней ночью на балконе тридцатого этажа какой-то квартиры в Нью-Йорке и на ней не было ничего, кроме коротких шортов, а происходило это с ней в Гринич-Виллидж, куда она попала неизвестно как и с кем.

Люси и поныне не знает, каким ветром ее занесло на балкон, и лишь предполагает, что, возможно, она шла в ванную, не там повернула, открыла не ту дверь и, может быть, уже собиралась перекинуть ногу через перила, думая, что перед ней ванна или что-то еще. Она могла запросто перекинуть вторую ногу и пролететь тридцать этажей до встречи со смертью. Тетя получила бы отчет о вскрытии и решила – как и ее коллеги, – что Люси совершила самоубийство в состоянии алкогольного опьянения. И никакие тесты и экспертизы не выявили бы тот факт, что Люси, оказавшись в квартире кого-то, с кем только что познакомилась, всего лишь отправилась спросонья в ванну и шагнула не в ту дверь. С кем и как она познакомилась, это уже другая история, вспоминать которую не хочется.

Та история – последняя из ей подобных. Люси объявила войну спиртному, чтобы посчитаться с ним за все. Теперь она не пьет. Теперь запах алкоголя напоминает запах нелюбимых любовников, тех, до кого она бы и не дотронулась на трезвую голову. Люси смотрит на соседский дом, потом выходит из кухни и поднимается на второй этаж. Хорошо уже хотя бы то, что в выборе Генри решение принималось без совета с бутылкой. Слава Богу…

У себя в кабинете Люси включает свет и открывает черный дипломат, который внешне ничем не отличается от обычного, но имеет особо прочный корпус и вмещает в себя ЦУГН – Центр удаленного глобального наблюдения, позволяющий подключаться к беспроводным приемникам в любой части света. Она проверяет, не требуется ли подзарядка, работают ли все четыре канальных репитера и записывают ли рекордеры, потом подключается к телефонной линии, включает ресивер и надевает наушники – может быть, ее новая знакомая уже разговаривает с кем-то по телефону из спортзала или спальни. Кейт ни с кем не разговаривает, а потому в наушниках тихо и записывать нечего. Люси сидит за столом, смотрит в окно на прыгающие по воде солнечные зайчики, на трепещущие под порывами ветра пальмы и слушает.

По прошествии нескольких минут она снимает наушники, кладет их на стол, переносит дипломат на другой стол и ставит рядом с формирователем изображений. Освещение в комнате меняется, облака то закрывают солнце, то пробегают мимо. Люси надевает белые хлопчатобумажные перчатки, вынимает из конверта рисунок с глазом и кладет на чистый лист черной бумаги. Потом снова садится, надевает наушники, достает из ящика стола баночку с нингидрином, снимает колпачок и начинает опрыскивать рисунок. Хотя спрей не содержит хлорофтороуглеродов и считается безвредным, но в каком-то особенном расположении к человеку заподозрить его довольно трудно. Капельки тумана попадают на легкие, и Люси кашляет.

Она снова снимает наушники, поднимается, берет влажный вонючий лист и идет за стоящим на термоустойчивой подкладке утюгом. Нагревается он быстро, и Люси, нажав кнопку, проверяет, работает ли режим отпаривания. Потом кладет лист на термоподкладку, поднимает утюг и, держа его на высоте чуть более четырех дюймов над рисунком, включает пар. Буквально через считанные секунды бумага начинает менять цвет на лиловый, и Люси видит проступившие на ней лиловые следы пальцев. Следы эти не принадлежат ни ей – она знает, в каких местах прикасалась к рисунку, ни Руди – он не трогал его голыми руками, ни полицейскому, которому рисунок даже не показали. Люси действует осторожно, чтобы не попасть паром на клейкую пленку, потому что пленка непористая и не реагирует на нингидрин, а при высокой температуре просто расплавится вместе с имеющимися на ней следами бороздок.