След

– Можете сказать, когда это произошло? – спокойно, не выказывая волнения, осведомляется Бентон. Сведения по-настоящему важные, и он уже чувствует, куда ведет эта информация. – Черный «феррари» пострадал, когда вы были в спортзале?

– Я не сказала, что была в спортзале, – бросает Генри, и ее враждебность подкрепляет его подозрения.

Генри взяла черный «феррари», очевидно, без разрешения Люси. На черном «феррари» не позволяется ездить никому, даже Руди.

– Расскажите о повреждении.

– Ничего особенного. Просто его кто-то поцарапал. Скорее всего ключом. Нацарапал картинку. – Она трогает желтоватый палец.

– Что за картинка?

– После этого она бы на нем не поехала. Кому захочется выезжать на поцарапанном «феррари».

– Люси, должно быть, рассердилась.

– Царапину можно было заделать. Все можно поправить. Если бы она его убила, я не была бы здесь. А теперь я буду жить в вечном страхе, что он меня найдет.

– Я делаю все возможное, Генри, чтобы вам не пришлось из-за этого беспокоиться, но мне нужна ваша помощь.

– Я, может быть, никогда ничего не вспомню. – Она смотрит на него. – Ничего не поделаешь.

– Люси пришлось подняться на три пролета, чтобы попасть в спальню. Вы были там. – Бентон внимательно наблюдает за ней. Генри слышала это и раньше, но как отреагирует сейчас? Все это время он опасался, что она, может быть, не играет, не притворяется. Что потрясение оказалось слишком серьезным. – Когда Люси нашла вас, вы были без сознания, полыхание и сердечный ритм соответствовали норме.

– На мне ничего не было. – Генри признается в этом легко. Ей нравится напоминать ему о своей наготе.

– Вы всегда спите голышом?

– Обычно.

– Вы снимали пижаму перед тем, как лечь в постель?

– Вроде бы снимала.

– То есть это сделал не он? Не тот, кто на вас напал?

– Не он. Хотя я уверена, что, будь на мне одежда, он бы меня раздел.

– Люси говорит, что когда видела вас в восемь утра, на вас была красная атласная пижама и купальный халат.

– Правильно. Потому что я собиралась выходить. Посидела на солнышке возле бассейна в шезлонге.

Еще один новый факт.

– Когда вы выходили?

– Наверное, сразу после того, как Люси ушла. Она уехала в голубом «феррари». Ну, может, не сразу, – поправляется Генри, глядя в окно на заснеженные, сияющие под солнцем горы. – Я на нее злилась.

Бентон неспешно поднимается и кладет в камин дрова. В трубу летят искры, пламя жадно облизывает сухие сосновые поленья.

– Оскорбила ваши чувства? – Он опускает задвижку.

– Люси не нравится, когда люди болеют. – Генри более сосредоточена, более спокойна. – Не хотела обо мне заботиться.

– А как же лосьон? – Бентон уже решил загадку, но удостовериться никогда не мешает.

– Ну и что? Большое дело. Любезность, не более того. Знаете, многие сделали бы это с большим удовольствием. Это я оказала ей любезность. Она всегда делает только то, что ее устраивает, не больше. У меня болела голова, и мы поругались.

– Вы долго сидели возле бассейна? – спрашивает Бентон, стараясь не отвлекаться на Люси – о чем она, черт возьми, думала, когда знакомилась с Генри Уолден? – и вполне отдавая себе отчет в том, какими обворожительными бывают психопаты, как умеют они втираться в доверие даже к тем, кто вроде бы должен все понимать.

– Не долго. Я не очень хорошо себя чувствовала.

– Минут пятнадцать? Полчаса?

– Около получаса.

– Вы еще кого-нибудь видели? Людей или лодки?

– Не заметила. Наверно, никого и не было. А что сделала Люси?

– Позвонила девять-один-один. Проверила ваши жизненные показатели, дождалась прибытия спасателей. – Подумав, Бентон решает рискнуть и добавляет: – Сделала снимки.

– А пистолет вытащила?

– Да.

– Жаль, что она его не убила.

– Вы постоянно говорите «он».

– Сделала снимки? Сфотографировала меня?

– Вы были без сознания, но вашей жизни ничто не угрожало. Люси сфотографировала вас до того, как появились спасатели.

– Потому что решила, что на меня напали?

– Потому что вы лежали в необычной позе. Вот в такой. – Он вытягивает руки над головой. – Вы лежали лицом вниз, с вытянутыми руками, ладонями вниз. Из носа шла кровь. На теле были видны следы ушибов. И – это выяснилось позже – у вас был сломан большой палец на правой ноге. Не помните, как это получилось?

– Может быть, ударилась, когда спускалась по ступенькам.

– Так вы помните? – Очередное откровение. – И когда это могло произойти?

– Когда я шла к бассейну. Там каменные ступеньки. Я, должно быть, оступилась. Температура, лекарства и все такое… Помню, что плакала. Потому что было больно. Я даже хотела ее позвать, но потом решила не беспокоить. Ей не нравится, когда я болею или когда мне больно.

– Вы сломали палец, когда спускались к бассейну, и хотели позвать Люси, но не позвали. – Нужно все прояснить.

– Да, точно, именно так, – насмешливо подтверждает Генри. – А где были мои пижама и халат?

– Лежали на стуле около кровати. Аккуратно сложенные. Вы их сложили?

– Может быть. Я была накрыта?

Бентон знает, к чему она клонит, но он должен говорить ей правду.

– Нет. Одеяла были у изножья кровати и свисали с матраса.

– На мне ничего не было, и она меня фотографировала. – Лицо Генри остается безучастным, но взгляд твердый, даже жесткий.

– Да.

– Все сходится. Чего еще от нее ждать. Коп всегда остается копом.

– Вы – коп, Генри. Что бы вы сделали?

– Чего еще от нее ждать, – повторяет она.

Глава 8

– Ты где? – спрашивает Марино, видя на дисплее завибрировавшего сотового номер Люси. – Где находишься? – Он всегда задает этот вопрос, даже если ответ не имеет значения.

Взрослую жизнь Марино провел в полиции, а хороший полицейский никогда не упустит такую важную деталь, как местонахождение. Что толку хвататься за радио и орать «Спасите!», если не знаешь, где находишься. Марино считает себя наставником Люси и не дает ученице забывать об этом, хотя она забыла давным-давно.

– На Атлантическом побережье, – звучит в правом ухе голос Люси. – Я в машине.

– Я не шучу, Шерлок. По-моему, ты в какой-то развалюхе. – Он никогда не упускает возможности отчитать ее за лихачество.

– Зависть человека не красит.

Марино отходит от кофейного киоска, оглядывается и с удовлетворением отмечает, что его никто не слышит.

– Послушай, дела тут не очень. – Он заглядывает в маленькое застекленное окошечко закрытой двери библиотеки – нет ли там кого. Никого нет. – В конторе черт знает что творится. – Телефон крошечный, и Марино постоянно двигает его вверх-вниз, от рта к уху и обратно, в зависимости от того, говорит он или слушает. – Это я так, ввожу в курс дела.

Люси отвечает после короткой паузы:

– Ни в какой курс дела ты меня не вводишь. Говори, что нужно.

– Черт! Это машина так шумит? – Он расхаживает взад-вперед, поглядывая по сторонам из-под козырька бейсболки, в шутку подаренной той же Люси.

– Ну вот, теперь уже я начинаю беспокоиться. – говорит Люси, повышая голос, чтобы перекрыть рев «феррари». – Как я сразу не поняла. Ясно же, что если ты говоришь «плевое дело», значит, дело совсем не плевое. Черт возьми, я тебя предупреждала. Я предупреждала вас обоих: не надо туда возвращаться.

– Проблема не только в девочке, – негромко отвечает Марино. – Я не говорю, что девочка не главная проблема. Главная, это точно. Но тут и еще что-то происходит. Наш общий друг, – он имеет в виду Бентона, – ясно дал понять. А ее ты знаешь. – Речь идет о Скарпетте. – Влезет в это дерьмо по уши.

– Говоришь, что-то еще происходит? Что? Намекни. – Тон меняется. Когда Люси становится серьезной, голос у нее неторопливый и жесткий и напоминает Марино застывающий клей.

«Если в Ричмонде возникнут проблемы, – думает он, – я точно влип». Люси приклеится и не отстанет.