След

– Вы бы видели меня в той машине, – отвечает Генри, и на бесстрастном, безжизненном лице вспыхивают холодные глаза.

– Вы часто на ней ездили?

– Когда хотела. – Она смотрит на него.

– Каждый день? До тренировочного лагеря?

– Когда хотела, тогда и ездила. – Бледное бесстрастное лицо смотрит на него, и в ее глазах злость.

– Можете вспомнить, когда садились за руль в последний раз? Когда это было, Генри?

– Не знаю. Перед тем, как заболела.

– Перед тем, как простудились? А когда это случилось? Недели две назад?

– Не знаю. – Она заупрямилась и не желает говорить о «феррари», а Бентон и не торопит, не подталкивает, потому что и молчание, и ложь несут в себе свою правду.

Бентон уже научился интерпретировать несказанное. Ясно, что она брала «феррари» в любое время, когда хотела, понимая, что привлекает в нем внимание, и получая от этого удовольствие, потому что для нее главное – быть «оком бури». Даже в свои лучшие дни Генри должна быть центром хаоса и творцом хаоса, звездой ее собственной безумной драмы, и именно поэтому – и только поэтому – полиция и судебные психологи пришли к выводу, что она спланировала и инсценировала покушение на убийство, а реального нападения вовсе и не было. И все же оно было. Ирония в том и заключается, что эта невероятная, странная и опасная драма реальна, и Бентон тревожится из-за Люси. Он всегда беспокоился за нее, но сейчас тревожится по-настоящему.

– С кем вы разговаривали по телефону? – Генри возвращается к прежней теме. – Руди скучает по мне. Надо было его подцепить. Столько времени растрачено впустую.

– Давайте начнем с того, что вспомним о границах. – Сидя на диване и делая записи, Бентон терпеливо повторяет то, что повторял накануне и двумя днями раньше.

– О'кей, – отвечает она с площадки. – А звонил Руди. Я знаю. Это он звонил.

Глава б

В раковине шумит вода, попискивают и перемигиваются приборы. Скарпетта наклоняется, чтобы получше рассмотреть рану, разорвавшую лицо тракториста.

– Я возьму пробу на алкоголь и углекислый газ, – говорит она доктору Джеку Филдингу, стоящему по другую сторону от тела на стальной платформе.

– Что-нибудь заметили? – спрашивает он.

– Запаха алкоголя не чувствую, и цвет лица обычный. Но на всякий случай. Повторяю, Джек, такие случаи всегда чреваты неприятностями.

На погибшем все еще те самые буро-зеленые штаны, испачканные красноватой глиной и порванные на бедрах. В ранах видны жир, мышцы и сломанные кости. Колесо проехало посередине туловища, но случилось это не у нее на глазах. Скорее всего после того, как они с Марино свернули за угол. Может быть, через минуту или пять минут. Скарпетта знает только, что видела именно его, мистера Уитби. Она старается не думать о нем как о живом, но он снова и снова возникает из памяти – стоит возле громадного колеса, копается в моторе.

– Эй, – обращается Филдинг к парню с выбритой головой, вероятно, солдату из похоронной команды, приписанной к Форт-Ли. – Тебя как зовут?

– Бейли, сэр.

Скарпетта замечает еще несколько человек, молодых мужчин и женщин, в операционных халатах и шапочках, с масками и бахилами на обуви. Скорее всего интерны, присланные из части набираться опыта работы с покойниками. Может быть, их готовят к отправке в Ирак. Армейская форма у них того же цвета, что и штаны мистера Уитби, буро-оливковая.

– Сделай одолжение похоронному бюро, перевяжи сонную артерию, – грубовато бросает Филдинг. Работая под началом Кей, он был куда как вежливее. Не командовал людьми, не придирался.

Солдат смущен и растерян, его мускулистая правая рука, богато украшенная татуировками, повисает в воздухе. В пальцах у него длинная изогнутая медицинская игла с хлопчатобумажной нитью № 7. Он помогает ассистенту из морга зашить У-образный надрез – вскрытие началось еще до совещания, и о том, что сонную артерию нужно перевязать, должен был вспомнить именно работник морга, а не солдат. Скарпетте жаль солдата, и если бы Филдинг работал у нее, она бы сказала ему пару слов насчет того, как следует вести себя в ее морге.

– Есть, сэр, – говорит солдат и невольно морщится. – Как раз собирался это сделать.

– Неужели? – спрашивает Филдинг, и все в морге слышат, что он говорит бедолаге солдату. – Знаешь, почему мы перевязываем сонную артерию?

– Никак нет, сэр.

– Потому что так принято. Знак уважения. Ты перевяжешь крупный кровяной сосуд, такой, как, например, сонная артерия, и парням, которые будут бальзамировать тело, не придется с ним возиться. Так принято, Бейли.

– Так точно, сэр.

– Господи! – раздраженно жалуется Филдинг. – Мне приходится сталкиваться с этим каждый день, потому что он пускает сюда всех и каждого, без разбору. Вы его здесь видите? Черта с два. Последний раз соизволил прийти четыре месяца назад. Ни одного вскрытия сам не провел. Ох! И если еще не заметили, любит заставлять людей ждать. Это у него на первом месте. Вам, наверно, о нем не рассказывали. Позвонили бы мне, так, может, и не приехали бы.

– Да, нужно было позвонить. – Краем глаза Скарпетта наблюдает за тем, как пять человек пытаются перегрузить с каталки на стол невероятных размеров женщину. Из носа и изо рта у нее течет кровь. – Придется повозиться, – добавляет она, имея в виду жировые складки в области живота, неизбежные у столь тучных людей, и тем самым давая понять Филдингу, что не желает обсуждать доктора Маркуса в его морге и в присутствии его подчиненных.

– Черт, это тоже на мои плечи, – ворчит Филдинг и слегка меняет тему разговора. – Когда девочку привезли, этот паршивец даже не пришел в морг, хотя всем уже было понятно, что дело дохлое. Извините за каламбур. У него это первый такой случай. Ох, ради Бога, доктор Скарпетта, не смотрите на меня так. – Он никак не может перестать называть ее по фамилии, хотя она и не возражала бы, потому что они работали вместе и она считала его другом. Но Филдинг так и не перешел на «Кей» тогда и не хочет делать этого сейчас. – Нас никто не слышит, а если бы и слышали, то мне наплевать. Какие у вас планы на обед?

– Надеюсь, пообедаем вместе. – Скарпетта помогает стащить с мистера Уитби грязные рабочие ботинки, развязать замасленные шнурки и вытащить язычки. Окоченение еще только началось, и члены теплы и податливы.

– И как только эти парни попадают под колеса! Вы можете объяснить? Я до сих пор не понимаю. Хорошо. У меня дома в семь. Я живу все там же.

– Я вам скажу, почему это обычно случается, – отвечает Скарпетта, вспоминая, как мистер Уитби стоял возле колеса. – Возникает какая-то техническая проблема – например, с двигателем. Они вылезают, встают возле заднего колеса и начинают проверять стартер, тычут куда-то отверткой и при этом забывают, что сцепление включено. К их несчастью, мотор заводится. В нашем случае колесо проехало по животу. – Она указывает на грязный след от шины на буро-зеленых штанах и черной виниловой куртке с вышитым красной ниткой именем, «Т. Уитби». – Я сама видела его, когда он стоял возле колеса.

– Да. Там, где был наш старый корпус. Добро пожаловать в город.

– Его нашли под колесом?

– Нет. Трактор переехал парня и покатил дальше. – Филдинг снимает заляпанные глиной носки с больших белых ног, на которых остались следы от резинок. – Помните тот высокий желтый столб на тротуаре, напротив заднего входа? Трактор наехал на него и остановился, а иначе протаранил бы дверь. Да только теперь какая разница – все равно сносят.

– В таком случае он умер не от асфиксии. Обширное разрушение тканей. – Кей осматривает тело. Потеря крови. В брюшной полости ее наверняка собралось немало. Плюс разрыв селезенки, печени, мочевого пузыря, кишок, перелом таза. – В семь часов?

– А ваш приятель?

– Не называйте его так. Вы же знаете Марино.

– Приглашение распространяется и на него. Только вот бейсболка ему не к лицу. Глуповато выглядит.

– Я его предупреждала.