Свет в ночи

Слезы жгли мне глаза. Странное парализующее оцепенение овладело мной при мысли о том, как порадуется Дафна, когда узнает, что она приготовила для меня в «Гринвуде». Казалось, мачеха преисполнилась решимости возводить препятствия на моем пути, неважно где, неважно какие. Даже когда я согласилась отправиться в школу и избавить ее от меня и Жизель, как ей того хотелось, эта женщина все еще не была довольна. Дафне хотелось быть уверенной, что она сделает мою жизнь несчастной.

– У тебя есть вопросы? – спросила миссис Айронвуд.

– Да, – ответила я. – Если я выходец из отсталого мира, то почему я несу ответственность?

Казалось, мой вопрос на какое-то мгновение ошеломил ее. Я даже заметила, как сверкнули глаза миссис Айронвуд – она оценила мой здравый смысл.

– Несмотря на твое происхождение, – медленно заговорила она, – ты кажешься мне лучшим материалом, с большим потенциалом. Я обращаюсь именно к этой части твоего существа. Сейчас твоя сестра все еще страдает из-за аварии и своего увечья. Она не готова к такого рода разговорам.

– Жизель никогда не будет готова к подобным разговорам. Она этого не могла и до аварии, – заметила я.

– Что ж, тогда тебе придется также подготовить ее и к этому, правда? – проговорила миссис Айронвуд с ледяной улыбкой. – Теперь ты можешь вернуться к занятиям.

Я встала и вышла из кабинета. Миссис Рэндл быстро взглянула на меня, когда я проходила мимо ее стола. Несмотря на кажущееся спокойствие, меня так трясло, что я едва могла идти. Я была уверена, что папа не знал, какую почву подготовила Дафна здесь, в «Гринвуде». Если бы знал, то, вероятно, не привез бы нас сюда. Мне хотелось позвонить ему и рассказать обо всем, но я представила себе, что это лишь даст повод Дафне лишний раз упрекнуть меня в неблагодарности за предоставленную возможность и за то, что я лишаю Жизель шанса на исправление.

На меня словно надвинулось черное облако отчаяния. В раздражении я рухнула на свое место и надулась. Несмотря на возбуждение и на теплое отношение большинства преподавателей, плохое настроение после разговора с Железной Леди не оставляло меня все утро, да и после обеда тоже, до того момента, пока я не встретилась с Рейчел Стивенс на уроке рисования, последнем для меня в этот день.

Мое подозрение, что мисс Стивенс во время общего собрания чувствовала себя неловко в официальном твидовом костюме и в туфлях на высоких каблуках, подтвердилось, когда я взглянула на нее в студии. Здесь она выглядела более похожей на художника и чувствовала себя свободнее. Она распустила волосы и зачесала их назад, а рабочий халат прикрывал короткую юбку и сияющую розовую блузку. Рисованием занимались по желанию, поэтому здесь было еще меньше учениц, чем во время других занятий. Нас собралось шестеро, что доставило удовольствие мисс Стивенс.

Я не знала, что, пока Дафна сообщала миссис Айронвуд о моем прошлом, отец постарался, чтобы и школа, и преподаватель рисования узнали о моих небольших успехах. Мисс Стивенс была достаточно добра, чтобы не ставить меня в неловкое положение перед всеми, но после того, как она рассказала о распорядке наших занятий и дала каждой из нас учебное пособие, чтобы мы его пролистали, молодая женщина подошла ко мне и поведала о том, что уже узнала обо мне.

– Мне кажется, это так здорово, когда несколько твоих картин уже выставлены в художественной галерее, – сказала мисс Стивенс. – Что тебе нравится больше всего рисовать? Животных, природу?

– Не знаю. Думаю, да, – ответила я.

– Мне тоже. Знаешь, чего бы мне хотелось – если ты не против, – спуститься в субботу вниз по реке и найти подходящую натуру. Как ты на это смотришь?

– Это было бы отлично. – Я почувствовала, как пелена плохого настроения становится все тоньше. Мисс Стивенс оказалась такой энергичной и оживленной. Ее энтузиазм подстегнул мое настроение и оживил мою потребность выразить себя при помощи карандаша или красок. За последнее время в моей жизни произошло много такого, что отвлекло меня от искусства. Может быть, теперь я смогу вернуться к нему с еще большей энергией и целеустремленностью.

Пока остальные продолжали просматривать наши учебники, мисс Стивенс задержалась около меня, чтобы поговорить, очень быстро став самой близкой из всех преподавателей.

– В каком общежитии ты живешь? – поинтересовалась она. Я ответила и рассказала о Жизель, передвигающейся только при помощи инвалидной коляски. – А твоя сестра тоже рисует?

– Нет.

– Держу пари, что она тобой гордится, как и вся семья. Я знаю, что твой отец гордится тобой, – улыбнулась мисс Стивенс. У нее были очень теплые голубые глаза и еле заметные веснушки, рассыпанные по скулам и взбирающиеся по щекам до самых висков, губы имели почти оранжевый оттенок. А на подбородке расположилась маленькая ямочка.

Вместо того чтобы сказать что-то неприятное о Жизель и Дафне, я только кивнула.

– Я начинала так же, – продолжала преподавательница. – Я выросла в Билокси, поэтому привыкла писать океан. Когда училась в колледже, то продала в галерею одну из моих картин. – В ее словах слышалась гордость. – Но с тех пор я больше ничего не продавала. – Она рассмеялась. – Тогда я поняла, что мне лучше заняться преподаванием, если я хочу иметь пищу и крышу над головой.

Я стала гадать, почему такая хорошенькая, нежная и талантливая женщина не подумала о другой альтернативе – замужестве.

– Как давно вы преподаете живопись? – спросила я. Быстрый обмен взглядами других учениц подсказал мне, что они завидуют тому, что наша новая преподавательница уделила мне столько времени.

– Всего два года. Я преподавала в государственной школе. Но здесь великолепно работать. Я могу уделять моим ученицам так много внимания.

Мисс Стивенс обернулась к остальным.

– Мы все отлично проведем время, – объявила она. – Я не возражаю, если вы, девочки, принесете с собой музыку, чтобы слушать во время занятий, мы только не станем включать ее слишком громко и мешать другим заниматься.

Преподавательница еще раз одарила меня своей приветливой улыбкой и снова начала говорить о том, какие цели имеет наш курс и как она планирует перейти с нами от угля к пастели и масляным краскам. Она описала, как мы будем заниматься лепкой, обжигать изделия из глины, и сказала, что надеется, мы создадим произведения искусства. Молодую женщину переполнял энтузиазм, и я почувствовала разочарование, когда звонок возвестил о конце сегодняшних занятий, но знала, что не могу задерживаться. Жизель будет ждать меня в классной комнате, чтобы я отвезла ее в общежитие. Именно об этом мы и договаривались.

Но когда я пришла в аудиторию, сестры там уже не было. С другого конца коридора Эбби помахала мне рукой и торопливо пошла ко мне.

– Ты ищешь Жизель?

– Да.

– Я видела, как Саманта покатила ее кресло, а Кейт и Джеки следовали за ними. Ну как прошел твой первый день?

– Отлично, если не считать беседы с Железной Леди. – И я рассказала Эбби об этом, пока мы шли в общежитие.

– Если бы меня вызвали в ее кабинет, я бы очень испугалась. Я бы ждала только одного: она узнала о моем происхождении.

– Даже если и так, она бы не осмелилась…

– Со мной такое уже случалось, – доверительно сообщила Эбби. – И обязательно произойдет снова.

Мне хотелось сказать ей что-нибудь оптимистичное, подбодрить ее, но Железная Леди и мне испортила настроение. Мы шли по дорожке к общежитию и молчали. Услышав звук газонокосилки, мы посмотрели направо и увидели Бака Дардара. Он тоже нас заметил, замедлил ход и пристально смотрел на нас.

– Мистер Мад, – сказала Эбби. Это вернуло улыбки на наши лица и вдохнуло новую энергию в нашу походку. Рискуя получить замечание, мы обе помахали ему рукой. Он кивнул, и даже на расстоянии мы увидели, как он сверкнул белозубой улыбкой. Смеясь, мы взялись за руки и бегом пустились к нашему общежитию.

Мы пришли лишь минут на десять позже, чем Жизель и другие, но сестра повела себя так, словно я опоздала на час.