Тайна Лоринг-Чейза

С этими словами мистер Шриг сунул руку в карман и, проявив немалую настойчивость, сумел-таки извлечь на свет оправленный медью пистолет, запутавшийся в складках обширнейшего носового платка.

– Меня не часто застают врасплох, дружище, но если уж это происходит, ничего не попишешь, – я смиренно признаю, что попал впросак… Сегодня Шрига обставила по всем статьям маска номер пять.

– Вы имеете в виду Томаса Яксли?

– Его, голубчика! – Шриг, кряхтя, поднялся с земли. – Еще минута, и он задушил бы беднягу Джаспера, так же, как задушил Джозефа Массона, по ошибке приняв его за вас, дружище, и, Господь знает, скольких еще!

Он поднял пистолет и шагнул обратно, к дому. Дэвид шел за ним по пятам.

– Что теперь, Джаспер?

– Там осталось кое-что; хотелось бы забрать эти вещицы с собой. Мою заслуженную трость, к примеру…

В доме после недолгих поисков они нашли фонарь с разбитым пулей стеклом и снова зажгли фитиль. Шляпа мистера Шрига обнаружилась в пыльном углу, на столе – его узловатая палка, но кинжал с серебряной рукояткой пропал. Шриг поскреб в затылке, обшарил взглядом даже потолок, но тщетно. Тогда они вместе с Дэвидом приступили к тщательному и систематическому обследованию всего дома. Они искали и внизу, и наверху, в местах вероятных, маловероятных и совсем невероятных, но везде одинаково безуспешно… Роковое орудие преступления исчезло бесследно. Тогда мистер Шриг погрузился в глубокие раздумья, во время каковых исполнил меланхоличный этюд для губ, вытянутых в трубочку. Наконец он вернулся к действительности.

– Был, и нету, а, Дэвид?

– Судя по всему, Джаспер.

– Хоть убей, не пойму, зачем Яксли понадобилось забирать кинжал.

– Я тоже, Джаспер.

– Если это сделал он, дружище.

– Разумеется, Джаспер.

– Чудно’, однако.

– Да, странно.

– А что до охоты на призрака, то, думаю, для одной ночи нам всыпали достаточно.

– Вполне! – согласился Дэвид.

– Пожалуй, пинта «старого» на сон грядущий нам не повредит – что скажете, мой друг?

– Чем скорее, тем лучше, Джаспер.

Задув фитиль, они покинули место смертельной схватки, заперли дверь и зашагали прочь. Оглянувшись на темный, покосившийся дом, Дэвид подумал, что он выглядит еще более заброшенным, чем прежде.

– Кстати о сне, – заговорил мистер Шриг, бодро направляясь к гостинице. – Вы по ночам видите сны, в частности, кошмары?

– Бывает, Джаспер.

– Меня чаще всего мучает сон, который регулярно и неукоснительно снится мне после того, как я объемся на ночь сыром… Мне снится, что за мной гонится приходящая прислуга, почему-то в моей же рубахе! Я просыпаюсь от собственного крика, и долго еще меня душат рыдания… Но после сегодняшнего, дружище, мне будут сниться вещи пострашнее… Пальцы на горле, бр-р!.. К падениям кирпичей с крыши, ударам дубины и время от времени – кочерги я всегда готов; при случае не поклонюсь и пуле, но с душителями дела пока не имел.

Когда они уселись за столик и вытянули усталые ноги под гостеприимным кровом «Вздыбившегося коня», то кружка эля привнесла в их беседу еще более доверительный оттенок.

– Дружище, – сказал мистер Шриг с зажженной свечой в руке, перед тем как они разошлись по спальням, – есть вещи, о которых трудно говорить словами, и одна из них – благодарность… Спокойной ночи, Дэвид, и не тревожьтесь ни о чем и ни о ком, ибо закон – законом, и долг – долгом, но дружба всегда будет дружбой!

Оставшись один, Дэвид запер дверь своей комнаты, присел на постель и долго не отрываясь смотрел на горящую свечу. Потом он вынул из-за пазухи кинжал с серебряной рукояткой и принялся хмуро разглядывать ненавистную улику. Снова не видать ему покоя, пока не решена старая проблема – куда же это спрятать?

Глава XLIII,

не имеющая отношения к разгадке тайны, и потому ее вполне можно пропустить

Многочисленные обязанности Дэвида в обширном поместье Лорингов зачастую уводили его далеко от дома. Дважды, припозднившись, он по счастливому стечению обстоятельств встречал Антиклею, и оба раза на одном и том же месте, где узкая тропа соединялась с большой дорогой. Эта уединенная тропа, укрытая в тени деревьев и высоких изгородей, была идеальным местом для таких встреч. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, поравнявшись с примечательной развилкой, Дэвид свернул под тенистый свод и с надеждой огляделся, прислушиваясь, не раздастся ли поблизости желанный стук копыт. Солнце припекало; даже тут, в густой тени, было жарко, но Дэвид с достойным подражания терпением прождал целых пять минут, улыбаясь своим мыслям. Он думал о том, как бесстрашно и грациозно держится Антиклея в седле. Им следует почаще ездить на прогулку верхом. Впрочем, и походка у нее, словно у богини… А волосы такого своеобразного оттенка – конечно же, самые прекрасные на свете!

Дэвид предвкушал радость встречи, однако по прошествии десяти минут заерзал в седле, всмотрелся вперед, оглянулся назад, посмотрел по сторонам – никого. Он начал впадать в уныние, да и жажда давала себя знать. Прошло еще десять немыслимо долгих минут напрасного ожидания, и вот уже перед нами оставленный надеждой, осмеянный фортуной и впавший в отчаяние страдалец.

Проклиная свою глупость, он тронул коня, как вдруг до его слуха донесся лязг ведра, грохот цепи и скрип во’рота, указывающие на близость колодца и прохладной чистой воды. Дэвид повернул лошадь и, проскакав с полсотни ярдов, выехал к небольшому постоялому двору или скорее придорожной харчевне. Других домов поблизости не было, и выглядела она как-то неуместно. Еще более неуместно выглядел отдыхающий на скамейке перед входом элегантный джентльмен. Он сидел развалясь, и глаза его блестели так же холодно и ярко, как пуговицы сюртука, а щеки лоснились почти так же, как башмаки. Короче говоря, перед Дэвидом сидел щеголь, модное платье и высокомерный вид которого могли вызвать либо зависть, либо неприязнь.

Когда Дэвид подъехал и натянул поводья, джентльмен, поднеся к правому глазу монокль в золотой оправе, томно оглядел всадника, потом его лошадь и снизошел до похвалы:

– Дья-а-вольски благородная тварь!

Дэвид, которому не понравилось лицо джентльмена, перевел взгляд на его великолепно сшитый сюртук и жилет в цветочек, потом на штаны из белоснежной оленьей кожи и добрался до блестящих, с кисточками, башмаков. Он живо почувствовал, каким неуклюжим в сравнении с этим костюмом выглядит его собственное платье, и начал раздумывать над тем, что надо бы при первой возможности заказать другое, когда владелец роскошного наряда оторвал его от этих размышлений. В голосе джентльмена прозвучало нетерпение.

– Эй, вы меня слышали? Я сказал, что восхищен вашей скотиной. Какую цену вы за нее хотите?

– А я любуюсь вашими башмаками, – ответил Дэвид. – Они продаются?

– Продаются? – Джентльмен вытаращил глаза. – Что значит «продаются»? Дьявол! «Продаются», черт возьми! Да вы, ей-Богу, неотесанный мужлан!

– А вы несносный самодовольный болван, сэр!

– Болван?! – Джентльмен задохнулся от возмущения. – Да вы никак пытаетесь оскорбить меня?

– В меру своих скромных способностей, сэр.

– Ах вот как, черт побери! Ну что ж, для наглых молокососов существуют трости…

– А для зрелых наглецов – хлысты!

– Десять тысяч чертей! – вскричал джентльмен, вскочив на ноги. – Ты смеешь угрожать мне, деревенщина?

– Нет, всего лишь сообщаю, сэр! – ответил Дэвид и, переложив хлыст в правую руку, приготовился спешиться.

Но в этот момент из дверей харчевни выбежал обеспокоенный хозяин и засеменил к забиякам.

– О, господа, господа, прошу вас, перестаньте, джентльмены! – запричитал он. – Моя бедная жена лежит в постели, она вот-вот должна родить нашего седьмого, а у меня ужасно разболелось ухо. Пожалейте нас, господа, не затевайте здесь ссору!

Надменный джентльмен только рявкнул в ответ и, свирепо глядя на Дэвида, шагнул к лошади. Однако с видимым усилием все же сдержался, воинственно заломил шляпу и, повернувшись на каблуках, скрылся в доме.