Звездные гусары

Наши погнались за варучанами и скоро выстрелами поверх головы заставили их упасть лицом вниз на песок. Затем поручик Коротков, командовавший разведчиками, приказал связать их и доставить в штаб полка.

Пленные неприятели вызвали всеобщее любопытство. Недавно у нас было пополнение, и часть молодых солдат вообще никогда не видела диких “ватрушек”; они с интересом смотрели, как те, свесив головы, бредут рядом с конвоирами. Правду сказать, жутко они выглядели!

Из офицеров особенно злился подпоручик Винокуров; провожая пленников глазами, он только о том и говорил, что следовало бы застрелить их, как собак, а не вести с ними беседы, – особенно после того, что они сделали с Мухиным!

И вот, когда одного из пленников уже втолкнули в дверь штабного здания, второй вдруг повернулся к зрителям и громко крикнул по-русски:

“Да что вы, не узнаете разве меня?”

Это и был Мухин…

Не могу передать словами, что тут с нами сделалось. Кто-то просто застыл с раскрытым ртом, большинство попросту не поверило увиденному, а подпоручик Винокуров принялся хохотать. Кажется, один только Макаршин сохранил самообладание. Он сказал:

“Что ж, господа, такой поворот мы не предусмотрели. И потому будет справедливым признать, что наше пари выиграл господин Мухин. Отдавать деньгами, полагаю, не вполне удобно, так что давайте-ка закупим на всю сумму шампанского”.

Эти слова спустили на землю нескольких зрителей невероятной сцены, а ваш покорный слуга, в свою очередь, попытался вернуть недостающее трезвомыслие г-ну Макаршину:

“Помилуйте, да где же мы здесь отыщем шампанское?”

Макаршин глубоко задумался… на том разговор оборвался.

Между тем Мухина привели пред ясные очи г-на полковника Верзилина.

Несколько раз из штаба выбегали адъютанты (их при штабе двое, оба карьеристы, но в сущности предобрые малые, а один к тому же очень близорук и стесняется этого). Один стремительно доставил в штаб свежей воды в графине, другой – успокоительные капли для г-на полковника. На все вопросы – “как там?” – они не отвечали, только махали рукой на бегу.

Наконец Мухин показался на пороге. За ним стоял варучанин. Часть “боевой раскраски” Мухин успел смыть и размазать остатки по всему лицу, не пощадив и волос. Теперь уж точно было видно, что это Мухин.

Макаршин пробился к нему, схватил в объятия.

“Андрей Сергеевич, мы ведь вас уже хоронили!”

Другие, точно очнувшись, тоже бросились обнимать Мухина, а кому не досталось Мухина, те с готовностью хлопали по спине варучанина – в ответ тот лишь скалил зубы и громко фыркал, как пони, недугующий сапом.

“Я бы, господа… – слабо отбивался Мухин. – Я бы умылся, господа, и переоделся… Позвольте, господа…”

Кое-как мы отпустили Мухина, но все то время, что он приводил себя в порядок, мы в нетерпении расхаживали поблизости от его квартиры и строили различные предположения и догадки.

“Только никаких пари!” – излишне громко выкрикнул Винокуров.

Мы горячо его поддержали. Теперь уже каждому было очевидно, что Мухин – существо незаурядное, и что бы мы ни предположили, история подпоручика и его варучанина неизменно окажется куда интереснее – и, возможно, страшнее.

Когда Мухин явился, он выглядел, по обыкновению, невзрачно и незначительно, но отныне этим скромным обличьем нас было не обмануть! К тому же на волосах у него все еще оставалось немного краски – как бы в напоминание о пережитом.

“Я бы, господа, покушал”, – вымолвил Мухин застенчиво.

Мы с энтузиазмом повлекли нашего героя в офицерский буфет…

“А как же ваш варучанин? – спросил Винокуров, рассматривая Мухина с обожанием. – Он ведь тоже голоден. Я отнесу для него в дом, если он не хочет прийти”.

Но варучанин пришел. Он возник на пороге буфета и стоял там, не решаясь переступить. При этом он молча покачивался из стороны в сторону и водил кончиками растопыренных пальцев по стене.

“Входите! – закричал ему Винокуров и начал делать энергические жесты. – Эй, налейте варучанину чаю, да сахара побольше, и дайте сладких булок…”

В эти минуты Винокуров совершенно выдал свой крайне юный возраст (до сих пор я предполагал, что ему лет двадцать пять, так важно и геройски он подчас держался).

Варучанина втащили в буфет, усадили на стул и выложили перед ним угощение. Он встретился глазами с Мухиным, они обменялись едва заметным кивком и набросились на еду. И снова я имел случай поразиться их сходству: Мухин сейчас ел совершенно как дикарь, проглатывая целые куски.

“Вы, господа, наверное, желаете слышать, что с нами произошло, – заговорил наконец Мухин, – но я начну с главного: северная дорога на Клай для нас закрыта, если только мы не решимся везти с собой воду – колодцы отравлены. На северо-западе дело обстоит немного получше, однако как раз там легко наткнуться на вооруженный отряд неприятеля…”

Он широко зевнул и смутился.

“Прошу меня простить, господа…”

Мы наперебой стали уверять нашего героя в том, что понимаем его состояние, что ему надлежит отдохнуть, более того – мы настойчиво советовали ему лечь в постель и выспаться; но при этом никто не позволял Мухину не то что выйти из буфета, но даже и встать со стула. Мы просто не могли отпустить его, не узнав в подробностях всей истории, и в конце концов вытащили ее из Мухина, фигурально выражаясь, раскаленными клещами.

Они с варучанином полетели на северо-запад – посмотреть, много ли там разрозненных неприятельских отрядов, поскольку Мухину приказано было прежде всего озаботиться именно этим. Через час они встретили первый из таких отрядов, совсем небольшой, и отметили его как разведывательный. Почти сразу же они натолкнулись на второй, существенно больше первого. Обыкновенное мухинское невезение сказалось и здесь: они очутились как раз в той точке времени и пространства, когда сходились два крупных отряда, чтобы объединиться и выступить совместно.

Происходила сия встреча возле старого капища, каких много в этой части пустыни. От бывшего святилища осталась лишь груда камней, наваленных как попало, но это обстоятельство отнюдь не отменяло для варучан святости их древнего храма. Никто из них не мог бы, наверное, с точностью определить, кому здесь поклонялись их предки: благосклонному божеству или злобному, раздражительному демону; на всякий случай всяк приходящий оставлял здесь обглоданную кость, цветок или пару капель воды.

Дикие варучане заметили глайдер и пустились преследовать. К несчастью, ни Мухин, ни его спутник не знали хорошенько местность; карты оказались весьма неточны, и варучане быстро загнали наших разведчиков в ловушку, вынудив нырнуть в ущелье между двумя холмами. В здешней части пустыни встречаются выходы скальной породы, а то ущелье быстро сужалось, и в конце концов наши приятели оказались пойманы в западню.

Варучанин сказал своему другу, чтобы тот совершенно разделся. Не задавая ни одного вопроса, Мухин скинул с себя всю одежду, и варучанин поступил так же. Затем они выскочили наружу, спрятались и с расстояния взорвали свой глайдер.

Некоторое время они скрывались за скальным выступом и наблюдали за тем, как враги со всех сторон обходят то, что осталось от их глайдера, осматривают дымящиеся обломки и переговариваются с довольным хохотом. Наконец неприятель удалился, и друзья остались одни – в пустыне, без единой капли воды, совершенно нагие, подобно древним отшельникам Египта.

Лично меня (продолжал Лисицын) более всего поразил и тронул тот факт, что Мухин ни на мгновение не усомнился в своем друге и без единого вопроса принял все его советы.

Через несколько часов ожидания варучанин сделал Мухину знак трогаться с места, и в конце концов они вышли к древнему святилищу. Варучанин долго стоял в неподвижности и смотрел на камни. Солнце полыхнуло по небу и спряталось, луна возникла, такая огромная и красная, точно она только что выскочила из душной комнаты, где ссорилась с любовником. Ее свет залил все вокруг. По словам Мухина, было светлее, чем в бальной зале.