Синева небес

— В обвинительном акте сказано, что 18 апреля в 19 часов 30 минут вы совершили наезд на велосипедиста на перекрестке Такады и скрылись с места происшествия. Это верно?

— Да.

— Почему вы тогда не остановились? Вы же видели, что сбили человека?

— Я не остановился, потому что он сам в меня врезался. Именно он был виновником аварии. Причем он тут же самостоятельно поднялся на ноги. Я что, должен был помогать этому дураку?

— Почему во время допроса в полиции вы не сказали об этом?

— Господин адвокат, будет вам, в самом деле! Во-первых, я здесь никому не доверяю. Может, вы и верите тому, что мы беседуем без свидетелей, но я не такой наивный. Вся эта комната наверняка утыкана подслушивающими устройствами. Поэтому я не хочу ни о чем здесь говорить.

— Однако нам больше негде беседовать!

— Ну, тогда не будем касаться подробностей.

Таками не пробыл в комнате для свиданий и двадцати минут. Причина была не в его безответственности, а в поведении Фудзио, который грубил и не желал отвечать прямо на поставленные вопросы.

Адвокат и подзащитный выходили из комнаты для свиданий через разные двери, поэтому Фудзио не смог толком проследить за Тагами. Он лишь мельком взглянул на удаляющуюся фигуру адвоката.

Казалось, что из Тагами ушли последние силы. Голос звучал глуховато. На лице не выражалось никакого интереса к происходящему. Даже походка у него была нетвердой, как у маленького ребенка, который едва начинает ходить. Чувствовалось, что Тагами с трудом передвигает ноги, хотя он был не настолько стар. Фудзио, конечно, не собирался расспрашивать адвоката о здоровье. Скорее всего, Тагами перенес инсульт. Возможно, ему давно надо бы уйти на покой. В душе Фудзио все кипело, когда он думал о том, кого прислал ему проклятый шурин.

Спустя некоторое время Фудзио вызвали на допрос. Его вел охранник, в руке у которого был лист бумаги. Допрос вел младший полицейский инспектор Такарабэ.

— Адвокат принес бумагу, чтобы вы ее подписали. Это заявление с просьбой назначить его адвокатом, — сказал Такарабэ, протягивая Фудзио бумагу.

— Я его не просил, — отрезал Фудзио.

— Почему?

— Зачем? У него уже и глаза-то не видят.

— Вы преувеличиваете, — неуверенно сказал Такарабэ.

— Точно, он ничего не видит. Даже не заметил, что держит бумаги вверх ногами. Делал вид, что листает их. Скажите ему, чтобы он бросил эту затею, все равно ничего путного не выйдет.

— Выписан еще один ордер на ваш арест, — сказал Такарабэ. — По обвинению в убийстве мальчика по имени Кэн Окада. Ты посадил его в машину, затем убил и бросил тело в заросли бамбука. Хорошенько подумай, прежде чем отказываться от услуг адвоката.

Фудзио молчал около минуты. Но не потому, что раздумывал, отказываться ему от адвоката или нет. Для него вопрос был решен.

— Мне не нужен этот старикашка! Недобросовестный, бестолковый и алчный…

— Вот что я могу вам сказать, — нарушил молчание сержант Хигаки. — Утро вечера мудренее. Ложитесь спать, а потом решайте. С такими вещами торопиться нельзя. Я для себя раз и навсегда уяснил, что важные решения нужно принимать на свежую голову.

— Спасибо за совет. Я так и сделаю. Только неудобно перед этим дедом.

Фудзио не доверял ни единой живой душе. Он давно привык вообще не доверять людям, и в этом смысле заключение не научило его ничему новому. Жизнь за решеткой вполне можно было терпеть. Из полицейских, допрашивавших его, Хигаки вызывал больше доверия, но Фудзио отнюдь не принимал его слова всерьез.

Когда около десяти часов вечера допрос наконец закончился, Хигаки сказал:

— Уно-сан, вы, наверное, и не подозреваете, что сейчас творится за стенами этого здания. Газеты и телевидение раструбили подробности вашего дела. Даже сейчас, в такой поздний час, перед управлением толпится человек тридцать репортеров. Ко мне домой приезжало пять или шесть человек. По вашей милости моей жене спать не дают. Дом-то у меня небольшой.

Фудзио напряг слух, но так и не расслышал на улице ни единого звука.

— Теперь вы, наверное, не будете считать себя в безопасности даже в камере. Выйди вы на улицу, журналисты растерзают вас. Может быть, вы хотите, чтобы мы усилили вам охрану?

— Да, я буду признателен.

— Послезавтра вас, наверное, повезут в прокуратуру. Естественно, вашего выхода будет ждать толпа журналистов, — как здесь, так и там. Помните об этом.

— Эти прохвосты, наверное, и домой ко мне добрались… — пробормотал Фудзио. В нем снова проснулась жажда убийства.

— Мне сегодня сказали в полицейском управлении, что ваш магазин закрылся, а родители уехали в Сидзуоку. Вам об этом известно?

В Сидзуоке младший брат матери Фудзио владел залом игральных автоматов.

— Семья вашей сестры тоже не смогла оставаться в своей квартире. Из-за преследований журналистов у детей случился нервный срыв, и они не могут ходить в школу.

— Я не хочу знать об этом. За это пусть отвечают журналисты.

— Поскольку вас повезут в прокуратуру, вам следует кое-что учесть. Если вы не хотите, чтобы люди видели наручники, мы накроем их платком, но ваше лицо я отказываюсь закрывать. У нас уже есть печальный опыт. Один подозреваемый не хотел, чтобы люди видели его лицо, и ему разрешили накинуть капюшон куртки. Из-за этого он плохо видел и не смог подняться по лестнице. Бывает и так, что подозреваемого приходится буквально тащить, держа с двух сторон. Но в тот раз подозреваемый покалечился, и на нас посыпались жалобы, поэтому впредь я решил не создавать опасных ситуаций. Если вы не хотите, чтобы вас фотографировали, просто наклоните голову.

Фудзио уже потерял счет времени, хотя нельзя сказать, чтобы в тюрьме он страдал от бессонницы. Прежде ночами он предавался самым диким фантазиям, в основном сексуальным. Хотя он противился им, они приносили ему странное удовольствие.

Однако сейчас он мог думать только о том, как вести себя в понедельник, когда он окажется под прицелом фотоаппаратов и видеокамер. Фудзио представил себе, как он проходит мимо журналистов с гордо поднятой головой. При этой мысли он ощущал потребность выпрямить спину. Однако сохранять такую позу было тяжело, и Фудзио мысленно горбился, как обезьяна.

глава 19. Многоликость

Невзирая на последние события, жизнь Юкико Хаты не изменилась. Рано утром она по-прежнему выходила поработать в сад, стараясь не разбудить младшую сестру. Не то чтобы ее вынуждала необходимость. Просто она ощущала потребность ухаживать за растениями, которые, как дети, требовали постоянного внимания и заботы. Однако в последние дни Юкико работала для того, чтобы как-то сохранять душевное равновесие. Жителей Миуры потрясло убийство Кэна Окады. Он пропал по дороге домой из частной школы. Его труп обнаружили случайно, до того как кто-либо потребовал выкуп. Место убийства было здесь же, на полуострове, и его обитатели не могли поверить, что среди них нашелся человек, способный на такое чудовищное преступление. В тот день, когда полицейский приходил расспросить Юкико о Фудзио Уно, кассирша в супермаркете сказала ей:

— Какое ужасное преступление! Что может быть хуже убийства ребенка?!

— Да, действительно, — пробормотала Юкико, размышляя о том, что человек, способный на убийство ребенка, просто варвар.

Однако Юкико терзалась вовсе не из-за смерти ребенка. Она думала о Фудзио. Юкико не могла понять, что же он все-таки натворил. Насколько она поняла, речь шла о дорожно-транспортном происшествии. Но среди ее знакомых не было никого, кто, попав в аварию, покалечил бы человека, поэтому она и не придала особого значения тому, где сидит Фудзио. Но, если никто не погиб, почему его все еще держат под арестом?

Юкико долго раздумывала над всем этим, но так и не пришла ни к какому выводу. Тем не менее на нее навалилась тяжелая, как свинец, тоска.

Пытаясь избавиться от смутных, но страшных предчувствий, Юкико решила посмотреть воскресным вечером телевизор, но потом передумала. Вечернего выпуска газет в этот день не было.