Альбион

— Он любил тебя, — возразила Аня в замешательстве.

— Нет, это совсем другое, — сказала Рин, похлопывая своего коня по крупу. — Он любил меня за то, что я любила его и за то, чёрт возьми, что я была доступна. Если бы не развлечения в постели, мы могли быть как брат и сестра. Ты для Регана была чем-то совершенно другим. Любовь, которую он испытывал к тебе, была порою столь сильна, что переходила в ненависть. Он представлял тебя… Как бы это объяснить? …Прекрасной и неприкосновенной статуей.

— Но он касался меня, — удивилась Аня.

— Нет, — сказала Рин. — Ваши тела касались друг друга. Но Реган не мог достичь соприкосновения ваших душ. Он пытался сказать тебе это с того самого момента, когда вы первый раз встретились, но ты проигнорировала его. Теперь он умирает там, внизу, добровольно, потому что не хочет жить весь остаток своей жизни, не имея возможности коснуться твоей души.

— Может, его ещё можно спасти?

Даже здесь, наверху, жар становился нестерпимым. Огонь был столь ярок, что они отвернулись от него. Небо потемнело, столбы дыма затмили солнечный свет.

— Ты этого хочешь?

— Конечно, хочу. Он очень нравился мне, ты знаешь. Кроме того, ты права: он лишь один из нас троих рисковал своей жизнью, помогая уничтожить Дом Эллона. Только за это его необходимо спасти.

— Спасибо, — сказала Рин.

Она улыбнулась Ане.

— Мы с тобой опять будем ссориться, если спасём его, — сказала она.

— Нет, — мрачно ответила Аня, — не будем. Ты его любишь и останешься с ним.

— Это не тебе решать. Это дело самого Регана.

— И моё, — сказала напоследок Аня.

Она повернула коня и жестом приказала людям подойти к ней. Воины тронулись с места.

Рин ужаснулась, вновь заметив в глазах Ани убийственный свет. Ей казалось, что после тех казней он ушёл навсегда, но сейчас он вернулся во всей своей прежней силе. Когда Аня была в подобном настроении, никто не мог чувствовать себя в безопасности.

Она посмотрела на идущих к Ане крестьян. Большинство из них были пешими. Они шли, доставая мечи из-за поясов. Не было сомнений, что большинство из них будут убиты остатками армии Дома Элл она. Они рвались в бой, но по манере держать оружие и даже по походке такой опытный воин, как Рин, могла сразу же понять, что это были молодые зелёные воины, которые шли или ехали верхом на свою верную погибель.

«Но я не в силах остановить их…»

Она посмотрела вниз, стараясь думать о чём угодно, только не о смерти. Пожар разгорался сильнее. Ветер нападал на эллонских солдат с такой силой, будто пытался вбить их в землю. Рин мрачно подумала, что им вряд ли удастся спасти Регана. Ей захотелось чего-нибудь совершенно другого, спокойного, мягкого…

Ей захотелось оказаться в постели с Сайор…

Она не думала о Сайор уже так давно, что с трудом припомнила, когда это было. Реган по возрасту вполне мог быть сыном Рин или Сайор.

В её голове всё смешалось. Она ощутила на теле руки Марьи, затем Сайор, затем Регана. Каждый из них старался доставить ей удовольствие, как кошке, растянувшейся у тёплой печки.

Марья была мертва.

Сайор была мертва.

Реган, возможно, был ещё жив.

— Нам необходимо спасти Регана, — сказала она Ане, — если, конечно, ещё не поздно. Мы слишком многим обязаны ему.

На лице Ани появилось насмешливое выражение.

— Мне показалось, что мы уже решили это, — сказала она.

Аня надела шерстяные перчатки и откинула назад волосы. Глаза Рин сузились.

— А ты чертовски красива, — заметила она.

— Давай поговорим об этом после битвы, — сказала Аня. — У нас будет достаточно времени.

Она прокричала команду, и крестьянская армия начала спускаться с плато. Всадники медленно и осторожно вели своих коней по камням, давая возможность пехоте не отставать. Это был ужасный путь. Камни катились у них под ногами, а запах дыма становился всё сильней и сильней. Несколько лошадей споткнулись и погибли вместе со своими всадниками, скатившись куда-то далеко вниз. Через несколько минут Рин обнаружила, что её глаза слезятся так, что она едва способна видеть. Аню же дым, казалось, совершенно не беспокоил, и она ехала вперёд спокойно, как на прогулке.

Конь Рин споткнулся о труп солдата, которого Ветер сбросил с небес. Она едва остановила рвоту: тело упало головой вниз с такой силой, что плечи поравнялись с землёй.

Рин была знакома с войной давно и, будучи настоящим экспертом в военном искусстве, всё-таки ненавидела войну. Теперь она шла в авангарде армии, которая, как она надеялась, должна была спасти Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Регана, но которая должна была отнять жизни у десятков или сотен людей, чьей единственной виной была принадлежность к эллонской армии. Возможно, им даже не приходило в голову, что есть ещё какой-то выбор.

Она посмотрела направо. На лице у Ани было всё то же кровожадное выражение.

Чем ближе они подходили к Гиоррану, тем гуще становился дым. Не только одна Рин начала кашлять. Всё пространство перед ними было покрыто тлеющими углями, и только белый зуб самого Гиоррана стоял посреди этой выжженной пустыни. Некоторые из домов Эрнестрада всё ещё стояли, но их было немного. В воздухе висели крики умирающих и треск углей.

«Реган, без сомнения, мёртв», — думала Рин.

Всё труднее и труднее становилось заставлять коней идти вперёд. Вскоре они нашли то, что от него осталось. Они узнали его по почерневшей обугленной руке, сжимавшей остатки бубна, и по длинному обугленному цилиндру флейты, который лежал неподалёку.

Рин смотрела на то, что осталось от её любовника, и не чувствовала печали, к ней пришла какая-то странная злость и разочарование. Это сделал Ветер — Ветер и Элисс вместе. Сначала ей хотелось убить кого-нибудь из эллонов, а потом — Ветер и Элисс — она так и не смогла решить, кого.

Она спела первые строки пёсий Регана о женщинах из Старвелина. Аня сердито взглянула на неё. Рин спрыгнула с коня и подошла к тому, что недавно было Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реганом.

— Давай пойдём и убьём нескольких эллонов, — предложила она, взглянув на Аню. Ей не нравился собственный голос, но сейчас она ничего не могла с ним поделать.

— Пойдём, — сказала Аня.

За ними раздался громкий крик: повстанческая армия всё быстрей и быстрей приближалась к воротам Гиоррана.

Повсюду пахло горелым мясом.

Рим села на коня, и тут что-то привлекло её внимание. Высоко в небе над башнями Гиоррана кружил кроншнеп.

* * *

Элисс взяла чай, хоть и не хотела пить — она вообще никогда не хотела пить. Через окно был слышен шум приближающейся армии. Сквозь, пар от чая она мило улыбнулась. Нгуру и Аропетране.

— У вас не осталось почти никакой защиты, — заметила она спокойно, ставя чашку на полированную поверхность стола. — Пятьдесят или шестьдесят солдат здесь в Гиорране да несколько сотен визжащих от страха аристократов, которые только путаются под ногами. Ваши маги сойдут с ума от паники и постараются убедить всех и каждого, что с помощью своих фальшивых чар смогут отбить атаку. Это не только не поможет, а наоборот-помешает вам, так как, доверяя магам, люди вскоре поймут, что просчитались, но будет уже поздно.

Нгур улыбнулся вопреки своему настроению.

Аропетрана был серьёзен.

— У нас ещё есть время, чтобы убить тебя до того, как крепость будет взята, — сказал он с ненавистью.

— Только после того, как я допью чай, — сказала она с таким видом, будто он приглашал её на танец. — Он слишком горячий, и придётся потерпеть некоторое время, пока он остынет. После этого вы сможете заняться казнью, правда, боюсь, что будет немного поздно. Да! И не забудь про вспарывание живота — ты обещал мне, Аропетрана.

Нгур хлопнул своего друга по плечу.

— Оставь её, — сказал он.

— Почему?

— Потому что я прошу тебя. Если мы попытаемся казнить её, произойдёт нечто ещё более несуразное, чем происходит сейчас. Пусть один из твоих людей вышвырнет её из Гиоррана, и давай наконец займёмся обороной. Сколько у нас лучников?