Страница 91 из 203
Слушатели Нестория разделились одни одобряли его, другие осуждали.
Константинопольский пресвитер по имени Прокл на одном из праздников в честь Богородицы постарался доказать, что такое имя вполне и по истине благоприлично Марии. В своей проповеди он между прочим сказал: «Мы веруем, что Христос не через постепенное восхождение к божественному естеству сделался Богом, но, будучи Богом, по Своему милосердию соделался человеком. Не говорим человек сделался Богом, но исповедуем, что Бог воплотился. Рабу Свою избрал для Себя в матери Тот, Кто по существу Своему не имеет матери… Если бы Христос был Кто-либо особый и Бог Слово — особый, то была бы уже не Троица, но четверица…»
Проповедь заканчивалась обращением к Несторию: «Не разрывай одежды домостроительства… не раздирай соединения двух естеств, что бы тебе не быть отлучену от Бога». Смелый пример Прокла воодушевил ревнителей православия. Некто Евсевий, константинопольский адвокат, поместил у дверей храма свое воззвание с призывом «заградить путь еретику» и доказывал сходство учения Нестория с еретическим учением Павла Самосатского.
От этих волнений и раздоров, возмущавших город, не оказался в стороне и императорский дворец. На одной его половине, где жил император, Несторий торжествовал — здесь никто не смел называть Марию Богородицей. Феодосий, которому архиепископ сумел представить и разъяснить несообразность этого наименования, был первым его сторонником. За ним, кто как мог, старались быть или казаться несторианами все придворные. Но на другой половине дворца, где жила сестра императора Пульхерия, положение было совершенно иное: здесь имя Нестория произносили с ужасом и едва терпели его присутствие.
Нападки Нестория на Марию были только следствием его общего взгляда на природу Христа. Главное же понятие его вероучения состояло в том, что во Христе Божество и человек существовали по отдельности — каждое в своих свойствах, в своей ипостаси. Причем человеческое во Христе было настолько полно, что могло жить и развиваться как бы само по себе, вне зависимости от Божества. Отсюда видно, что человек Иисус являлся для Нестория не Богом в полном смысле этого слова, а только «храмом» для «живущего в нем Господа» или «сосудом» Божества.
Соединение «лиц» Божества и человека в Христе Несторий определял как обмен и взаимообщение, как «взаимное пользование образами»: Бог Слово приемлет «лицо» человека и сообщает человеку свое «лицо». «Бог воплотился в человека, — писал Несторий, — и сделал его лицо Своим собственным лицом», принял в Себя «лицо» виновной природы. В том и состоит безмерность Божественного снисхождения, «что лицо человека становится Своим для Бога, и Он дает человеку Свое лицо» Божество пользуется лицом человека, а человек — лицом Божества. В этом смысле можно говорить о вселении Божества, о восприятии человечества. Человеческая природа выступает тогда как орудие Божества, как Богоносная по существу, ибо в Христе мы прежде всего исповедуем скрытого Бога.
Единство двух естеств в Христе есть относительное, развивающееся. В детстве и юности Он не творит чудес и не имеет власти учить. Только после крещения и искушения в пустыне, возвысившись душою к Богу, Иисус окончательно приводит Свою волю в согласование с волей Бога. И лишь тогда Он получает власть и силу. Иными словами, «когда Он закончил подвиг собственного совершенствования среди всяческих искушений, Он начинает действовать ради нас», ибо Ему мало было собственной победы. При таком понимании природы Спасителя Несторий отчетливо противопоставлял имена: Бог Слово и Иисус Христос, смешивать которые он считал невозможным, так как этим смешиваются самые природы, каждая из которых имеет собственные свойства. Например, можно ли говорить о смерти Бога Слова? Несторий отвечал отрицательно и писал: «Если ты прочтешь весь Новый Завет, ты не найдешь там, чтобы смерть приписывалась Богу Слову, но только Христу…». То же самое в отношении рождения. Можно ли говорить о рождении Бога Слова, совечного Отцу?
Мария никак не может считаться Богородицей. Она — Христородица, человекородица, на крайний случай — Богоприимица, ибо она родила Того, в Ком Бог. Бог «сошел с неба», «воплотился», но не родился от Марии. (Возникает вопрос: если Спаситель был для Нестория только человеком, хотя и соединенным с Богом, то что же в таком случае он понимал под спасением? Это не совсем ясно, но очевидно, что об обожении человека, как религиозном идеале, Несторий не мог и не решался говорить).
Волнения и смуты, возбуждаемые новым учением, не ограничились одним Константинополем. По мере того как Несторий произносил свои беседы в разъяснение и оправдание своего учения, они немедленно публиковались и рассылались по всем направлениям, и повсюду, куда они доходили, возникали такие же горячие споры и раздоры, как в столице. В Антиохии и вообще в Сирии очень многие приняли сторону Нестория. Но в Александрии и в Риме несторианство встретило сильное противодействие.
Главным оппонентом Нестория вскоре стал Кирилл, архиепископ александрийский, написавший несколько обстоятельных посланий с опровержением несторианства. В послании, адресованном лично Несторию, Кирилл, разбирая тайну Боговоплощения, писал: «Мы не говорим, что естество Слова, изменившись, стало плотью, ни того, что Оно преложилось в целого человека, состоящего из души и тела, но говорим, что Слово, соединив с Собою в единстве лица тело, одушевленное разумною душою, неизреченно и непостижимо для нашего ума стало человеком, сделалось сыном человеческим, не волею одною и благоволением, не восприятием только лица, а говорим, что естества, истинно соединенные между собой, хотя различно, но в соединении обоих этих естеств есть один Христос и Сын. Это мы представляем не так, что в этом соединении уничтожается различие естеств, но Божество и человечество, при неизреченном и неизъяснимом соединении, пребыли совершенными, являя нам единого Господа Иисуса Христа и Сына. Сущий и рожденный от Отца прежде веков по плоти родился и от жены… не так, что прежде родился от Св. Девы простой человек, а после сошел на него Бог Слово, но Слово соединилось с плотью в самой утробе, родилось от плоти, усвоив Себе плоть, с которой родилось…
Таким образом, мы исповедуем Христа единым и Господом не так, как бы мы поклонялись Слову и вместе с тем поклонялись еще какому-то человеку, но поклоняемся единому и тому же…» Отсюда следовало, что все совершенное Богочеловеком, все факты земной жизни Христа не следует приписывать Божеству или человеку в отдельности, но обоим природам вместе в их гармоническом сочетании.
Христос есть единственный центр всей жизни Богочеловека, а потому Его страдания есть собственные страдания Бога Слова, потому что страдала Его Собственная плоть, хотя Бог Сын по божеству Своему бесстрастен. Разбирая далее приведенный выше пример Нестория о человеческой душе и теле, Кирилл писал, что человек, конечно, состоит из души и тела, но это объединение не механическое (то есть нельзя сказать, что живой человек это просто «душа + тело»), но такое объединение, при котором они составляют живое единство. Такое же единство Божественного и человеческого в Богочеловеке Христе.
Это и другие послания Кирилла раздражали Нестория. Умело действуя при дворе, он старался для борьбы с оппонентами заручиться поддержкой императора. Однако, Феодосий не стал прямо вмешиваться в догматический спор и постановил разрешить его на Вселенском соборе. Согласно его воле третий Вселенский собор открылся в 431 г. в Эфесе. На него съехались представители Александрийской, Иерусалимской и Константинопольской церквей. Долго ждали епископов из Антиохийской митрополии и из Рима. Прождав гораздо более назначенного срока, председательствовавший на соборе Кирилл решил открыть его заседания. Несторий, однако, отказался присутствовать на них до тех пор, пока не соберутся все епископы. Рассмотрев заочно его учение, 200 епископов признали его еретическим и отлучили Нестория от церкви. Между тем прибыли в Эфес сирийские епископы во главе с Иоанном Антиохийским. Они не только не признали решение собора, но, в свою очередь, осудили Кирилла и приняли решение о его низложении. Вскоре приехали легаты из Рима, от тамошнего архиепископа Целестина. Разобравшись в доводах сторон, они присоединились к Кириллу, после чего собор отлучил от церковного общения самого Иоанна с сирийскими епископами.