Страница 7 из 38
Канцлер, поджав губы, процедил:
— Почему же тогда не прямо Прокасу?
Квесадо уже покрылся испариной. На бледном от усталости челе и небритых щеках блестели капельки пота. Угодить Вибиусу Латро совсем непросто…
— Амалиус Прокас не знает меня. — Голос шпиона натянуто зазвенел. — Значок, который у меня есть, ничего бы не сказал ему. А все донесения, касающиеся полководцев, проходят только через вас.
Канцлер криво усмехнулся.
— Ладно, — проговорил он. — Ты поступил по обстоятельствам. А мне следовало бы только радоваться, что Альцине удалось добыть карту прежде, чем мятежники вошли в Аквилонию.
— По-моему, в ту ночь, когда мне пришлось бежать, они еще не выбрали окончательный маршрут, — сказал Квесадо.
Вибиус Латро отпустил шпиона и вызвал личного слугу. Изучив карту, канцлер продиктовал письмо Амалиусу Прокасу и велел снять с карты копию для короля. Пока слуга перерисовывал план, Вибиус перечел письмо и вызвал пажа.
— Отнесешь в королевскую канцелярию, — сказал канцлер, вручая пергамент, — и попросишь, чтобы Его Величество скрепили это своей печатью. Потом, если все будет в порядке, отправишься прямо в Пуантен к Прокасу. Вот тебе подорожная. Возьми в конюшне самого быстрого скакуна, а свежих будешь менять на каждом постоялом дворе.
В королевской канцелярии не получили донесения. Хиау, слуга-кхитаец, передал пергамент в цепкие руки Зуландры Тху. Чародей прочел послание при свете сальной свечи, внимательно рассмотрел карту и одобрительно кивнул кхитайцу.
— Получилось так, как вы предсказывали, хозяин, — произнес слуга. — Пажу я сообщил, что Его Величество у вас в покоях, и глупый мальчишка оставил письмо мне.
— Ты все сделал верно, мой добрый Хиау, — отозвался Зуландра. — Принеси воск. Я сам запечатаю свиток. Не стоит отрывать короля от развлечений по таким пустякам.
Он достал из небольшого сундучка печать — точь-в-точь такую же, как и у короля, — сложил вместе оба пергамента и зажег тонкую свечку. Потом нагрел воск, запечатал свиток и передал кхитайцу.
— Верни послание пажу, — велел чародей, — и скажи, что Его Величество пожелал, чтоб свиток был отправлен к Прокасу незамедлительно. А потом принеси мне письмо к графу Аскаланте, он сейчас командует четвертым Тауранским полком. Мне он нужен теперь в столице.
На лице Хиау отразилось сомнение:
— Хозяин…
— Что такое? — Зуландра пристально посмотрел на слугу.
— Недостойному рабу стало известно, что вы не во всем согласны с Амалиусом Прокасом. Позвольте мне спросить: вы действительно хотите, чтобы он одержал победу над киммерийским бродягой?
Чародей криво усмехнулся. Хиау отлично знал, что командующий аквилонской армией был самым серьезным соперником Зуландры в борьбе за влияние над королем. С ловким кхитайцем колдун мог говорить откровенно.
— Всему свое время, Хиау. Пока Прокас в южных провинциях, он не в силах повредить мне. Придется рискнуть и помочь ему добавить к списку славных побед еще одну. Иначе мы будем встречать у ворот Тарантии неукротимого киммерийца.
— Прокас стоит на пути мятежников. Он обязан их остановить. Однако хорошо бы за ним присмотреть… А, хозяин? Пусть он одержит свою героическую победу. А по дороге в столицу с ним произойдет… какой-нибудь несчастный случай.
Хиау согнулся в поклоне и, не говоря больше ни слова, удалился. Зуландра открыл ларец из эбенового дерева и положил туда предназначавшиеся для короля пергаменты.
Троцеро в недоумении смотрел, как Конан раздраженно, словно тигр в клетке, мерит шагами шатер. Голубые глаза варвара сверкали яростным огнем.
— Что тебя так донимает, Конан? — спросил граф. — Я думал, сходишь с ума без женщин… Но ты подобрал эту танцовщицу, и повода безумствовать вроде бы нет… В чем дело?
Киммериец перестал мотаться взад-вперед и шагнул к раскладному столику. Хмурясь, он плеснул себе вина и осушил чашу одним глотком.
— Я и сам толком не знаю, — проворчал варвар. — Что-то стал пуглив в последнее время… От теней шарахаюсь…
Он умолк, и взгляд его, обращенный в дальний угол шатра, стал тревожным. Конан через силу усмехнулся и плюхнулся в походное кожаное кресло.
— Кром! Я кручусь, как вша на сковородке! — воскликнул он. — У меня и впрямь что-то с мозгами случилось. Временами мне чудится, будто здесь даже тени подслушивают.
— Ты прав. У теней иногда тоже имеются уши, — заметил спокойно Троцеро. — И глаза тоже.
Конан повел могучими плечами:
— Башкой-то я понимаю, что в шатре только я, девчонка-танцовщица да двое гвардейцев у входа. Но все равно мерещатся шпионы…
Троцеро даже не подумал смеяться над киммерийцем. У него вдруг возникло дурное предчувствие. Граф давно привык доверять звериному чутью варвара-северянина, оно никогда еще не подводило Конана. И служило вернее всех витиеватых домыслов.
Сам Троцеро тоже не был лишен чутья. И оно говорило ему, что надо повнимательнее приглядывать за ловкой танцовщицей, даже если Конан сделал ее своей неразлучной подружкой. Ох, не нравилась красотка графу, несмотря на все ее соблазнительные прелести. Уж больно плутовка красива, чтобы вот так запросто танцевать для оборванцев в столичных кабаках. Кроме того, девчонка чересчур скрытна и молчалива. Обычно граф мог легко разговорить любую женщину, но, попытавшись вызвать на откровение Альцину, потерпел полное поражение. Она отвечала вежливо, но до того уклончиво, что в конце беседы Троцеро знал о танцовщице ничуть не больше, чем в начале.
Граф тряхнул головой, налил вина и отослал дурацкие сомнения в десять тысяч преисподен Зандру.
— Тебе просто скучно сидеть без дела, Конан, — проговорил он. — Когда мы тронемся в поход и над головой у тебя вновь развернется стяг, ты опять станешь самим собой. И хватит выслеживать бесплотные тени!
— Может, и так, — хмыкнул варвар.
Троцеро попал в точку. Если б Конану угрожали враги из плоти и крови, если б в руке свирепый северянин сжимал свой верный меч, он рубился бы без оглядки, доверяя лишь холодной стали, крепости неутомимых мускулов и выбросив из головы все посторонние мысли. Теперь же бесхитростного киммерийца одолевали обычные глупые страхи простого смертного человека…
Укрывшись за пологом в дальнем углу, Альцина улыбнулась спокойной, довольной улыбкой, ее тонкие пальчики играли висевшим на изящной цепочке странным талисманом. Во всем мире только один человек знал, откуда взялся диковинный амулет.
Далеко-далеко на севере, за горными кряжами, зелеными долинами, за бурными водами реки Алиманы, на черном железном троне восседал Зуландра Тху. На коленях у чародея лежал полуразвернутый свиток, испещренный астрологическими символами. На скамеечке рядом с троном стояло овальное зеркало из вулканического стекла. На одном конце у зеркала виднелся небольшой скол, словно кто-то аккуратно отломил кусочек обсидиана. Именно этот черный полукруг и висел на груди танцовщицы по имени Альцина.
Читая свиток, колдун время от времени поднимал голову, поглядывая на маленькие водяные часы, стоявшие рядом с зеркалом. Слышался тихий звук падающих капель, до того слабый, что уловить его мог лишь изощренный слух.
Когда серебряный колокольчик внутри часов отбил час, Зуландра отложил свой свиток. Протянул к зеркалу тощую, похожую на птичью лапу руку и пробормотал на неизвестном языке какое-то заклинание. И в ту же секунду он слился воедино мыслями со своей прислужницей Альциной. Ибо стоило небесным светилам принять определенное положение, как магическая сила превратила и колдуна, и танцовщицу в двойников. Все, что видела и слышала красотка, воспринимал и Зуландра.
Воистину чародей не нуждался в донесениях Вибиуса Латро. В очередной раз чутье не подвело бывалого киммерийца; у теней в его шатре и впрямь имелись глаза и уши.