Страница 23 из 38
— Что скажешь? — спросил его киммериец.
— Хорошие новости! — весело отозвался Просперо. — Нам удалось целиком захватить обоз — там оружия и провизии на два таких войска, как наше.
— Здорово! — ухмыльнулся Конан. — А как насчет лошадей?
— Возвращаются уже. Так что добрые скакуны у нас теперь тоже есть. А Паллантид взял в плен несколько тысяч солдат — когда они поняли, что дело безнадежно, просто побросали оружие. Паллантид просил узнать, что с ними делать.
— Пусть предложит вступить в нашу армию, а тех, кто не согласится, отправит на все четыре стороны. Безоружные, они нам не страшны, — сказал киммериец. — Если мы все же выиграем эту войну, лишние сторонники не помешают. Так что скажи ему, пусть люди сами выберут, что им делать.
— Отлично, командир! Какие еще будут указания?
— Ближе к полудню выходим на Каларию. Троцеро говорит, что королевских войск там уже нет и город ждет нас не дождется.
— Так мы прямиком доберемся до Тарантии, — хмыкнул Просперо.
— Поживем — увидим. — Конан сощурился. — В Боссонии и Гандерланде узнают о разгроме легионеров не раньше, чем через несколько дней. Но и тогда времени у них будет достаточно.
— Это точно. А поведет наверняка граф Ульрик Раманский, — отозвался в тон Просперо и повернулся к подходившему Троцеро: — А ты что скажешь, любезный мой господин?
— Конечно же Ульрик, кто же еще? — подтвердил граф. — Жаль, не успели мы связаться с баронами — они бы его чуть попридержали.
Конан пожал могучими плечами:
— Передай, что выходим в полдень. Поеду-ка я сам взгляну на пленных.
Через некоторое время Конан объезжал строй бывших легионеров, то и дело повторяя один и тот же вопрос:
— Ты тоже решил вступить в Освободительную армию? Почему?
Вдруг он заметил, что луч поднявшегося уже высоко солнца что-то высветил на волосатой груди оборванного пехотинца. Присмотревшись, киммериец увидел маленький обсидиановый полумесяц. Мгновение он соображал, силясь вспомнить, где он мог его видеть. И, ухватив талисман двумя пальцами, спросил, скрывая волнение:
— Откуда у тебя эта побрякушка?
— Я подобрал ее в шатре нашего прежнего командующего, господина Прокаса, в то самое утро, когда его… когда он умер. Я думал, эта штуковина принесет мне удачу.
— Амалиусу Прокасу удачи она не принесла, — сощурился Конан. — Отдай ее лучше мне.
Солдат торопливо снял цепочку и протянул Конану. В этот момент к ним подъехал Троцеро. Конан показал ему талисман и шепнул:
— Я вспомнил, где это видел. Его носила на шее танцовщица Альцина.
Брови Троцеро поползли вверх:
— Понятно тогда…
— Позже поговорим, — перебил его Конан и, кивнув солдату, продолжил смотр.
Солнце поднялось уже высоко, когда обоз Освободительной армии последним переправился через реку, и к полудню войско снялось с места, начиная шествие по Пуантену, держа курс сначала на Каларию, а после на Тарантию. После стольких месяцев на чужбине солдаты рады были вновь оказаться на своей земле. Еще не отдохнув после тяжкой ночи, они весело двинулись на север по дороге в дубовых лесах Пуантена, громко распевая походные песни.
Впереди них быстрее ветра летела весть: идет Освободитель! Она летела, словно на крыльях, от деревушки к деревушке, от городка к городку, сначала шепотом, потом громче и громче, нарастая подобно грому, от которого рушатся троны.
Конан с друзьями, отобедав прекрасной свежей кониной, ехали в превосходном настроении. Судя по всему, некому было помешать победному продвижению войск через Пуантен. Ближайшие королевские части были в нескольких сотнях лиг. Амалиус Прокас лежал в могиле, и до самых стен Тарантии путь мятежникам был открыт. Там их, конечно, уже встретят запертые ворота и Черные Драконы — конная гвардия короля, которая будет защищать монарха до последнего. Но Львы чувствовали теперь поддержку всего народа и потому считали, что им никакой враг не страшен.
Тут как раз они ошибались. Они еще не ведали, кто их главный враг в Аквилонии. Они еще ничего не знали о волшебнике Зуландре Тху.
При свете свечей, сделанных из плоти несчастных жертв, Зуландра восседал в своем пурпуровом одеянии на черном железном троне. Не сводя глаз с магического зеркала, он пытался вызвать силой мысли на матовой поверхности камня ясное изображение Альцины. Наконец со вздохом откинулся на спинку и прикрыл глаза. Потом подвинул к себе пергамент, куда паучьей своей лапой вписывал астрологические знаки. Колдун бросил быстрый взгляд на хрустальные часы, но ошибки не было — и день, и час он выбрал верно. Значит, причина в Альцине, красотка в которой уже раз не смогла связаться с хозяином.
Его размышления прервал стук в дверь.
— Входи! — процедил Зуландра сквозь стиснутые от разочарования зубы.
Пурпурный полог отодвинулся, и на мраморный порог ступил кхитаец. Согнувшись в поклоне, он пропел своим дрожащим голоском:
— Хозяин, госпожа Альцина просит позволения войти.
— Альцина?! — Изумление, прозвучавшее в возгласе, выдало волнение колдуна. — Немедленно приведи ее сюда!
Полог бесшумно опустился и через мгновение вновь раздвинулся, пропуская Альцину. Серый от пыли и засохшей грязи пажеский наряд был разорван. Черные волосы неряшливыми космами разметались вокруг застывшего от напряжения лица. Альцина едва держалась на подгибавшихся от усталости ногах. Отправившись около месяца назад в Мессантию прекрасной девушкой, вернулась она больше похожая на измученную неудачами женщину на закате своих лет.
— Альцина! — вновь воскликнул колдун. — Почему ты здесь? Зачем?
Едва слышным шепотом Альцина сказала:
— Хозяин, позволь мне сесть. Я не могу больше.
— Сядь! — отвечал Зуландра. А когда танцовщица опустилась на мраморную скамью и смежила веки, громко кликнул: — Хиау! Вина госпоже Альцине! А ты, дорогая моя, давай-ка рассказывай, что произошло.
Танцовщица чуть не разрыдалась:
— Я восемь дней скакала без отдыха, даже не останавливаясь поесть…
— Вот как! И что же?
— Я здесь потому, что Амалиус Прокас мертв…
— Это хорошо! — Лучики света заплясали в глубоко посаженных глазах колдуна.
— … Но Конан остался жив! — в отчаянии выкрикнула Альцина.
При этих словах колдун на мгновение потерял самообладание.
— Сэт и Кали! — вскричал он. — Как это могло случиться! Рассказывай все до конца!
Альцина отпила глоток приправленного шафраном вина и торопливо рассказала все, что произошло в шатре Амалиуса Прокаса, — как узнала о Конане, как прикончила старого полководца и как ускользнула от часовых.
— Тогда я решила, что тебе необходимо узнать о чудесном выздоровлении варвара, и отправилась в путь, — заключила она рассказ.
Колдун, гневно сдвинув брови, не отводил взгляда от лица Альцины и, едва сдерживая ярость, проговорил:
— Почему же ты, вместо того чтобы предпринимать столь трудное путешествие, не связалась со мной с помощью талисмана?
— Это было уже невозможно, хозяин. — Альцина беспомощно развела руками.
— Вот как! Почему же? — Его голос прозвучал как удар бича. — Неужели же ты спутала таблицы планет, которые я тебе дал?
— Увы, господин, нет. Еще хуже. Я потеряла обсидиан… я потеряла свой талисман, — закончила она почти шепотом.
Зуландра зашипел по-змеиному:
— Демоны Нергала! Ах ты, дурища! Что за дьявол тебя ослепил! Ты что, потеряла разум? Уж не подарила ли ты его какому-нибудь красавцу? Может, ты там влюбилась, как кошка? Да я предам тебя казни, какую не знал еще ни один смертный! Я развею не только тело, но и самую твою душу, мерзавка! Ты пройдешь все муки, изведанные в прежних рождениях. Во всех — от первого сгустка протоплазмы до червяка и обезьяны! Ту будешь молить меня о смерти, но…
— Прошу, хозяин, дослушай меня до конца, — вскричала Альцина, падая перед колдуном на колени. — Ты же знаешь, мужчины ничто для меня. Я всегда исполняла лишь твою волю. — И, всхлипывая, поведала колдуну, как едва не погибла от рук старого воина и потому не сразу заметила пропажу.