Трудная борьба

— Господи! Леля, — часто говорила Оля:-какие у тебя способности! Что бы из тебя вышло, если бы ты родилась мальчиком, или если бы тебя учили, как учат мальчиков.

Леля вздыхала и задумывалась.

ГЛАВА VI

«Ну, слава Богу, кончила!», со вздохом облегчения проговорила Оля, откладывая в сторону целую кучу детских чулочек, которые она только что перештопала. Теперь она уже не бросала свою работу под стулья и столы, не дулась и не ворчала, принимаясь за шитье или вязанье; она стала старше, умнее; она понимала, что мать не может одна трудиться для такой большой семьи, и безропотно брала на себя часть домашних работ. Правда, работы эти по-прежнему казались ей скучными и неприятными; она от души радовалась, когда могла избавиться от них и взяться за другие занятия, которые все более и более привлекали ее. На этот раз, покончив штопанье, она плотнее притворила дверь в спальню, где шумели младшие дети, и поспешно схватила книгу, карандаш и тетрадь. К завтрему Мите заданы геометрические задачи, вечером придет Анюта, и ей не удастся решить их, — надобно сделать это теперь же, поскорей. Она усердно принялась за работу. Первые две задачи были легки, и она быстро справилась с ними; но зато третья оказалась очень сложною. Напрасно Оля несколько раз внимательно перечитывала ее, напрасно проглядывала она учебник геометрии, надеясь найти в нем указание, как приняться за дело, напрасно перепробовала она несколько способов решения — дело не ладилось, вопрос все оставался запутанным и неясным. Девочке было досадно, но в то же время самая трудность работы усиливала для нее интерес. Она так погрузилась в соображения и выкладки, что ни на что не обращала, внимания. Вдруг над самым ее ухом раздался голос матери:

— А я, знаешь, Олечка, — говорила Марья Осиповна, опускаясь на стул подле дочери: сейчас иду я домой, а около самых наших ворот встречаю Анну Степановну Дудкину (Оле пришлось отложить карандаш и слушать мать); она мне говорит, — продолжала Марья Осиповна:-что вы, говорит, дров купили? Я говорю: нет, вот собираюсь, да дороги очень и плохи. А она говорит: знаете, к Матрене Ивановне Кузьминой мужик из деревни возит по 2 р. сажень, хорошие дрова, сухие, — она и мне у того мужика заказала 3 сажени, славные дрова; попросите ее, — может она и для вас это устроит. Надо, Олечка, и вправду сходить к Матрене Ивановне: ведь эдакая благодать-по 2 р. А я намедни 3 заплатила, да за дрянь какую… Устала я — страсть как: ведь шутка — туда да назад верст шесть прошла, а надо скорей сходить… Сходи-ка ты да попроси Матрену Ивановну.

— Хорошо, маменька, я схожу; только ведь это не очень спешно, можно часок подождать: я занимаюсь, мне надо кончить.

— Чем же это ты занимаешься? Книжками-то своими? Ах, Олечка, какая в тебе все еще дурь сидит! Тут дело важное, хозяйственное: ведь, сама подумай, холода начинаются, а нам — как хорошо подешевле дров закупить, а ты говоришь — неспешно… Ну, как мы этакий случай упустим! Уж если ты не хочешь, я сама пойду… Как-нибудь дотащусь…

Оля видела, что мать бледна и утомлена; она понимала, что закупка хороших дров по дешевой цене — действительно дело важное в их бедном хозяйстве, и, со вздохом отложив в сторону геометрию, пошла к Матрене Ивановне. Идти пришлось довольно далеко, по нескольким кривым улицам и узким переулкам. Тонкая ватная шубка плохо защищала девочку от резкого ветра; ноги ее вязли в снегу, лежавшем сугробами среди улицы; руки ее, не знавшие перчаток, посинели от холода, но она не обращала на это внимания: в голове ее неотступно вертелась задача из геометрии, ее преследовал вопрос-как найти не дававшееся ей решение? Поглощенная этою мыслью, она дважды прошла мимо дома Матрены Ивановны, прежде чем опомнилась и вошла в калитку. С трудом удалось ей вспомнить, зачем она собственно послана, с трудом оторвала она свои мысли от занимавшей ее задачи, чтобы слушать, что говорила словоохотливая Матрена Ивановна, и отвечать ей впопад. Переговоры о дровах были окончены очень скоро и успешно, но затем Матрена Ивановна начала подробно рассказывать историю своего знакомства с мужиком, продававшим их, и тут уже Ольга не могла совладать со своим вниманием: она смотрела на говорившую, не слушая и не понимая ни слова из ее рассказа, и вдруг, в ту минуту, когда Матрена Ивановна дошла до конца его и, добродушно глядя на свою собеседницу, заметила в виде нравоучения: «так-то, милая моя, и выходит, что доброе дело никогда не пропадает», — в голове Оли в это время совершенно ясно и отчетливо представился новый, удивительно простой способ решения мучившей ее задачи. Девочка быстро вскочила с места, наскоро распрощалась с Матреной Ивановной, собиравшейся начать новую историю, и почти бегом пустилась домой.

«Неужели выйдет верно? — сомневалась она. — Казалось так трудно, а выходит совсем просто!»

Услыша, что мать возится в кухне, она незаметно пробежала в комнату и, не снимая с головы теплой шапочки, принялась за задачу. Действительно, способ, так неожиданно пришедший ей в голову, оказался верным; в несколько минут трудная задача была разрешена вполне удовлетворительно. После этого девочка могла спокойно говорить с матерью о дровах и терпеливо зашивать дыру, которою маленький Вася украсил в ее отсутствие свои новые панталоны.

Сейчас после обеда Марья Осиповна засуетилась.

— Надобно все хорошенько прибрать да одеться почище, — заметила она детям: — Анюточка приедет сейчас; может быть и с мужем.

— Ну, маменька, мне некогда заниматься с гостями, — отвечал Митя: — вон идет мой товарищ, Комаров, мы вместе будем готовить уроки.

Уроки сыновей были для Марьи Осиповны делом священным, и потому она ничего не возражала, когда мальчики ушли в маленькую Митину комнату и засели за книги. Оля начала причесывать свои вечно трепавшиеся волосы, но это не мешало ей прислушиваться к тому, о чем говорили гимназисты. Оказалось, что та задача, которая затрудняла ее, не давалась и им. Они совещались, как разрешить ее, придумывали разные способы и — все не могли напасть на верный.

«Надо помочь им!» — сказала себе Оля, подколола кое-как непослушные косы и пошла к мальчикам.

— Я решила сегодня эту задачу! — объявила она им, и ясно, толково изложила свой способ решения.

— Да, это так, совершенно верно, — согласился Митя, внимательно выслушав сестру, а Комаров так даже подпрыгнул от радости, что не придется больше думать над трудным уроком.

После математики гимназисты начали заниматься другими уроками, заданными к следующему дню. Оля взяла свои тетради и уселась вместе с ними; но не успела она написать и десяти строк латинского перевода, как из соседней комнаты раздался голос Марьи Осиповны: «Оленька! Ольга! Ох, Господи, да куда же это она девалась?»

Девочка бросила перо и с неудовольствием пошла на зов матери. Оказалось, что Анюта уже приехала и осведомлялась о сестре.

— Где это ты была, Олечка, — спрашивала она, целуя ее: — что ты такая красная и растрепанная?

— Я училась вместе с Митей, — проговорила Оля, довольно холодно отвечая на ласку сестры.

— А ты все еще не оставила этого ученья, Оленька? — укоризненно заметила Анюта. — Такая ты уже большая, пора бы бросить… Вот и Филипп Семенович говорит, что это совсем не женское дело!

— А что же мне прикажет делать Филипп Семенович? — с худо скрываемой насмешкой спросила Ольга.

— Как что? — наставительно сказала Анюта, — известно: работать, в хозяйстве маменьке помогать; ну, да и об себе немного позаботиться… Смотри, ты какая: непричесанная, воротничок надет криво, платье запачкано… Посмотри на меня: никаких книжек я не читала, а как счастливо живу, и тебе надо постараться так же устроиться.

Оля ничего не отвечала и молча отошла в угол, предоставляя матери поддерживать разговор: ей неловко было прямо высказать сестре, что она не считает ее счастливой, что, во всяком случае, для себя не желает такого счастья, что то полное подчинение, ценою которого Анюта купила себе богатую обстановку, представляется ей тяжелым и унизительным…