Вавилонский голландец

Алексей Карташов

Книжка-раскраска на три страницы

Я уже перешел в третий класс. Папа уехал в поле, а мама отвезла меня к тете Свете на Белое море, пожила с нами три дня и тоже уехала, к папе. Они в таком месте работают, куда детей не берут. То есть маленьких не берут, вон сестра моя на следующий год с ними собирается в поле.

Я никак не могу понять, почему они говорят «в поле», когда там горы и лес, я же фотографии видел, папа показывал в прошлом году. А поле – это как у дяди Васи в деревне, под Костромой. Когда мы с ним в библиотеку ходили прошлым летом, надо было три километра идти через поле, а потом еще по селу. Зато библиотекарша давала сразу несколько книг, мне на неделю хватало. Я там искал «Волшебный мелок», который потерялся, когда мы переезжали с Дальнего Востока, но библиотекарша сказала, нету у них такой книжки и она никогда про нее не слышала. И никто из взрослых не слышал, а это моя любимая книжка была, про мальчика, который нашел волшебный мелок, и что им нарисуешь – сразу становится настоящим. Мы с сестрой любили придумывать, что бы мы нарисовали. Ну и ладно.

А здесь мне очень нравится, хотя море холодное, купаться нельзя. Но зато есть прилив и отлив, и когда отлив – можно собирать морских звезд на литорали. Местные называют ее «няша», а тетя Света говорит – давай называть правильно. Она биолог, они тут все лето живут, ходят в море, а потом сидят в лаборатории. Там такой интересный запах, многие морщатся, а мне нравится. И можно в микроскоп рассматривать морских зверюшек. И еще, тут настоящие белые ночи, не так, как в Петербурге, – совсем светло! Мне завешивают окно толстым одеялом и говорят – ночь наступила. Как будто я попугай, вроде того, который был у Джона Сильвера.

Только вот с книгами тут плохо. Одну я взял, «Таинственный остров», но уже прочитал. Библиотека есть в райцентре, туда плыть даже на большом катере целый день. Меня не берут, потому что меня начинает тошнить довольно скоро. Тетя Света говорит – я тебя живого не довезу, Ирка меня убьет. Ирка – это моя мама, она старшая сестра, и тетя Света ее боится. Поэтому я читаю книжки по биологии, они, конечно, интересные, но картинок мало.

Завтра мы поедем в бухту биофильтров. Биофильтры – это так называют морских животных, которые через себя прокачивают воду и всю грязь съедают. Их там, говорят, очень много, и можно прямо с берега на них смотреть. А еще Виктор Николаевич, это директор лаборатории, сказал, что там можно встретить «Летучего голландца». Про «Летучего голландца» мне сестра рассказывала, но я не верю, что он может сюда заплыть, это же сколько идти от мыса Горн! Я посмотрел по карте, очень далеко, другой край океана. Виктор Николаевич меня выслушал, засмеялся и говорит: я пошутил. Я ему сказал, что такими вещами не шутят, он опять засмеялся. Нет, он вообще не вредный, только иногда странный.

Я пишу письмо маме, и даже не знаю, писать про то, что было неделю назад, или не надо. Она не поверит и решит, что я тут с ума сошел, и будет волноваться.

Мы пришли в бухту биофильтров уже вечером (наш капитан говорит: «По морю ходят, а плавает…» – и потом неприличное слово). Обошли вокруг Киндо-мыса, там было сильное течение, нас прямо несло, а потом, когда обогнули, уже быстро добрались. Меня почти не тошнило, целых два часа. И капитан дал мне в одном месте подержать штурвал! Я боялся, что меня сразу уложат спать, но мы сначала разгружались, потом ставили палатки, потом костер разводили, ужин готовили, а потом взрослые пели песни. Тетя Света все время сидела рядом с Мишей, который на гитаре играл, и только с ним разговаривала, и про меня забыла. А я сидел тихонько, чтобы не прогнали.

Наконец она спохватилась и отвела меня спать – мой спальник положили в избушке, тут еще маленькая избушка есть, но всем не поместиться. Потом я проснулся, потому что захотелось сбегать по-маленькому, и сообразил, что я не знаю, есть здесь туалет, а если нет, то куда можно ходить? Вышел из дома, все уже спали, костер потух, и был очень сильный туман. Но берег было видно, там шагов двадцать, не больше.

Я подошел к берегу, зашел за валун, все дела сделал. И вдруг слышу – скрип раздается. Я испугался, а потом понял, что раздается он со стороны моря. И мне стало интересно: что же это может быть? Но на всякий случай я подальше отошел, к избушке.

Сначала как будто какое-то пятно в тумане появилось, темное, оттуда и скрипело. Потом я присмотрелся – а это лодка. На ней мачта, с парусом, но обвисшим, потому что ветра совсем нет. Сидит какой-то дядька на веслах и гребет, вот весла и скрипят. И гребет прямо в нашу сторону.

Я на всякий случай зашел в избушку. Поглядел внутрь – там Виктор Николаевич спит в мешке, борода наружу торчит. Я решил, если что, я его разбужу, и успокоился, вышел на крыльцо. А лодка остановилась недалеко от берега, дядька весла посушил, повернулся и увидел меня. Смотрим друг на друга. Он старый был, очень, борода седая, в каком-то плаще, а на голове зюйдвестка, от дождя, хотя дождя не было. Даже не дядька, а дедушка. Я поздоровался.

И вот он говорит, таким хриплым голосом, как настоящий пират:

– Мальчик, ты что не спишь? Ты тут один, взрослых нет?

Ну, мне объясняли, как с незнакомыми разговаривать. Я ему отвечаю:

– Взрослых много, они спят. Сейчас разбужу, погодите.

Дедушка засмеялся негромко, махнул рукой и говорит:

– Да не надо, пускай спят. Скажи, мальчик, вы мимо Киндо-мыса проходили сегодня?

Я обрадовался, что могу ответить, и отвечаю:

– Да, конечно!

– Течение сильное было?

– Сильное.

Дедушка вздохнул. Потом спрашивает:

– А что это за бутылка там у костра стоит, мне отсюда не видно?

Я подошел, посмотрел. Это была бутылка рома, немножко отпитая, заткнутая пробкой. Так и написано: «Ямайский ром». Я удивился, потому что раньше только в книжках читал про ром, не знал, что у нас он тоже продается. Говорю ему – ром это.

Дедушка опять вздохнул грустно и говорит:

– Мальчик, дай мне глоток рома, у вас ведь, наверное, еще есть?

Я точно знал, что в хижине еще стоит рюкзак с бутылками. К тому же тут, на Севере, всегда делятся. Взял бутылку, подошел к берегу, дедушка говорит:

– Тут причаливать неудобно. Кидай, я поймаю.

Поймал очень ловко, открыл ее, поднес ко рту и всю до дна выпил. Потом спохватился:

– Ох, что ж я все выпил, нехорошо как. У вас там точно еще есть?

– Да, – говорю, – дедушка, не беспокойтесь.

Он шляпу снял, положил на дно, почесал в затылке (волосы у него ужасно длинные были, ниже плеч, и совсем белые) и говорит:

– Что же мне тебе-то дать? Ничего у меня и нету. А, погоди-ка! – наклонился, пошарил и достал сверток, в клеенке. – Держи-ка, брат! – и кинул на берег. – Потом, утром посмотришь, а мне пора, вдруг сегодня получится.

Я хотел спросить, что получится, но сначала подобрал сверток, попробовал открыть, а дедушка как-то быстро начал грести и пропал. Даже скрипа было не слышно.

Тут я вдруг ужасно захотел спать, да и замерз уже, добрел до избушки, залез в мешок и уснул сразу.

Утром я проснулся и думаю: какой странный сон! Хотел сказать Свете и тут вижу – сверток лежит рядом с постелью. Внутри что-то вроде книжки. Я никак его не мог открыть, он был заклеен со всех сторон, от воды. Попросил у Миши ножик, вернулся к себе, разрезал клеенку – и сижу, смотрю и не могу поверить: книжка «Волшебный мелок».

Я ужасно обрадовался, что дедушка угадал, что мне было нужно. Опять решил рассказать, а потом вспомнил, что в моей книжке, которую папа забыл на Дальнем Востоке, первая страница была разорвана: это я маленький был и порвал. Открываю – разорвано, так же или нет, я уже не помню.

Наверное, я не буду все-таки никому это рассказывать. Тем более утром все искали бутылку рома, ругались. А мне все равно никто не поверит.