Наследие Дерини

Учитывая то, что сам Секорим сделался епископом, это имело далеко идущие последствия для всего Ordo Custodum Fidei. Хотя никто не требовал полного уничтожения ордена, однако рыцарям-монахам, принадлежавшим к нему, было велено распустить свои отряды, и эта ветвь ордена была уничтожена окончательно. В преемники Полину епископы избрали нового верховного настоятеля, которым стал отец Марк Конкеннон, и именно на его плечи легла задача перестроить орден, дабы он лучше отвечал своей изначальной цели хранителя веры.

Именно поэтому ордену позволили сохранить свои учебные заведения и семинарии, в частности, продолжалось обучение монахов и мирян в Arx Fidei, поскольку, по трезвом размышлении, иерархи церкви по-прежнему усомнились в том, следует ли позволять Дерини принимать священнический сан, несмотря на то, что Эйлин и Дермот придерживались на сей счет более радикальных взглядов. И хотя в последующие месяцы и годы многие положения Рамосских законов были отменены, однако Дерини не могли становиться священниками в Гвиннеде еще добрых два столетия, даже когда во всех прочих правах их раса была восстановлена.

Точно также и в мирской власти новый регентский совет Гвиннеда взялся наводить в доме порядок. Лорд Эйнсли и его сын Роберт сделались членами совета уже к концу лета. Роберт также женился на своей ненаглядной «Лизель» и тем самым обеспечил незаметное присутствие Дерини при дворе в обозримом будущем. Сэра Фулька Фитц-Артура отозвали из Кассана, где он пребывал в гостях у брата. Он был свидетелем на суде, вынесшем приговор убийцам короля, а затем получил при дворе должность и сопровождал юного владыку на его коронацию, которая состоялась в сентябре месяце. Более никто из наследников бывших советников не остался в столице, однако они не понесли и особого наказания, и земли их не были конфискованы в наказание за преступления, совершенные их отцами, хотя, возможно, куда разумнее было бы обойтись с ними построже.

Юный Оуэн Халдейн взошел на престол в день святого Михаила, в шестую годовщину коронации его отца, когда Райсу-Майклу должно было бы исполниться двадцать два года. Торжества по случаю коронации продлились целую неделю, и подобного пышного празднества столица уже не видела десять лет, с тех самых пор, когда взошел на престол дядя нынешнего владыки, король Алрой. Ни Торент, ни Толан не прислали на торжества своих посланцев, зато десятилетний герцог Кассанский явился вместе с родителями, дабы принести вассальную клятву королю, и этот день положил начало многолетней дружбе вассала и сюзерена, столь прославленной и закончившейся столь трагично…

Ричард Мердок не приехал на коронацию, сославшись на нездоровье, однако почти все прочие наследники бывших королевских советников прибыли, дабы засвидетельствовать свое почтение новому королю и его регентам.

Кроме того, на празднество прибыли большинство оставшихся в живых наследников святого Камбера, хотя никто из них в открытую не заявил о себе, ибо еще слишком сильны были Рамосские законы, и должно было пройти еще не меньше двух столетий, прежде чем столько Дерини разом вновь окажутся в Ремутском соборе.

Почти три месяца спустя после коронации Оуэна, в день святого Стефана — в одиннадцатую годовщину того дня, когда принц Халдейн повел к алтарю свою юную возлюбленную, дабы принести брачные обеты, — вдовствующая королева-мать тайком пришла в Ремутский собор, закутавшись в черный плащ, беременная ребенком, которого ее покойному супругу уже никогда не суждено было увидеть. Поверх вдовьей вуали на ней была та самая серебряная корона, которую Райс-Майкл собственными руками возложил ей на голову в тот далекий день, а в руках она держала венок, сплетенный из ивы и остролиста. С ней в собор пришли лишь ее брат, маленький сын и архиепископ Эйлин. Все вместе они спустились в крипту, где полгода назад упокоилось тело ее мужа в мраморном саркофаге.

— Мама, смотри, теперь у папы тоже есть король! — воскликнул Оуэн, когда они спустились по ступеням.

Микаэла с улыбкой взглянула на сына, а тот со всех ног бросился к саркофагу, на котором теперь красовалось изваяние в человеческий рост, высеченное из теплого алебастра и ярко раскрашенное в геральдические цвета — алый, золотой и черный.

Оуэн за полгода вырос на целую ладонь, и все равно ему пришлось приподняться на цыпочки и запрокинуть голову, чтобы рассмотреть статую получше, пока Катан не поспешил ему на помощь. Мальчик восторженно засмеялся, увидев своего папу-рыцаря, стоявшего прямо у ног изваяния, и он прижал игрушку к себе, удовлетворенно взирая на алебастровое лицо, пожирая глазами корону, складки алой мантии, на груди которой красовался лев Халдейнов, и высеченный из камня меч, неподвижно, но грозно покоившийся под скрещенными руками.

— Он выглядит совсем, как папа, — прошептал Оуэн с сияющими глазами. — Теперь у папы есть настоящий король, как у дедушки Синхила, дяди Джавана и дяди Алроя. Подними меня и к ним тоже, дядя Катан. Я хочу посмотреть, такие ли они красивые, как и у папы.

Кивнув, Катан подхватил малыша и поднес его к изваянию деда, тихонько велев склонить голову и прочитать молитву, пока его мать подошла к могиле мужа, а архиепископ Эйлин тактично отошел в сторонку, дабы оставить ее в одиночестве. Рядом с саркофагом находилась молитвенная скамеечка, и, подойдя ближе, королева опустилась на нее и склонила голову над венком, который сжимала в руке, а затем опустила ладонь на каменную руку мужа.

Сходство было поразительное. Правда, при жизни он никогда не выглядел столь неподвижным и суровым, однако худощавое лицо, обрамленное черными волосами, под державной короной, несомненно, принадлежало Халдейну. В мочке уха сверкала алая с золотом серьга, и скульптор также высек у него на плече фибулу Халдейнов. Она провела пальцами по прохладному камню, а затем коснулась алебастровой щеки.

— О, Райсем! — воскликнула она в сердце своем. — Вот чем все кончилось для тебя. Они так и не позволили тебе сделаться таким королем, каким ты мог бы стать, и я скорблю, что…

Но все слова были бесполезны. Никакие сожаления не могли вернуть его обратно в мир живых. Райс-Майкл Элистер Халдейн был мертв, однако мечтам и замыслам его предстояло воскреснуть в этом маленьком мальчике, который сейчас потянулся, чтобы погладить по руке другого гвиннедского короля — злодейски замученного Джавана.

Микаэла с улыбкой положила венок из ивы и остролиста на скрещенные руки изваяния.

«Спи с миром, мой дорогой, — мысленно прошептала она и, коснувшись губ кончиками пальцем, затем прижала их к его устам в жесте ласкового прощания. — Ты подарил мне свою любовь и принцев Халдейнов, из которых нужно сделать подлинных королей. Божьей милостью, Халдейны сумеют сохранить корону, за которую ты отдал жизнь, и станут полновластными владыками в Гвиннеде, покуда стоит наша держава. Да хранит тебя Бог, любовь моя».

И она улыбнулась, когда сын бросился ей навстречу с широкой улыбкой, а затем Катан с архиепископом подали ей руки, и все вместе они покинули эту обитель смерти, с уверенностью и надеждой выходя на свет, к лучшему будущему.