Страница 19 из 30
Но Юджин был молодец, не терял головы и памяти. Голубые глазки из-за припухлых век блестели живо и умно, И такт он выдерживал как настоящий ученый. Не сказать ему ничего было нельзя.
— Юджин, — заговорил Джон, — какова разрешающая способность «Оникса»?
— Два миллиона действий в секунду, — Юджин кивнул головой, понимая, что Джон идет навстречу его желаниям.
— Вам приходилось расшифровывать мертвые языки?
— Приходилось, — ответил Парк, но глаза его говорили: не то, Джон, не то.
— Удавалось? — спросил между тем Джон.
— Кое-что удавалось. С трудом, — последнее слово было тактическим ходом Юджина; если говорить, то давай напрямик.
— Хорошо, — сказал Джон. — Эбигайл, можно?
— Говори, — сказала она.
Джон коротко рассказал об их с Эбигайл предположениях и догадках, Юджин выслушал все молча, не перебивая. По его лицу нельзя было понять, как он относится к разговору. Наступила неловкая пауза.
— Что ты думаешь? — спросил Джон.
— Я тебе помогу, — ответил Юджин. — Чем можно — всем помогу. Но условимся сразу: я умываю руки. В эту историю меня не впутывай. И чтобы моего имени нигде — ни-ни! Договорились?
В назначенный час Парк проводил Биллсов в бетонный корпус, в котором помещался «Оникс». Время было позднее, моросил негустой теплый дождик. Ночное дежурство затягивалось на два лишних часа, Юджин позевывал.
Космические сигналы были переложены на перфокарту заранее, — Эбигайл трудилась над этой работой весь день.
— Это, что ли?.. — мельком взглянул на ленту Юджин. — Не глазейте по сторонам, — сделал он замечание. — В зале только верхняя часть машины. Четыре этажа — под землей.
Великолепие человеческой мысли было воплощено в матовый пластик и цветное стекло. Тысяча огоньков — красных, зеленых, синих, оранжевых, — перемигивались между собой на выпуклом, высоком, от пола до потолка, экране. Белый стол и несколько кресел перед экраном казались игрушечными. Лампы мигали спокойно, — выдалась редкая минута между работой: электронный мозг отдыхал.
— Садитесь, — пригласил Парк Джона и Эбигайл, кивнул обоим на крайние кресла справа. — Здесь выход нашей продукции, — указал он на белую ленту, выходившую концом из недр машины. — А сюда вводим программу, — Юджин прошел на левый конец стола и вставил перфокарту в узкую щель, ведшую внутрь машины. — Включаю! — сказал он и нажал на пульте зеленую кнопку.
Перфокарта вошла в машину, лязгнувшую где-то внизу, под столом, но внешне пока ничего не изменилось, — лишь к легкому гудению ламп прибавилась едва заметная нота.
— Ну вот, — сказал Парк и зевнул. — У вас сто двадцать минут. Сидите и ждите. А я вздремну. Если результат будет раньше этого срока, нажмете черную кнопку, — показал он Джону кнопку на правой стороне пульта, там, где неподвижно стояла выводная лента. — Не беспокойтесь, — прибавил Парк, все пойдет своим ходом, автоматически. Автоматика здесь надежная.
Он удалился в боковую незаметную дверь, оставив Биллсов одних.
В машине что-то заурчало, застрекотало, разноцветные огоньки по всему экрану ожили и заговорили между собой. Мгновенно пробежала молния по оранжевым лампам, ей ответили тут же зеленые огоньки, — нехотя, словно потревоженные напрасно. Синие слабо мигнули — включаться или помедлить? — но тут же налились светом и, наверное, секунду глядели удивленно и даже с недоумением. Потом погасли. Желтые огни вспыхнули по экрану россыпью, но продержались недолго, — их погасила вновь промелькнувшая оранжевая молния. Стрекот машины усилился. И вдруг пунктиром просигналили о чем-то два ряда зеленых ламп. Оранжевые ответили им мгновенной скороговоркой, и спокойно, словно пытаясь примирить зелень с закатным солнцем, секунду посветили синие огни. Но их не послушали ни оранжевые, ни зеленые — яростно заспорили между собой. Синие сконфузились и погасли. Теперь на экране бушевала буря зелени и оранжевых отсветов. Казалось, они заняли всю стену. Если на мгновенье появлялись желтые огоньки, пытаясь втиснуться между зелеными и оранжевыми, яростные соперники набрасывались на них, гасили как свечи.
Это было красиво и тревожно, как все удивительное и непонятное. О чем думал и спорил с собой электронный мозг? Что означала вся эта феерия огней? Что она вообще представляла собой?.. За белой панелью экрана и под землей на глубине четырех этажей творилось чтото сверхчеловеческое. Такое, чего люди уже не могли сделать. Но удивительно, что все это сверхчеловеческое и странное создано человеком. Парадокс? Знамение эпохи? Да, наверное, — и то и другое. Но ведь это начало эпохи… У всякого, кто стоял перед электронной машиной, рождалась в душе тревога: в какой-то мере электронное чудовище сильней человека. В какой-то мере — пока. Оно еще набирается сил…
Пляска огней продолжалась. Теперь экран захватил электрический вихрь. Цветные молнии били не только вдоль панели, но и сверху вниз и из всех четырех углов. Оранжевые, зеленые, фиолетовые огни перемешивались клубками, туманностями. Экран на мгновенье показался исследователям космосом, дрожащим яростной пляской звезд. Эбигайл прижалась к Джону плечом. Шум и стрекот превратились в вой урагана. У Джона мелькнула мысль — не остановить ли машину? То же, наверное, думала Эбигайл. Где Юджин, чего он дрыхнет? Надеется на автоматику?..
Исследователи вздрогнули, когда, скрипнув, двинулась выходящая лента. Перед цветным фейерверком огней они забыли про ленту. И теперь, щелкнув, она вернула их к действительности. Теперь они смотрели на белую полоску, идущую из машины. На ней появились первые слова, выбитые телетайпом, скрытым в теле машины; «Слушать, слышать, услышьте, слушайте, отбивал телетайп, — слышьте, услышьте, слышать… — И опять:…слышать, услышать, слушать…» — Минуты две или три печаталось слово, во всех вариантах, какие мог дать глагол «слышать». Потом, без паузы, появилось другое слово; «Всем, всеми, всех, все, весь, всеми, всех, всем…»
Казалось, телетайп выстукивает бессмыслицу. Джон и Эбигайл уже не смотрели на пляску огней, они впились глазами в печатные строки. А там варьировалось на все лады слово: весь, всем, все…
— Джон! Ты что-нибудь понимаешь?
Джон молча смотрел на ленту.
— А если, Джон…
— Давай возьмем первое слово «Слушайте…», — сказал Джон.
— Давай: «Слушайте…»
— Все!
— «Слушайте все!» Первая фраза, Эбигайл. «Слушайте все!» Согласна?
— Согласна, Джон. «Слушайте все!»
— Запиши! — сказал Джон.
Эбигайл поспешно записала; «Слушайте все!» и продолжала держать карандаш в руке, готовая записывать дальше. «Слушайте все! Слушайте все!» — повторяла она. Это призыв! Так она и понимала импульсы-фразы, когда она и Джон ломали головы на Ред-Ривер. Или почти так, — они на верном пути!
Телетайп отстукивал вторую фразу; «Объединиться, объединитесь, объединяться, соединиться, объединяйтесь, объединившись, объединяясь…» И тут же: «Семью, семьи, семья, семьей…»
— Объединяйтесь в семью! — догадался Джон. Эбигайл немедленно записала: «Объединяйтесь в семью…» Бурная радость поднималась в ее душе. Джон, милый Джон, мы правы с тобой! Это призыв далекой звезды, прекрасного человечества. Какое счастье, что мы первые услышали призыв, первые узнали о нем!
Телетайп продолжал: «Братья, братьев, братство, брат, братьям…» — пока не исчерпал всех вариантов слова, и тут же перешел к следующему: «Разум, разумом, разума, разуму…»
— Братства и разума! — предложил Джон, — Что у нас получилось? Эбигайл, посмотри на предыдущую пару слов.
Эбигайл прочитала:
— «Объединяйтесь в семью братства и разума!»
— Правильно, — сказал Джон, — «Братства и разума…»
Телетайп уже выдавал цифры.
— Что такое? — спросил Джон,
Цифры повторялись так же, как и слова. Но догадаться здесь было труднее.
— Что за цифры, Эбигайл? Что за цифры?..
Может быть, задача для исследователей была бы много труднее, не промучайся они столько ночей в бункере обсерватории на Ред-Ривер. Но после того, как Джон высказал догадку, что на полюсе Мира радиостанция, а Эбигайл предположила, что сигнал может быть призывом, обращением к другим цивилизациям, мысль исследователей работала в этом направлении, и каждый прикидывал в уме, с какими словами может обратиться далекое человечество к разумным существам космоса.