Тихий уголок

– А ты, знаешь ли, не обязан носить мне еду, – сказал мистер Ребек. Он почувствовал себя несколько задетым и почему-то виноватым. Ворон был, в конце концов, совсем невелик. – Я бы и сам справился.

– Чушь, – сказал Ворон. – Тебя охватит паника, как только ты выйдешь за ворота. И город сильно переменился за девятнадцать лет.

– Очень сильно?

– Да. Дьявольски переменился.

– Да, – сказал мистер Ребек. Он отложил в сторону недоеденную болонскую колбаску, тщательно её завернув. – А ты не против того, – спросил он не без колебаний, – чтобы меня кормить? То есть, это удобно? – Он почувствовал, что это глупый вопрос, но ему хотелось знать.

Ворон уставился на него глазами, похожими на замёрзшее золото.

– Раз в год, – прохрипел он. – Раз в год тебя одолевает беспокойство. Ты начинаешь задаваться вопросом, как получается, что по воздуху тебе что-то приносят. Ты задаешься вопросом, а что он с этого имеет. И ты говоришь: «Ничего за ничего. Никто никому милостей не оказывает».

– Это не так, – возразил мистер Ребек. – Это вовсе не так.

– Ха, – сказал Ворон. – Всё в порядке. Твоя совесть начинает тебя беспокоить. Старые раны ноют, – он взглянул в упор на мистера Ребека. – Конечно, это хлопотно, конечно, это неудобно. Ты прав, чёрт возьми, это против моих правил. Теперь тебе легче? Ещё вопросы есть?

– Да, – сказал мистер Ребек. – Почему ты тогда со мной связался?

Ворон наклонился, чтобы поймать торопливую гусеницу, и промахнулся. Он медленно заговорил, не глядя на собеседника.

– Существуют люди, – сказал он, – которые дают. А есть и такие, которые берут. Есть люди, которые творят, люди, которые разрушают и люди, которые ничего не делают, а только сводят с ума два первых типа. Это в тебе с рождения, берёшь ты или даёшь. И все вы таковы. Мы, вороны, приносим людям разные вещи. Так мы устроены. Такова наша природа. Нам это не нравится, мы бы предпочли быть орлами или лебедями, или даже какими-нибудь придурковатыми малиновками, но мы вороны – и всё тут. Ворон не чувствует себя спокойно, пока не найдётся кто-нибудь, кому надо что-то приносить, а как только мы его находим, мы сразу же понимаем, что это за глупое занятие, – он издал нечто среднее между кашлем и смешком. – Вороны – птицы весьма нервные. Мы ближе к людям, чем любая другая птица. И мы связаны с ними всю нашу жизнь, но мы не обязаны питать к ним симпатию. Ты что думаешь, мы носили пищу Илье Пророку только потому, что он нам нравился? Он был старикашкой с грязной бородой!

Ворон притих, бесцельно роясь в пыли клювом. Молчал и мистер Ребек. И вдруг человек неуверенно протянул руку, чтобы погладить птицу.

– Не надо, – сказал Ворон.

– Извини.

– Меня это раздражает.

– Извини, -снова сказал мистер Ребек. Он оглядел аккуратные семейные участки с замшелыми могильными камнями. – Надеюсь, скоро придут ещё люди, – сказал он. – Летом становится как-то одиноко.

– Если ты хочешь общества, – сказала птица, – тебе следовало бы вернуться в город.

– А у меня большую часть времени есть общество, – сказал мистер Ребек. – Но мои знакомые забывают меня так быстро и так легко. Самые лучшие минуты- это когда они ещё только прибыли, – он встал и оперся о колонну. – Иногда мне думается, что я мёртв, – сказал он. Ворон тут же насмешливо зашипел. – Да-да, и я забываю разные вещи. Бывает, солнце светит мне в глаза, а я его не замечаю. А как-то раз сидели мы с одним стариканом и пытались вспомнить вкус фисташковых орехов, и ни один из нас не вспомнил.

– Я тебе принесу немного, – пообещал Ворон. – Около Тремонта есть кондитерская, где их продают. Там, кстати, заодно и место встречи букмекеров.

– Это было бы славно, – сказал мистер Ребек. Он обернулся и взглянул на витраж с ангелом. – Теперь они меня проще принимают, – заметил он, стоя спиной к Ворону. – Бывало, они меня даже пугались. А теперь мы сидим и разговариваем, играем в разные игры, и я всё думаю: «Возможно, теперь, возможно, на этот раз, возможно, в самом деле». Затем я их спрашиваю, и они отвечают, что нет.

– Они должны знать, – сказал Ворон.

– Да, – согласился мистер Ребек и снова обернулся. – Но если жизнь – это единственное различие между живым и мёртвым, не думаю, что я – живой. В самом деле – нет.

– Ты – живой, – сказал Ворон, – ты прячешься за надгробьями, но жизнь тебя преследует. Ты убежал от неё девятнадцать лет назад, а она несётся за тобой, как гончая, – он хихикнул. – Жизнь должна тебя здорово любить.

– А я не хочу, чтобы меня любили! – воскликнул мистер Ребек. – Для меня это – обуза.

– Ну что же, это твое дело, – заметил Ворон, – а у меня и своих забот хватает, – его чёрные крылья забили в воздухе. – Пора бы мне двигаться, давай-ка прихвачу пакеты и мусор.

Мистер Ребек скрылся в мавзолее и вышел оттуда несколько мгновений спустя с пустыми бумажными пакетами и баночкой из-под молока. Ворон взял пакеты в когти и кивнул в сторону баночки. – Это я заберу позднее. Возьми её пока, а мне пора возвращаться домой, – он взвился в воздух и медленно поплыл прочь над Сентрал-авеню.

– Пока! – крикнул ему вслед мистер Ребек.

– До скорого! – каркнул Ворон и пропал за гигантским вязом. Мистер Ребек потянулся, затем снова сел на ступеньки и принялся наблюдать за восходящим солнцем. Он чувствовал себя немного расстроенным. Обычно Ворон дважды в день приносил ему поесть, они болтали о том да о сём, и всё такое. Иногда они вообще не разговаривали. «Я, в сущности, мало знаком с этой птицей, – подумал он. – Сколько лет прошло, а я о призраках знаю больше, чем об этой птичке».

Он подтянул колени к подбородку и стал обдумывать этот вопрос. То была новая мысль, а мистер Ребек ценил новые мысли. В последнее время они не слишком часто к нему приходили, и он знал, что сам виноват. Кладбище не располагает к новым мыслям: обстановка неподходящая. Место это рассчитано на старые, залежавшиеся мыслишки, которые можно тщательно и любовно протирать, словно превосходный хрусталь, задаваясь вопросом, а нельзя ли их обдумывать как-нибудь иначе, и зная основательно и наверняка, что лучше всего именно так. И вот он уже рассматривал новую мысль, рассматривал пристально, но приближался к ней осторожно, чтобы не ускользнула ни одна деталь, а затем отошёл в сторонку, дабы увидать перспективу. Он вытягивал свою мысль, раскатывал тонким слоем, придавал ей самые разные формы, и постепенно привёл к очертаниям, которые подходили для его разума.

Шум крыльев заставил его обернуться. Ворон кружил примерно в 10-15 футах над ним и что-то кричал.

– Ты забыл что-нибудь? – крикнул в ответ мистер Ребек.

– Я кое-что увидел по пути отсюда, – ответил Ворон. – Похоронная процессия вошла в главные ворота. Не очень большая, но она движется сюда. Тебе лучше либо спрятаться побыстрее, либо переодеть штаны. А не то ещё кто-то подумает, будто ты – из Комитета по Встрече.

– О, Боже мой! – воскликнул мистер Ребек и вскочил на ноги. – Спасибо тебе, огромное спасибо! Здесь нельзя позволять себе ни малейшего легкомыслия. Спасибо, что ты меня предупредил.

– А разве я не всегда так поступаю? – устало спросил Ворон. И снова полетел прочь, легко и мощно взмахивая крыльями. Человек же поспешно скрылся в мавзолее, запер дверь и лёг на пол, слушая во внезапно наступившей тьме, как бьётся его сердце.