Страница 6 из 37
«Просили пустить нас в ставку Капшепа в Каме, ответили: „Ме, ме, ме“, что значит „нельзя“. Просили пропустить нас Восточным Тибетом – опять „ме, ме, ме“. Просили отпустить нас назад – „ме, ме, ме“.
(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи». Путевые заметки. 1929 год.)
В XXI веке многие границы, которые пересекали Рерих и его семья, закрыты для гражданского транзита. Многих дорог, которыми он шел, уже не существует. Особенно трудно нам пришлось с китайцами. Во-первых, адова задача – выбить разрешение на передвижение на собственных машинах по КНР вообще и по Тибетскому автономному району в особенности, ведь рядом – спорные территории с Пакистаном и (неофициально) Индией.
Всеми иностранными туристами в Китае занимаются государственные фирмы, которые, говоря попросту, являются отделами спецслужб. Нам пришлось сменить четырех гидов в штатском, и, в общем, мы не в обиде – без «гэбистов» пришлось бы хуже. На многочисленных постах проверки (через каждые несколько километров) они своими весомыми «ксивами» спасали экспедицию от многочасового ожидания и волокиты. В общем, кроме идеологии, в Китае, как и в России, ничего не изменилось…
«Приветлива Катунь, звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы, и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты? Семнадцатого августа видели Белуху, и было так чисто и звонко. Прямо Звенигород».
(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)
Старый охотник пугал меня российским Алтаем. Говорил, что местный народ агрессивен и совсем «одичал», как и окружающая природа. Насчет народа – не понимаю, что он имел в виду. По-моему, от Бийска до Чуйского тракта – люди, в основном, гостеприимны и доброжелательны. А по поводу природы – правда, дикая она. Змеиные ленты Катуни и Чуи, устрашающие бомы – высокие отвесные скалы-монолиты у дорог и рек, перевалы с шаман-деревьями и повязанными на них как будто тысячу лет назад белыми ленточками, белки – многогорбые вершины, покрытые снегом.
В XVIII веке эта дорога была единственным торговым путем, связующим Восток и Россию. Чуйский тракт начинается в Бийске и через 617 километров серпантина приводит на монгольскую границу, причем чем ближе к Монголии, тем хуже дорожное покрытие. И неудивительно – его создавали еще в 1930-х годах заключенные из «Женской командировки», находившейся тут неподалеку, у села Мыюты…
К середине ХХ века туристы прочно завоевали Алтай вплоть до высочайшей (1 894 м) точки тракта – Семинского перевала, за которым и по сей день – девственная необжитая зона. Там цветут такие цветы, что равнинным жителям и не снились; там, вероятно, живут еще снежные барсы (в других районах исчезнувшие) и языческие духи, от которых по цивилизованную сторону остались только изваяния, капища. Зато их не надо искать. Свидетельства древнетюркской и пазырыкской (V—III века до н. э.) культуры натыканы прямо вдоль дороги, как километровые столбы: курганы, каменные бабы, писаницы (наскальные рисунки), выкладки и плиты с руническим письмом. Особенно их много почему-то возле Сросток, родного селения Василия Шукшина. Многое, увы, пришлось проскакивать, не останавливаясь, так как расписание поджимало, и в районе села Курай караван внедорожников свернул в сторону одноименной степи.
Впереди свинцовые тучи покрывали Северо-Чуйский хребет – мы приближались к леднику Актру, где нет ничего, кроме альпинистского лагеря и метеостанции. Не знаю даже, въезжал ли кто-нибудь раньше по такой круче на машине, лгать не хочу. Но «наше все», вездепроходные автомобили, – не подвели и усилия окупились впечатлениями. Ничего, кроме природы, ничего, кроме «видов», но какие они! И как приятно смотреть и думать, что до тебя редко кто видел то же самое.
В середине августа на Чуйском тракте, повернув у приграничного города Кош-Агача в сторону плато Укок, мы досрочно попрощались с летом. Дураки мы, не ценили палящих степных лучей, ругали их и прятались в прохладе автомобильных кондиционеров. Щурились из-за тонированных стекол на белые чалмы алтайских пиков, вылезали урывками, чтобы фотографировать – и совершенно забыли подумать о том, что скоро все это будет позади. Ведь в теплый сезон невозможно поверить, что на свете бывает зима.
Но она бывает, и в Чуйской степи, как заверяют местные жители, температура по ночам опускается ниже –60°С, и тогда скрип санных полозьев разносится на пять километров вокруг. Если вначале он слышится, а потом стихает, ближайшие соседи спешат на помощь – вдруг замерз кто-то. А в конце лета снега, слава Богу, нет, но вокруг, сколько хватает обзора – совершенно безжизненное пространство (самый сухой климат в России!). Только столбы пыли из-под колес обгоняющих УАЗиков – кажется, что на те же пять километров. Кстати, Чуйская степь – единственная в России местность, где в диких условиях разводят верблюдов, и мы их видели. Двугорбые заросшие тела странной пропорции широким полукружьем тянулись в сторону горных отрогов, и мы, видевшие их собратьев только в зоопарке, поразились несходству. В этом стаде преобладали черные особи, а не кирпично-бурые, как водится, и передвигались они ленивой иноходью. До поздней осени верблюды будут пастись на отрогах, причем чабаны должны следить, чтобы ни один из них не забрел в долину Улагана, где празднуют Эл-Ойын, главный алтайский фольклорный праздник. Если верблюд придет в Улаган, а змея заползет в Чуйскую степь, жди беды, говорят теленгиты. А они живут в округе уже 15 веков.
«Яркий солнечный день. Сияют снега на горе Богдо-Ула. Это та самая гора, за которой „живут святые люди“. Можно подумать, уж не на Алтае ли отведено место для них?»
(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)
Первая же ночь в вечной мерзлоте плато Укок дала нам представление о характере этого заоблачного пятачка – непостоянном, капризном и вредном. Разве так можно: то солнце бьет в глаза, то метель, то вроде обзор есть, но как раз не в том направлении, в котором хотелось бы, а там, где надо, все заволокло тучами. Смотреть с Укока «полагается» главным образом в монгольскую сторону (здесь сходятся четыре страны: Россия, Монголия, Китай и Казахстан), на высочайшую в здешних местах гору Табын-Богдо-Ола (4 374 м). Точнее, на один из ее пяти пиков – Найрамдал, что переводится как «дружба». По преданию, Чингисхан во время очередного похода проезжал мимо и увидел за Найрамдалом райское сияние – что-то вроде нимба. Тогда он велел назвать весь массив «Пять святых вершин» (то есть именно «Табын-Богдо-Ола»), а над Найрамдалом, говорят, чудесные лучи встают до сих пор. Когда Рерих в китайском городе Урумчи ожидал разрешения на обратный въезд в Сибирь, он тоже видел их – ему ведь не пришлось иметь дело с капризами укокской «смотровой площадки».
Но «святых людей», которых он «поселил» за Богдо-Ола, то есть как раз на Укоке, сейчас точно нет. Его жителями, да и то временными, являются российские солдаты, чьи заставы расставлены на каждом 25-м километре границы, а также пастухи со своими уныло-серыми овцами. Последние ютятся в кошарах – непритязательных глинобитных домиках. А больше никого и нет – нарушения территориальной неприкосновенности РФ на данном участке крайне редки. Всю работу за пограничников выполняет неодолимая гряда 3– 4-тысячников.
«Алтай в вопросе переселения народов является одним из очень важных пунктов. Погребение, уставленное большими камнями, так называемые чудские могилы, надписи на скалах, все это ведет нас к той важной эпохе, когда с далекого юго-востока, теснимые где ледниками, где песками, народы собирались в лавину, чтобы наполнить и переродить Европу. И в доисторическом, и в историческом отношении Алтай представляет невскрытую сокровищницу».
(Н.К. Рерих. «Сердце Азии», 1929 год.)
Николай Константинович вполне допускал, что загадочная Шамбала, Страна гармонии, может находиться и где-то на Укоке. На то же указывают свидетельства, поступающие по сей день: будто где-то в ущельях то проявляются, то бесследно исчезают развалины каких-то буддийских монастырей. А некоторые исследователи упоминают о загадочной пещере под ледником Потанина, которая якобы открывает ворота в Шамбалу. Три независимые экспедиции пытались пробраться туда, одну из них даже возглавлял знаменитый путешественник по Монголии профессор Сапожников. Но внезапная перемена погоды в последний момент всегда разворачивала путников обратно. Наш собственный проводник в автопробеге Алтай – Гималаи, уроженец Сибири, утверждал, что участвовал в последнем штурме мистического места: «Когда мы подошли на несколько десятков метров к предполагаемому входу в пещеру, разыгралась метель, хотя буквально минуту назад ярко светило солнце. Мы быстро расставили палатку и не вылезали из нее три дня. Сильный ветер и сплошная темнота не давали двигаться ни вперед, ни назад. Наконец, мы решились и с большим трудом вырвались из снежного плена обратно. Не уходило ощущение, словно кто-то размешивал ложкой манную кашу, а я с товарищами вместо сливочного масла болтался в центре „тарелки“. Как только несколько метров отхода было пройдено, небо снова прояснилось и пурга исчезла».