Страница 21 из 40
Первым самолетом Бартини, как главного конструктора, был экспериментальный «Сталь-6», типа истребителя. С первых лет советской власти скорости отечественных истребителей иногда подрастали, но ненамного: всего по 10—15 км/ч, и до 1932 года практически не превышали 300 км/ч. Между тем в конце этого периода военные потребовали 450 км/ч – недостижимые, как утверждали в Глававиапроме. Скандал!.. Очередное совещание – на этот раз у Орджоникидзе, в присутствии Ворошилова и Тухачевского. Сначала выступили промышленники, предъявили расчеты, строгие пересекающиеся графики потребных и располагаемых мощностей моторов. За точкой их пересечения – зона фантастических скоростей, нереальных, как считалось в те годы: выше 300 километров. На дальнейшее же увеличение скорости не хватало имеющихся мощностей моторов.
Закончили выступать промышленники. Военные же молчали, как будто смущенно. Тухачевский опустил глаза и сделал вид, что листает какую-то папку.
– Товарищ Тухачевский, вам слово! Не молчать же вы здесь собрались!
– Да, теперь мы видим: кривые вот… пересекаются… Наука! Но дело в том, что такой самолет уже есть, уже испытан… Почти такой: 430 километров в час!.. А вот и его конструктор, комбриг Бартини Роберт Людовигович, просим любить!
– Позор! – вскипел Орджоникидзе. – С глаз долой все эти ваши «секай-пересекай»! Принимаем требование товарища Реввоенсовета (Тухачевского. – Прим. авт.)!
…Главным авиаконструктором Бартини назначили по настоянию Тухачевского. Причем вскоре. Был, значит, талантлив.
…Летящему самолету сопротивляется встречный воздух, он тормозит машину, давит, в частности, на шасси и на радиатор охлаждения воды, разогретой в моторе. А Бартини сделал шасси полностью убираемым после взлета и выпускаемым перед посадкой; охлаждение же мотора – безрадиаторным, испарительным. И не на что стало встречному воздуху давить, кроме как на крылья машины, ее фюзеляж и оперение. Сопротивление полету упало – и скорость возросла.
В испарительной системе охлаждения вода не просто нагревается в моторе, а испаряется. Пар уходит в щель между двойной обшивкой крыла, там охлаждается, конденсируется, и вода снова подается в двигатель. Работать такому мотору сложнее, жарче, но на то он и рассчитан. И, наконец, машина получилась необычайно легкой, так как Бартини с помощниками сумел объединить в ее конструкции точечной сваркой разные типы стали. Одна сталь требовала электрического удара большой силы, но короткого, другая – слабого, но продленного. Время сварки и ее силу разделили: сперва наносили сильный короткий удар, затем силу снижали, время же продлевали. В дело подключили автоматику, так, что даже мастера-сварщики этого не замечали, думали, что режим просто мастерски подобрали: пробовали, пробовали – и нащупали…
Примерно с появлением «Стали-6» скорости наших истребителей круто пошли вверх. Бартини же вскоре разработал на этот раз настоящий истребитель «Сталь-8», рассчитанный на еще большую скорость – 630 км/ч. Но строить его – по разным надуманным, по всей видимости – причинам не стали.
Обратимся к относительно недавнему прошлому. В середине 60-х годов Бартини доложил в ЦК КПСС о своем анализе перспектив развития транспорта. Каждое транспортное средство характеризуется рядом показателей: скоростью, дальностью, грузоподъемностью, степенью зависимости от погоды, стоимостью… Бартини математически свел эти показатели каждого средства к трем обобщенным, отложил обобщенные на осях в обычной системе координат и, отложив длину, ширину и высоту, начертил параллелепипед. Затем на получившихся максимальных величинах начертил максимальный, но гипотетический прямоугольник. Скорость и дальность такого нереального, но в принципе представимого средства – как у космического корабля, грузоподъемность – как у корабля океанского, зависимость от погоды – не более чем у тяжелого поезда…
И стало видно, что реальные прямоугольники, каждый в отдельности и все вместе, в сумме занимают лишь малую часть объема гипотетического. Один получился широким, но плоским, другой – высоким, но тонким… А далее – что максимальную долю объема гипотетического займут экранопланы, аппараты, известные у нас с 1935 года и даже строившиеся, хотя и единицами. Но не обычные экранопланы, а с вертикальными взлетом и посадкой.
До сих пор, уже и в XXI веке, интерес к экранопланам то разгорается, то гаснет – даже к обычным моделям. Что же касается предложенных на том давнем совещании, то о них вообще речи не было. В результате же – их крайне мало.
Доклад тот горячо одобрили, особенно почему-то идея понравилась главнокомандующему ВМФ С.Г. Горшкову, и решили действовать. Распределили обязанности ведомств, наметили сроки. Отпустив участников совещания, секретарь ЦК Д.Ф. Устинов попросил Бартини задержаться:
– Только, Роберт Людовигович, вы уж, пожалуйста, время от времени напоминайте нам о принятом решении, подталкивайте нас. А то ведь, сами понимаете, без напоминаний оно заглохнет.
Вернувшись на работу, Бартини безнадежно протянул ждавшим его рулон с материалами к докладу:
– Эти – в архив, на самую верхнюю полку. Они едва ли скоро понадобятся…
Все же через пару месяцев он спросил министра авиапрома П.В. Дементьева, тоже участника совещания у Устинова, что сдвинулось с тех пор в МАПе. Министр с трудом вспомнил, о чем идет речь, и поманил Бартини к окну:
– Ты ведь знаешь, Роберт, меня возит «ЗИМ». Тебя, я знаю, – «Волга». Вон кто-то приехал к нам, вылезает из «Москвича». А вон те, – министр ткнул пальцем в прохожих на улице, – те ездят на собственных … или, кому из них угодно, шлепают пешедралами… Ну и хрен с ними!
Имевшие дела с Дементьевым догадаются, что пешедралов он припечатал куда крепче.
Бартини крепкий язык понимал, но пользовался им редко и не при всех. Он и во многом другом отличался от больших начальников. Например, не открывал в министерстве двери, что называется, ногой. Стучался: разрешите? Разрешали, обнаглев, не всегда. Сотрудник авиапрома, кавказец, не выдержал такого и наорал, было дело, на замминистра, некоего Михайлова:
– Вы что же делаете?! К вам гений приехал, а вы его… Знаете, есть такой глагол: вымирать? На русском он непереходный, а у нас – переходный. Вот я вам и скажу покавказски: вы здесь Бартини «вымираете»!
«Вымирали» Бартини частенько, в том числе и уже освобожденного и снова назначенного главным конструктором. Не в Москве, где он до ареста был уже главным, а в Таганроге. В Москве жить ему еще 5 лет было запрещено. На «свободе» он спроектировал, в частности, магистральный транспортный Т-117, невиданной вместимости, а размеров – обычных для двухдвигательной машины. Но изобретение мастера осталось лишь в проекте. Кто же загубил Т-117?
В те годы бомбардировщики оставались в основном поршневыми – эпоха реактивных только начиналась. Это было видно и некоторым конструкторам, и крупным военным, но только, к сожалению, не Сталину.
Между тем в СССР большими сериями производились очень хорошие поршневые двигатели АШ-73, ставившиеся, в частности, на тяжелые бомбардировщики Ту-4. Жалко было прекращать налаженное производство АШ-73 из-за перехода на реактивные. Поршневым двигателям предстояло долго еще стоять на транспортных самолетах. Бартини это учел и все рассчитал.
Когда опытный Т-117 уже построили процентов на 80, у Сталина состоялось совещание. Доложил ему про Т-117 главком ВВС К.А. Вершинин, упомянув и АШ-73. Не знал, что генералиссимуса успели предостеречь: мол, Бартини – о ужас! – покушается на моторы, применяемые на бомбардировщиках!
– Вам что нужнее (Вершинину) – бомбардировщики или транспортники?
На «прямой» вопрос Сталина ответ мог быть только абсолютно «прямым»:
– Бомбардировщики…
Так, в 1948 году ОКБ Бартини в Таганроге закрыли, а опытный Т-117 пустили на металлолом. Бартини же отправили заведовать отделом в Новосибирск, в НИИ. Да вслед еще присовокупили начальнику этого НИИ устно: