Дьявольская сила

Во время обеда она оставалась рассеянной: кивала головой и вежливо улыбалась, но мысли ее явно витали далеко. Айк и Линда наверняка сочли, что ее странное поведение объясняется недавней смертью отца, да так оно, по сути, и было.

Возвращаясь домой на такси, мы с Молли поцапались: злобно шипели друг на друга из-за Траслоу, Корпорации, ЦРУ и насчет того, что раз я уже дал ей слово, то должен держать его вечно.

– Да будь все проклято, – шепотом сказала она. – Ежели ты уж снюхался с этим Траслоу, то, стало быть, опять затеваешь эти ужасные игры.

– Молли, – пытался я вставить слово, но раз уж она завелась, перебить ее было невозможно.

– Поваляйся с собаками – сам блохастым станешь. Тьфу, пропасть! Ты же обещал мне, что никогда больше не полезешь в это дерьмо.

– Да не собираюсь я лезть опять в то дерьмо, Мол, – защищался я.

Секунду-другую она молчала, а потом спросила:

– А ты говорил с ним насчет смерти отца, а?

– Нет, не говорил, – соврал я чуть-чуть, но мне не хотелось волновать ее и рассказывать, что сенат собирается проводить расследование факта присвоения ее отцом огромной суммы.

– Но что бы он ни хотел от тебя, ведь это имеет какое-то отношение к его смерти, так ведь?

– В известном смысле так.

В этот момент таксист вильнул, чтобы объехать колдобину, надавил на клаксон и помчался по левой полосе движения.

Некоторое время мы ехали молча. Затем, будто специально дождавшись драматического момента, она вдруг сказала ничего не выражающим тоном:

– Знаешь ли, я звонила судмедэксперту из графства Фэйрфакс.

Сначала я не понял:

– Фэйрфакс? Зачем?..

– А это там отца убили. Звонила насчет письменного заключения о вскрытии. Согласно закону, такое заключение выдается ближайшим родственникам по их требованию.

– Ну и что?

– Все бумаги опечатаны.

– Что это значит?

– Что они больше не выдаются. Их могут теперь посмотреть только окружной прокурор и генеральный прокурор штата Вирджиния.

– Почему? Потому что он… он… был… из ЦРУ?

– Нет. Потому что кто-то, замешанный в этом деле, решил, что мы узнали что-то. Узнали, что это было заказное убийство.

Остальной путь до дома мы сидели и молчали, а когда приехали, по какой-то пустяковой причине опять поругались и отправились спать, дуясь друг на друга.

Может, покажется странным, но сейчас я вспоминаю тот вечер с грустной нежностью, ибо он был одним из последних вечеров, которые мы провели вместе, а через два дня все и завертелось.

8

В ту ночь, последнюю нормальную ночь в моей жизни, мне приснился сон.

Снился мне Париж, будто я там находился наяву (этот сон снился мне уже, наверное, тысячу раз).

Я как будто зашел в магазин готовой одежды на улице Фобур, обыкновенный магазин мужской одежды со многими крошечными светлыми примерочными вроде кроличьих клеток, и заблудился, переходя из клетушки в клетушку в поисках обусловленного места встречи с тайным агентом, пока наконец не попал в комнату для переодевания. Это и была та самая явка для встречи с агентом. Там на вешалке висел французский джемпер с пуговицами темно-синего цвета, который я и купил согласно полученным указаниям, найдя, как предполагалось, в кармане джемпера обрывок листка с зашифрованным сообщением.

Я долго провозился, расшифровывая и запоминая указания, и запаздывал ко времени, когда должен был позвонить, поэтому в бешенстве заметался по лабиринту клетушек в этом мерзком магазине, разыскивая телефон и найдя его, наконец, в подвале. Это был нескладный старинный французский аппарат желтовато-коричневого цвета, по необъяснимой причине почему-то не работавший. Я упорно набирал и набирал номер, и вот – слава тебе Господи! – наконец он заработал!

На том конце подняли трубку – оказалось, Лаура, моя жена.

Она просто рыдала, умоляя меня вернуться скорее домой, на улицу Жакоб. Случилось что-то ужасное. Меня охватил страх, я пустился бегом и через несколько секунд (это ведь было во сне, в конце концов) прибежал на свою улицу, оказавшись перед входом в наш дом и заранее зная, что там увижу. Тут начиналась самая жуткая сцена сна: думая о том, что мне не следует входить в дом – тогда, дескать, этого не произойдет, – под влиянием какого-то ужасного гипнотического воздействия я все-таки вошел туда. Я поплыл по воздуху, ощущая, как подкатывается тошнота.

Навстречу мне из дома вышел какой-то человек в толстой шерстяной охотничьей одежде, обутый в кроссовки «Найк». Американец, решил я, лет тридцати от роду. Хотя я видел его мельком, в основном со спины, все же заметил густые вьющиеся черные волосы и – эта деталь каждый раз отчетливо прокручивалась у меня в памяти – длинный розовый уродливый шрам вдоль его челюсти, от уха до подбородка. На шрам было жутко смотреть, но я его четко помню по сей день. Человек сильно прихрамывал, будто ходьба причиняла ему сильную боль.

Я не остановил этого человека – с чего бы я стал его останавливать? – а вместо этого, пока он шел восвояси, вошел в дом, где сильно пахло свежей кровью, запах становился все гуще, пока я поднимался по лестнице в свою квартиру, и, наконец, эта вонь стала просто невыносимой. Тут меня снова начало тошнить, а потом я оказался на лестничной клетке и увидел в луже крови два неуклюже лежащих трупа, а среди них – быть того не может, подумал я, – оказалась и Лаура.

Здесь я, как правило, просыпался.

Но наяву все произошло иначе. Мой сон, всегда один и тот же, был искаженным преломлением действительности.

Работая в Париже в качестве оперативного сотрудника ЦРУ, я отвечал за связи с некоторыми ценными, строго законспирированными агентами и руководил деятельностью одной небольшой группы. Там, в Париже, я достиг кое-каких успехов: так, мне удалось разоблачить советских военных разведчиков, проникших на один завод по производству турбин, расположенный в окрестностях Парижа. Для прикрытия я представлялся архитектором одной из американских компаний. Мои апартаменты на улице Жакоб были тесноватыми, но зато солнечными и находились в шестом округе, самом лучшем пригороде Парижа, как я считал. Мне чертовски повезло: большинство моих коллег по разведке жили в сером и грязном восьмом округе. Мы с Лаурой лишь недавно поженились, она ничуть не роптала насчет того, что мы живем не в самом Париже: она была художницей, естественно поэтому, что в мире насчитывалось всего несколько городов, где она хотела бы пожить, а Париж, само собой, стоял на первом месте. Она была миниатюрной, неотразимо привлекательной блондинкой с длинными светлыми волосами, которые укладывала в пучок.

Мы часто и подолгу обсуждали, иметь ли нам детей, и обоим хотелось иметь их. Но я так и не узнал, что она была беременна – этот факт потом потряс меня более всего. Она все не находила подходящего момента рассказать мне об этом. Я всегда считал, что она намеревалась сказать мне о беременности как-то по-особенному, по-своему, после того, как сама свыкнется с этим состоянием. Я знал только то, что она чувствовала тошноту несколько дней – наверное, подцепила какую-то инфекцию, еще подумал я тогда.

Примерно в это же время со мной установил контакт один из младших офицеров КГБ, служивший референтом в советской резидентуре в Париже, который решил работать на нас из корысти. Он сказал, что располагает кое-какой информацией, добытой в московских архивах, и готов передать ее нам. В обмен на это он просил убежище, деньги, охрану и работу.

Я поступил так, как требовалось согласно инструкции, и план первой встречи разработал с шефом нашего отделения в Париже Джеймсом Тоби Томпсоном. Наши оперативные работники всегда недоверчиво относились к так называемым «явкам вслепую», которые означали встречу с незнакомым агентом в месте по его выбору. В этом случае всегда велик риск угодить в ловушку.

Но этот агент, назвавшийся Виктором, согласился встретиться на наших условиях, что подкупало и казалось заманчивым. Я организовал встречу, хоть и рискованную, но все же очень нужную. Мы договорились, что три коротких звонка по моему домашнему телефону в шестом округе будут означать готовность встретиться в определенном месте и в установленное время. После этого произошла «случайная» встреча в одном богатом магазине мужской одежды на улице Фобур, но, в отличие от приснившейся, все прошло без сучка без задоринки. В комнате для переодевания висел на вешалке темно-синий шерстяной джемпер, оставленный, как и было обговорено, якобы беззаботным покупателем, передумавшим его покупать. В левый карман джемпера я положил обрывок конверта с адресом, где и когда произойдет следующая встреча.