Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 21



До столь желанного для Нансена момента прибытия в Лондон нового посла, которому он должен был передать дела, оставалось совсем немного. Однако срочная телеграмма перевернула всю его жизнь: в ней говорилось, что состояние Евы критическое. Нансен тут же выехал в Норвегию. Но опоздал...

Смерть Евы оказалась для этого стоика невыносимым испытанием. Теперь Нансен казался сбитым с ног, раздавленным и беспомощным. «Я знаю, что означает печаль, знаю, что значит, когда все вокруг гаснет, когда жизнь становится лишь мучением: то, что приносило нам солнечный свет, ушло навеки, и мы беспомощно смотрим в ночь». Конечно, друзья не оставляли его одного, да и дети требовали постоянной заботы и внимания. Почти взрослая Лив старалась стать отцу душевной опорой. Но Нансен признавался: «Печаль не могут унести другие, в душевной подавленности днем и ночью приходится бороться с ней самому». Нансен как-то враз постарел, сделался замкнутым и нелюдимым.

Причину того, что осенью 1913 года он согласился на приглашение одного английского акционерного общества совершить плавание на грузовом судне из Норвегии в устье Енисея, а затем, поднявшись вверх по реке, добраться до Владивостока, Нансен объяснял так: «Я всегда живо интересовался этой необъятной окраиной и не прочь был познакомиться с ней поближе»…

И его надежды не были обмануты. Ощущение беспредельности богатейших ресурсов и совершеннейший восторг, в который привели Нансена сибирская природа, а главное, здешние люди, вызывали в его сердце особые чувства. Любая остановка использовалась им для сбора самого разнообразного научного материала: этнография, традиции, быт северных россиян, местная экономика, особенности местного рыбного и охотничьего промыслов, геологические изыскания, проблемы народонаселения и даже условия существования политических ссыльных. Случилось так, что все эти изыскания, помимо практической пользы вылились в целую книгу, написанную человеком, смотревшим на этот край, считавшийся диким и ужасным, открытым дружеским взором. Уже одно ее название звучало исчерпывающе ясно: «В стране будущего»…

Единственно, что не раз вызывало досаду Нансена, это незнание русского языка. Ему приходилось через переводчика, а не лично благодарить русских за тот поразительный прием, который был ему оказан. Далее путь великого норвежца лежал в глубь страны — на Урал, в Поволжье, а затем — в Петербург.

Для Нансена, надломленного тяжелой утратой, путешествие в Россию стало буквально спасением. Он вернулся окрыленным и полным новых планов и надежд. «Я полюбил эту огромную страну, раскинувшуюся вширь и вдаль, как море, от Урала до Тихого океана, с ее обширными равнинами и горами, с замершими берегами Ледовитого океана, пустынным привольем тундры и таинственными дебрями тайги, волнистыми степями, синеющими лесистыми горами…»

Грянувшая в 1914-м мировая война опять вынудила Нансена вернуться в политику. Он был твердо убежден, что во дни столь суровых испытаний «нельзя быть только ученым». И хотя Норвегия сохраняла нейтралитет после вступления в войну Соединенных Штатов Америки, наложивших ограничения на экспорт своего продовольствия, над этой северной страной нависла реальная угроза голода.

Фритьоф Нансен во главе специальной норвежской комиссии в 1917 году отправился в Вашингтон. Переговоры длились более девяти месяцев — сказывалась сложнейшая политическая обстановка, но опять же, благодаря его высочайшему авторитету, закончились соглашением об обязательных поставках необходимого для Норвегии продовольствия.

Война — это бессмысленная, по мнению Нансена, бойня, искорежившая судьбы миллионов и унесшая немыслимое количество жизней (11 млн.), вызывала в душе Нансена глубочайшее отвращение. А потому, едва умолкла грозная канонада, он стал активным поборником созданной в 1920-м Лиги наций.

Многие годы он представлял Норвегию в этой организации, веря в то, что она способна предотвратить возможные войны. Одной из первейших задач Лиги стало возвращение в родные места пленных солдат.

Назначенный Лигой наций верховным комиссаром по делам военнопленных, Нансен взялся за дело. В результате благодаря его усилиям в течение 18 месяцев были репатриированы 437 000 человек. С 1922 года по его инициативе Лига начала выдавать беженцам и апатридам (люди, не имеющие гражданства) так называемые «нансеновские паспорта». Сотни тысяч обездоленных войной и скитающихся по всей Европе не имели никаких документов, удостоверяющих их личность. Нансен же добился признания введенного по его инициативе особого удостоверения, позволявшего скитальцам вернуться на родину или хотя бы найти приют. Вскоре этот документ был признан 52 странами мира.



Когда Антанта приступила к осуществлению блокады Советской России, Нансен выступил против, всячески доказывая, что невинные люди не должны становиться заложниками политиков. Он был убежден, что даже при абсолютной полярности социального устройства «восстановление отношений между Россией и остальным миром на чисто экономической основе» было бесспорно выгодно для всех без исключения.

Но слушать его не хотели. В глазах многих Нансен уже был «красным» или, во всяком случае, недопустимо сочувствовавшим «комиссарам». И в первую очередь против него выступила элита русской эмиграции. Многие русские газеты, выходящие в Париже, яростно отвергали любую возможность сношений с Советами.

Эта позиция не изменилась и в 1920-м, когда после засухи и неурожая в Поволжье и прилегающих районах начался страшнейший голод.

И если Нансен мог еще хоть как-то понять чувства эмигрантов — людей, остро переживавших вынужденное изгнание, то позиция сытой европейской буржуазии, не желавшей замечать ни размеров, ни последствий этого бедствия, представлялась ему постыдной и аморальной. В сентябре 21-го он особенно резко выступил против тех, кто считал помощь голодающим людям содействием красному режиму. «Предположим, что это укрепит советское правительство, — говорил Нансен с трибуны, — но согласен ли хоть один из присутствующих на этом заседании заявить, что вместо оказания помощи Советскому правительству он предпочел бы, чтобы 20 миллионов человек умерли от голода? Я призываю собрание ответить на этот вопрос».

Сказать «да» никто, конечно, не осмелился, но саботаж все-таки продолжался. Лига наций без конца откладывала решение вопроса о посылке в Россию продовольствия, заявляя, что это станет возможным только в том случае, если Советы признают долги царской России.

Впрочем, Москва тоже упорствовала. Идеологические догмы брали свое. Нансен метался меж двух огней, а в Поволжье продолжали вымирать целые деревни. Позже Нансен напишет, что все эти проволочки стоили жизни как минимум двум миллионам человек.

Отчаявшись сломить сопротивление «неудержимых ненавистников» Страны Советов, Нансен сам поехал в Россию. В голодающем Поволжье он прожил два месяца. Этот человек, не раз бестрепетно смотревший в глаза смерти, рыдал от бессилия и ярости при виде умирающих детей — маленьких скелетиков, обтянутых кожей.

Вернувшись, он привез множество фотографий. Опубликованные в газетах, они становились зримым свидетельством людской трагедии. И хотя все равно находились те, кто имел наглость говорить о фальсификации, начался повсеместный массовый сбор пожертвований. И именно Норвегия первой сделала очень крупный для этой маленькой страны взнос в «Комитет помощи голодающим». Жертвовали промышленники и рабочие, рыбаки и матери семейств. К тому же норвежское правительство выделило средства для поддержания деятельности нансеновской миссии в России и дало гарантию, что деньги будут поступать и в дальнейшем.

Опять же, во многом благодаря огромному влиянию Нансена, Норвегия первой из скандинавских стран заключила с Россией торговый договор. Это не могло трактоваться иначе как признание Советского правительства де-факто. В феврале 1924 года Норвегия сделала шаг к полному дипломатическому признанию СССР — опять же первой в Скандинавии. Нансеновская миссия помощи голодающим действовала с сентября 1921 по август 1923 года. Ему удалось собрать невероятную по тем временам сумму — больше сорока миллионов франков. Тысячи вагонов с продовольствием бесперебойно шли в Россию. По самым скромным подсчетам, от голодной смерти было спасено 6,5 миллиона человек.