Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 26



Тогда вместо ослабевшего Кудена выступает на первый план Савиньи, рвущийся к власти, его поддерживает наделенный богатым воображением Корреар. Справедливости ради надо отметить, что Куден очень страдал от своей раны. Безумием было поручать ему командование плотом, но и с его стороны было безрассудством принять командование на себя, не ища себе замены. Но Куден из той же породы, что и лейтенант Эспье: несмотря на молодость, он не боится жертвовать собой. Но, как бы там ни было, на плоту, хоть и по другой причине, наблюдается тот же феномен, что и на «Медузе». Командующий утрачивает свой авторитет. Случайный человек занимает его место. Разница лишь в том, что то, что было простительно для Кудена в его состоянии, для Шомарея было непростительно.

Савиньи – врач. Он знает слабости человеческой натуры. Он понимает, что даже самая грубая и поспешная трапеза способна разрядить обстановку. Он приказывает смешать размоченный морской водой бисквит с небольшим количеством вина; эта кашица роздана всем и немедленно съедена. В результате бисквитов больше не остается. Спохватившись и поняв, какой опрометчивый поступок он совершил, Савиньи устанавливает дневной рацион в три четверти литра вина на человека. Затем, чтобы скрасить всеобщее уныние, Савиньи произносит очень примечательную речь, совершенно непохожую на предшествующую ей речь Кудена. Он тоже возрождает надежду, но по-своему: эта надежда на отмщение! Он вновь разжигает ненадолго утихшие страсти, тем, что восстанавливает всех против командования, ответственного за предательство. Таким образом, он подчинил себе этих людей, изнуренных настолько, что им было трудно думать самостоятельно. Еще немногим позже, по просьбе Кудена, лишенного возможности передвигаться, он занимается установкой временного рангоута. По его приказу разрубается мачта из погибшего фрегата, устанавливаются опоры, развертывается бизань: пропорции соблюдены, парус ориентирован правильно, но все это мало влияет на скорость плота – в основном он движется благодаря течению. Из доклада Корреара – Савиньи:

«Крики людей смешивались с шумом водяных потоков, море постоянно поднимало переднюю часть плота, нас каждый момент могло смыть за борт… Всю ночь боролись со смертью, крепко удерживаясь за тросы. Мы находились между жизнью и смертью, оплакивая свою горькую судьбу, сопротивлялись безумству волн. Так мы провели первую ночь на плоту. То здесь, то там слышались страшные крики солдат и матросов, они готовили себя к не минуемой гибели и прощались друг с другом, горячо моля Всевышнего о спасении. Все молились об этом, но никто не верил, что мольбы их исполнятся».

К рассвету на плоту оказалось двадцать погибших. У двенадцати из них ноги были зажаты между досками, когда они скользили по палубе, остальных смыло за борт.

День 6 июля начался с самоубийства булочника с «Медузы» и двух юнг. Они попрощались с товарищами и казалось, что он видел землю, кто-то замечал несуществующие корабли. Бесполезный парус решили все же не снимать: его полотнище могло быть замечено со шлюпок. Ведь еще была надежда, что они вернутся с острова Арген. Эта мысль поддерживала людей, уже начавших страдать от голода, а бисквита не осталось ни кусочка; приходилось довольствоваться тремя четвертями литра вина.

Стояла страшная жара, но от жажды спасало то, что плот был сильно погружен в воду. К вечеру снова начался ропот. Ночь принесла с собой облака, непроницаемую темноту и пронизывающий ветер. И снова те же испытания. По свидетельству Корреара – Савиньи, «волны набегали со всех сторон и увлекали за собой людей, несмотря на их отчаянное сопротивление. Несчастные так сгрудились в центре плота, что некоторые задохнулись, придавленные телами навалившихся на них товарищей».

Офицеры держались у малой мачты и всякий раз, когда налетал новый вал, кричали остальным, к какому борту прижаться, чтобы не смыло волной; пассажирам приходилось перемещаться на более поднятую сторону, чтобы служить живым противовесом. Плот вел себя на волнах как простая лодка, болтающаяся на воде.

Так прошло несколько мучительных часов. Ветер утих. Корреар и Савиньи не упоминают об этом затишье. Между тем, если бы шторм и свирепствовал вплоть до наступления следующего дня, то баталии, разыгравшиеся на плоту, были бы просто невозможны. В докладе Корреара – Савиньи содержится приведенная ниже версия событий. Но прежде, чем дать основные ее положения, оговоримся, что описанная ими картина возлагает вину за происшедшее на простых солдат: факт сомнительный и не подтвержденный показаниями других свидетелей.



Итак, основные этапы мятежа по Корреару – Савиньи:

1-й этап: ощущение близкой и неизбежной гибели толкнуло матросов и солдат на то, чтобы пробить бочку и напиться; они решили перерезать крепления плота, чтобы погибнуть всем вместе. Офицеры были не в состоянии вразумить их. Не смогли они и предотвратить захват винной бочки. Здесь кроется первое противоречие. Ведь бочка находилась в центре плота, вблизи от мачты, на возвышении, занятом офицерами и людьми из их окружения. Значит, в течение всего дня шло обсуждение дальнейших действий, в результате чего образовались две противоборствующие стороны.

2-й этап: солдат азиатского происхождения подает сигнал к восстанию. Он хватает топор и пытается разрубить трос. Рассказчики специально делают акцент на том, что речь идет о цветном, наказание которого в эпоху, когда превосходство белого человека было вне всяких сомнений, выглядит практически обоснованным. Итак, он кулаками прокладывает себе путь, приближается офицер. Гигант угрожает ему топором. Цветного убивают. Начинается бунт. Мятежники обнажают сабли и вытаскивают ножи. Один из бунтовщиков угрожает офицеру. Его закалывают. Тогда восставшие отходят к корме, прикрывая одного из своих, который начинает перерезать крепления. Офицеры, предупрежденные об этом перебежчиком, теснят мятежников. Начинается общая схватка.

Трудно вообразить, что горстка людей столь успешно и ловко противостояла разъяренной толпе. Корреар и Савиньи говорят, что у бунтовщиков якобы были сабли и штыки. Откуда? Ведь, как мы помним, в момент погрузки на плот военные были разоружены, чтобы не перегружать плот. Офицеры же, как и прочие высокопоставленные лица, напротив, сохранили при себе сабли, шпаги и карабины. Конечно, и среди солдат нашлись те, кто, несмотря на запрет, взял с собой оружие, но они были в явном меньшинстве.

События, произошедшие во время второго бунта, лишний раз подтверждают эту версию. Кроме того, подозрителен сам факт, что бунтовщики овладели винной бочкой. Как получилось, что офицеры, зная о действии алкоголя на желудок, не принимавший пищу в течение суток, позволили проткнуть бочонок, они ведь так успешно расправились с теми, кто пытался разрубить крепления плота! Куден же в своем рапорте на имя министра официально подтверждает версию Корреара – Савиньи, что позволяет и на него возложить ответственность за события на плоту, ибо он был назначен его командиром. А сам Куден, из-за ранения не способный передвигаться, отдавал ли он себе отчет в том, что затевалось вокруг него? Да и посвятили ли Савиньи с сообщниками в свои планы Кудена, известного своим благородством и прямотой характера?

В своем отчете о кораблекрушении Ран приводит очень интересные свидетельства Тома, рулевого «Медузы», которому он доверял. Сравнивая доклад Корреара – Савиньи с рассказом своего свидетеля, Ран пишет дословно следующее: «Необходимо отметить одну деталь, которую я постараюсь не пропустить в окончательном варианте своего отчета. Речь вот о чем. В своем повествовании Савиньи говорит: „Мы проявили слабость, когда не воспрепятствовали тому, чтобы они тайком пили вино“. А Том говорит другое: „Эти господа посоветовались, а затем поставили бочонок посреди палубы, приказали его пробить и опорожнить. Несчастные солдаты напились, опьянели, потом вдруг начался беспорядок, за которым последовала резня, одни громко требовали свои подвесные койки и искали твиндек или судовую артиллерию. Другие кричали, что все потеряно, и бросались в море. Некоторые же, схватив ножи и топоры, собирались пустить плот ко дну. Офицеры, решив помешать исполнению этого замысла, бросились на них с саблями и устроили жестокую резню… Их не остановили ни крики, ни мольбы о помощи, они истребили около сорока человек“.